Продолжаем рассказ о поэтах Серебряного века. Ч.І Марина Цветаева – на странице https://lib-lg.com/sobytiya/gorkovka-rekomenduet/8195-yubilei-poetov-serebryanogo-veka-obzor-iz-serii-chitaem-luchshie-knigi-ch-i-marina-tsvetaeva

Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!
Игорь Северянин, 1912 г.

Игорь Северянин, или Игорь-Северянин, – псевдоним знакового русского поэта «Серебряного века», переводчика, основателя и лидера движения эгофутуристов, впервые употребившего слово «футурист», Игоря Васильевича Лотарева (1887–1941).

Отец его, Василий Петрович, – военный инженер, выходец из владимирских мещан, дослужившийся до штабс-капитана, умер в 1904 г. Мать происходила из известного дворянского рода Шеншиных, была в родстве с поэтом А. А. Фетом, также принадлежавшим этому роду. Родство, по словам Северянина, связывало его и со знаменитым историком Н.М. Карамзиным (неподтвержденный факт) и с сестрами Е. Мравинской и А. Коллонтай (непрямое родство, свойство).

В 1896 г. родители развелись, и будущий поэт уехал с отцом, вышедшим к тому времени в отставку, в Череповец; незадолго до смерти отца побывал с ним на Дальнем Востоке, а в 1904 г. поселился у матери в Гатчине. Учился он мало, закончил четыре класса Череповецкого реального училища, зато стихи начал писать в 8 лет. Одно из первых ярких впечатлений – влюбленность в Евгению Гуцан («золотую Злату»), которая стала и музой поэта, и матерью его ребенка. Однако еще не построенная семейная лодка разбилась о быт. В год его романа с «девушкой в сиреневой накидке» он – всего лишь Игорь Лотарев, молодой человек без образования, без специальности, и без гроша в кармане (но при этом самоуверенный, ничуть не сомневающийся, что совсем скоро будет богат и знаменит).

Первые публикации в периодических изданиях Игорь Лотарёв подписывал псевдонимами «Граф Евграф д’Аксанграф» (фр. accent grave), «Игла», «Мимоза». Регулярно публиковаться начал с 1904 года: «К предстоящему выходу Порт-Артурской эскадры. Стихотворение»; «Гибель „Рюрика“. Стихотворение»; «Подвиг „Новика“. К крейсеру „Изумруд“. Стихотворения». Однако днём начала литературной деятельности считал публикацию в Повременном издании для солдат и народа «Досуг и дело» стихотворение «Гибель „Рюрика“».

Литературе Северянин сразу же отдался самозабвенно; тоненькие брошюры своих стихов (от 2 до 16 стихотворений) он рассылал по редакциям «для отзыва», – стихи особого отклика не имели. 20 ноября 1907 года (этот день поэт ежегодно праздновал как день профессионального рождения) он познакомился со своим главным учителем – К. Фофановым, который первым из поэтов оценил его талант. В 1908 году стали появляться первые заметки о брошюрках стихов, издаваемых в основном самим Северяниным: всего поэт издал за свой счёт 35 брошюр, которые предполагал позже объединить в «Полное собрание поэз».

В 1909 г. писатель-публицист Иван Наживин привез брошюру «Интуитивные краски» в Ясную Поляну и прочитал стихи Льву Толстому. Великого писателя-реалиста резко возмутило одно из «явно иронических» стихотворений этой брошюры – «Хабанера II», начинающееся так: «Вонзите штопор в упругость пробки, – И взоры женщин не будут робки!..». Комментарий Толстого о «Хабанере II» Наживин предал огласке в прессе:

«Чем занимаются, чем занимаются…и это – литература? Вокруг – виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них – упругость пробки…». После чего, говоря словами самого поэта, всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем и сделала его сразу известным на всю страну... «С легкой руки Толстого, хвалившего жалкого Ратгауза в эпоху Фофанова, меня стали бранить все, кому было не лень. Журналы стали печатать охотно мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них, – в вечерах, а может быть, и в благотворителях, – участие», – вспоминал позднее поэт.

Как бы то ни было, Северянин вошел в моду. В 1911 г. Валерий Брюсов, мэтр поэзии Серебрянного века, написал ему дружеское письмо, одобрив брошюру «Электрические стихи». Другой мэтр, поэт-символист Федор Сологуб посвятил Игорю Северянину триолет, начинавшийся строкой «Восходит новая звезда», и принял активное участие в составлении первого большого сборника «Громокипящий кубок» (1913), сопроводив его восторженным предисловием. Затем Сологуб пригласил поэта в турне по России, начав совместные выступления в Минске и завершив их в Кутаиси. Поэт-экспрессионист Сергей Спасский в марте 1913 года был на концерте, о котором вспоминал, что во время выступления Игоря Северянина в Тифлисе публика хохотала до слёз над его манерой держаться на сцене и «петь» стихи.

Успех нарастал. Игорь Северянин основал собственное литературное направление – эгофутуризм: в группу его приверженцев входили К. Олимпов (сын К. М. Фофанова), И. Игнатьев, В. Баян, В. Гнедов и Г. Иванов. Эгофутуристы в 1914 г. провели совместно с кубофутуристами – Д. Бурлюком, В. Маяковским и В. Каменским в Крыму олимпиаду футуризма.

