Культура Луганщины

Правда без любви убивает человека — это основная идея спектакля «Гамлет» в постановке режиссера Алексея Кравчука. «Часто люди говорят правду, а ты думаешь: зачем ты это говоришь человеку? Он же потом пойдёт и повесится. Можно, конечно, говорить правду, но нужно, чтобы она давала человеку перспективу».

Алексей Кравчук, директор, режиссёр и актер Львовского академического театра имени Леся Курбаса, театралам Луганска знаком — два года назад областной украинский академический музыкально-драматический театр также открывал сезон его спектаклем. Тогда это были «Шесть персонажей в поисках автора» по пьесе Л. Пиранделло. И вот теперь — «Гамлет».

Поставить его, и непременно с Максимом Рыжеволом в главной роли, режиссер задумал ещё во время репетиций «Шести персонажей...», где молодой актёр играл роль Сына. «К сожалению, в театре часто используются штампы, каким должен быть Гамлет: высокий, красивый, этакий гренадёр. А Максим — актёр, у которого очень интересный внутренний мир». Сегодня замысел реализован, и театр приглашает зрителей на необычный для нашего города спектакль.

«Шекспир передаётся только через актёров»

Если говорить о постановочных средствах, режиссёр использует в своей новой работе, как и в «Шести персонажах...», так называемые «игровые структуры», но определяющими здесь являются «вертикальные структуры». Это когда человек задает сам себе очень важный вопрос, например, «Быть или не быть?» «Мне кажется, если вопрос задан человеком самому себе честно, то он задан Богу. Это всегда диалог».

— Алексей Анатольевич, как Вам работалось с луганскими актёрами?

— Первый этап репетиций прошли хорошо, искренне и толково. Все актёры очень много работали, позволяли репетировать сверх нормы. А второй этап начался с того момента, когда спектакль уже появился в репертуаре.

— После премьеры?

— Да, чтобы это не происходило так, как бывает в крупных театрах, когда смерть спектакля начинает звучать с момента его премьеры. Спектакль должен ещё год-два существовать в репетиционном формате, когда он уже, в общем-то, готов для зрителя, но, чтобы он имел свою жизнь, ему надо эту жизнь организовывать. И тогда премьера — не формальная, а настоящая — как правило, происходит на10-15-м спектакле.

Придерживаться этого механизма ведения работы особенно важно в таких ответственных материалах, как трагедии Шекспира, потому что они имеют мистические корни. Есть закон трагедии, мистериальный закон, когда человеку что-то открывается в момент сильных переживаний, и этот закон нужно любить и уважать. Особенно в нашем прагматичном мире надо на это обращать внимание.

— Вы пытались передать дух Шекспира, или делали свою вариацию?

— Шекспира мы не знаем, он для нас прах, земля, глина. Мы не можем сказать, каким он был. У нас есть только тексты, и есть живые люди, актёры. Он передаётся только через актёров, здесь и сейчас. Для нас очень важен этот момент — найти связь не какую-нибудь, какая была в 16-17веке, или в 60-70 годах, а которая может быть адекватной только сегодня. Тогда материал начинает звучать.

— На какие традиции, театральные школы Вы ориентировались при постановке?

— Есть несколько работ, которые меня вдохновили, скажем, спектакли Питера Брука или Някрошюса. Но в целом, я не ориентировался на какие-либо театральные системы, а шёл от текста Юрия Андруховича. Его перевод «Гамлета» и подсказал мне весь постановочный метод для этого спектакля.

Много изменений пришло уже во время работы. Актёры настолько хорошо работали, что в те моменты, когда они были проводниками каких-то важных вещей, нужно было прислушиваться, что в них говорит, и «вытягивать» это, а потом вставлять в спектакль. Здесь важен не персонаж, а именно персона. Персонажей — Гамлета, Гертруду, Клавдия — мы не знаем, и мы их не играем. А персона — это человек и те темы, которые он может через себя пропустить.

— То есть Вы идёте от личности актёра?

— Да, безусловно. Есть драматургия, которая позволяет работать с персонажем — у Пиранделло, например, — но всё равно там очень большую роль играет персона, то есть человек.

— «Шесть персонажей...» были предложены зрителю с подзаголовком «Импровизируем Пиранделло», а в «Гамлете» в каких рамках допускается импровизация?