«Ананасы в шампанском» – это, пожалуй, самое известное стихотворение Игоря Северянина, рефрен которого и дал название одноименному сборнику стихов, опубликованных издательством «Наши дни» (Москва, 1915 г.).

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо́ и остро́!
Весь я в чём-то норвежском! Весь я в чём-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрёкот аэропланов! Бе́ги автомобилей!
Ветропро́свист экспрессов! Крылолёт буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грёзофарс…
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы – в Нагасаки! Из Нью-Йорка – на Марс!

По воспоминаниям литератора В. Баяна, будучи в гостях у него, Владимир Маяковский окунул кусок ананаса в шампанское, съел и посоветовал сделать то же сидевшему рядом Северянину. Тот сразу же сочинил первую строфу будущего стихотворения. Критик Н. Боровская написала об этом произведении: «В нервном ритме стихотворения – ритм начала века. «Ананасы в шампанском» – ведь это символ времени, его неожиданность и острота, его открытия, его извивы и изыски, эксцентрическое соединение прежде несовместимого. Как сжато, как ярко и выразительно – гениально!».

Другими критиками, затем и обществом,  стихотворение воспринималось как глупая и претенциозная безвкусица, фраза «ананасы в шампанском» стала символом обывательской мечты о богемной, красивой жизни. Критик В. П. Кошелев писал: «Прочитал я эту «Увертюру» и снисходительно пожал плечами. Глупость и претенциозность страшная…». Литературовед Виктор Перцов предполагает, что именно про «Ананасы в шампанском» говорил Владимир Маяковский в строфе также написанного в 1915 году и скандально исполненного в «Бродячей собаке» антивоенного стихотворения «Вам!»:

Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие нажраться лучше как, –
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?
Если б он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!

Начавшаяся первая мировая война, пусть и не сразу, сменила общественные интересы, сместила акценты, ярко выраженный гедонистический восторг и поэзии Северянина оказался неуместным. Сначала поэт даже приветствовал войну, собирался вести поклонников «на Берлин», но быстро передумал, и опять углубился в личные переживания, заполняя дальше дневник своей души. 27 февраля 1918 г. на известном вечере в Политехническом музее в Москве Игорь Северянин был избран «королем поэтов». Вторым был признан В. Маяковский, третьим В. Каменский.

В первых числах марта 1918 года Игорь Северянин возвращается в Эстонию, которая после заключения Брестского мира была оккупирована Германией. В курортный поселок Тойла он попадает через карантин в Нарве и фильтрационный лагерь в Таллине. Больше в Россию он уже никогда не попадёт: в Эстонии Северянина удерживал и брак с Фелиcсой Круут, с которой поэт прожил 16 лет.

В 20-е годы он естественно держится вне политики, (называет себя не эмигрантом, а дачником) и вместо политических выступлений против Советской власти он пишет памфлеты против высших эмигрантских кругов. Эмигрантам нужна была другая поэзия и другие поэты. Игорь Северянин по-прежнему много писал, довольно интенсивно переводил эстонских поэтов: в 1919-1923 гг. выходит 9 новых книг, в том числе, «Соловей». С 1921 года поэт гастролирует и за пределами Эстонии: 1922год - Берлин, 1923 - Финляндия, 1924 - Германия, Латвия, Чехия... В 1922-1925 годах Северянин пишет в довольно редком жанре – автобиографические романы в стихах: «Падучая стремнина», «Роса оранжевого часа» и «Колокола собора чувств».

Большую часть времени Северянин проводит Тойле, за рыбной ловлей, в повседневной жизни довольствуясь немногим. С 1925 по 1930 год не вышло ни одного сборника стихотворений, но в 1931 году вышел новый, без сомнения выдающийся, сборник стихов «Классические розы», обобщающий опыт 1922-1930 гг. В 1930-1934 годах состоялось несколько гастролей по Европе, имевшие шумный успех, но издателей для книг найти не удавалось. Небольшой сборник стихов «Адриатика» (1932) Северянин, как и раньше, издал за свой счет и сам же пытался распространять его. Особенно ухудшилось материальное положение к 1936 году, когда к тому же он разорвал отношения с Фелиссой Круут:

Стала жизнь совсем на смерть похожа:
Все тщета, все тусклость, все обман.
Я спускаюсь к лодке, зябко ёжась,
Чтобы кануть вместе с ней в туман...

Игорь-Северянин стал первым крупным переводчиком эстонской поэзии на русский язык. Ему принадлежит первая антология эстонской поэзии на русском языке «Поэты Эстонии» (Tartu, 1928), два сборника стихов Хенрика Виснапу – «Amores» (Москва, 1922) и «Полевая фиалка» (Нарва, 1939), два сборника стихов Алексиса Раннита (Алексея Долгошева) – «В оконном переплёте» (Tallinn, 1938) и «Via Dolorosa» (Стокгольм, Сев. Огни, 1940) и сборник стихов поэтессы Марие Ундер «Предцветенье» (Таллин, 1937).

Интерес представляют также исследование «Теория версификации. Стилистика поэтики» и воспоминания «Моё о Маяковском» (1940).

Поэт умер 20 декабря 1941 г. в оккупированном немцами Таллинне и был похоронен на Александро-Невском кладбище. На памятнике помещены его строки:

Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!