— Здесь партитура очень точная, она выстроена по мизансценам, по движениям. А вот по внутреннему ведению темы это, безусловно, импровизация. Но она должна всегда идти в «десятку», потому что момент любви или предательства для нас сегодня один, а завтра будет другой.

«Мир возродится через женщину»

Через весь спектакль сквозной светящейся нитью проходят две темы: отчаянная, иссушающая нехватка Любви в мире, что передаёт изображение растрескавшейся земли на программке, и— ещё почти призрачная, но возможность возрождения мира и гармонии, возврата к нормальной жизни.

Офелия, традиционно, является второстепенным персонажем в большинстве театральных версий Гамлета. Алексей Кравчук же думает совершенно иначе. Для него она, похоже, центральная фигура всего действия. Да, наверное, по-другому и не может быть в нашу эпоху, которую многие считают временем женщин...

— Символический момент: по тексту, Офелия умирает и её хоронят вместе с Полонием, а в спектакле она до конца действия остаётся на сцене...

— Мы говорили о том, что правда без любви убивает человека. Офелия выступает неким символом, который проявляет момент убийства и изнасилования человека. Очень многое возрождается через женщину. Только через эту молитву, которая может быть в женщине, и может быть обновление мира и любви. Для меня это очень важный момент. Как только женщина забывает, что такое любовь, мир начинает страдать. А когда женщина чувствует этот момент, всё вокруг выстраивается так, как должно быть. Неважно, в каком она возрасте, будь она молодая, или среднего возраста, или бабушка, прабабушка, — неважно. Вокруг её терпения, любви очень много всего восстанавливается.

— Похоже, в Вашей постановке одна из основных идей — роль женского начала в мире?

— Да, потому что женское начало очень активное, неимоверно активное. Мужчины могут ругаться, кричать, воевать, а она остаётся, воспитывает детей, хранит очаг, молится, терпит, мирится, примиряет, прощает, принимает, и тогда всё как бы высветляется.

— Мы видим на сцене, что Офелия формально сумасшедшая, но фактически она остаётся женщиной, и она всё равно несёт эту любовь, душа её не умирает, её сущность никуда не девается...

— Первое действие до последней сцены — это, в сущности, экспозиция. Исходное событие — убийство короля, а основной поворот в первом действии совершается в сцене, где Гамлет разрывает отношения с Офелией: «иди ты в монастырь!» Он как бы отрывает от себя свою любовь. И, собственно, с этого начинается вся закрутка. Очень важна реприза к последней сцене — молитва Офелии.

— На фоне видеоряда, когда в начале рушатся дома, рушится мир, а в конце всё собирается обратно? То есть «порвалась связь времён», и нужно её восстановить?

— Да, мы добавили эту молитву. Здесь, как в Экклезиасте, есть текст, и всё повторяется, повторяется, повторяется. У апостола Павла есть слова: вы забыли свою первую любовь, вернитесь к ней. Как часто мы забываем чувство трепета, любви, которая наполняет всё, которая не эгоистична, которая терпит, которая может возродить всё. Офелия — носитель такой любви. И потому мы можем говорить не столько о безумии, сколько окакой-токрайней точке кипения этой женщины, которая из грязи, из крови может всё возродить. Это как в сожжённых во время войны белорусских сёлах оставалась пара женщин, которые их возрождали, возрождали, возрождали, и с этого снова начиналась жизнь. Мне кажется очень важной эта тема, потому что это— о нас.

«Офелия необычайно крепко стоит на ногах»

— У Офелии, в начале спектакля, пластика очень активная. Конечно, все двигаются экспрессивно, актёры вкладывают много энергии, но Офелию мы обычно представляем себе совсем другой...

— Мы трактуем этот образ по энергиям не как романтическую девочку, а берём её как полноценную женщину, которая живёт неимоверно активной сексуальной жизнью. Это тот момент, который очень важен. Потому что, скажем, у наших украинских женщин, как часто бывает, в40-50лет наступает фригидность. И этому часто способствуют мужчины. В наших женщинах убивают нижние центры. Мы не привыкли говорить о нижних центрах, считаем, что нужно говорить очём-тотаком высоком, хорошем... И потом, мужчина сознательно вбивает женщине в голову, что онатакая-сякая.И она превращается в забитое создание, для которой есть только хозяйство и дети, а секс для неё становится просто пыткой. Она не чувствует удовольствия от этого, и мужчина тоже не чувствует удовольствия. Происходит разрушение всего...

Мне хотелось бы, чтобы женщина была неимоверно полноценной, чтобы разум, сердце, душа, тело— всё работало. При этом избежать момента пошлости, а сделать её полноценной, активной, красивой женщиной, тотальной женщиной, которая хочет любить, которая хочет родить, которая любит, которая хочет быть любимой, которая может взять, которая может отпустить,— вот этот момент мне хотелось бы передать в Офелии. И тогда мы видим, что она не сходит с ума, она необычайно крепко стоит на ногах в этой разрухе, хотя и будет кричать, рвать на себе волосы...

— «Восхожу к высокой степени безумства»?

— Да, можно сказать и так. Она будет крепко стоять, как каменные бабы стоят.

В наше время мужчины в большинстве своём вырастают такими фаллонарциссами, которые кичатся своими мужскими качествами, которые им Бог дал, но они не понимают, для чего это им дано, и с большой любовью убивают женщин, унижая их.

— Вы считаете, что здесь ответственность лежит только на мужчинах?

— Она лежит вообще на человеке, каждая секунда— это наша ответственность. Но на сегодняшний день я думаю, что да, в большинстве случаев на мужчинах.

«Любая борьба разрушает людей»

Есть ещё одна причина, по которой Алексей Кравчук выбрал на роль Гамлета Максима Рыжевола. В «Шести персонажах...» он сыграл роль Сына, которая, по мнению режиссера, очень похожа на роль Гамлета. «Там тоже постоянный вопрос: быть или не быть. Это не моя история, говорит Сын, меня втянули в эту трагедию... Его как бы заставили играть не свою роль. И Гамлет также попадает в навязанную ему ситуацию, берет на себя ответственность и должен пройти этот путь до конца...»

— Почему Гамлет отверг Офелию?

— Тут такая парадоксальная вещь, тут можно найти несколько пластов. Один пласт лежит в сюжете: он даже не мог быть с ней открытым, потому что её использует Полоний.

— И она находится в стане врага?

— Да, это сюжетная канва. А если брать по теме, то мне кажется, что это неимоверный акт признания в любви. Парадоксальная вещь, когда человек от большой любви может выгнать, уехать, уйти, и всю жизнь будет любить, и всю жизнь будет нести в себе это. Всю жизнь, до конца!

— Может быть, он назначил себе жить ради мести, и знал, что скоро погибнет, потому и не хотел тащить в это Офелию?

— Да, и это говорит о его ответственности. Не зря же он потом сказал Лаэрту: да, я её любил...

— А может быть, это отблеск его отношений с матерью?

— И это тоже есть. Когда мы разбирали пьесу, мы видели, что он с Офелией часто ведёт себя так, как вёл бы с матерью. Сын будет вести себя с женщиной так, каковы у него отношения с матерью.

— Он это переносит на всех женщин?

— Да, однозначно. Если с мамой нормальные, хорошие отношения, мальчик сначала влюбляется в свою маму, потому что он ещё других женщин не знает. А если у мужчины разорваны контакты с матерью, он будет разрушать свою жену, он будет ей не доверять, гнобить её, вплоть до того, что потом станет просто импотентом— не по природе, а покаким-то внутренним вещам...

— Кажется, что в разговоре с матерью, в середине действия, всё это наносное с него слетает, и мы видим, что он любит её. А потом опять ненавидит...

— Когда он как бы бросает её, он говорит: смотри, как ты живёшь, что ты делаешь, смотри! Только близкий человек может так сказать подобные вещи.

Это тоже момент выбора. В каждый момент мы находимся перед выбором, как нам поступить. Или, скажем, стать как все, или сберечь свою аутентичность, то, что для нас важно...

— Своеобразна встреча с призраком отца: он не идёт, а сидит в кресле. Это передаёт его беспомощность?

— Он выписан как человек, который меняет задачу Гамлета. Нам было очень важно найти этот образ. Все живые двигаются, а он не двигается. Этот момент статики показывает, что он не из этого пространства, времени, не из этого мира.

— А когда он должен появиться второй раз, он не появляется, а его слова говорит Гертруда?

— У духа короля с Гертрудой произошёл как бы момент стыковки, соединения, когда призрак— как символ того забытого, которое возникает в её памяти. Хотелось провести его через неё, а не выводить его как призрак. Когда Гамлет смотрит в глаза матери, он будто говорит ей: смотри, вот же, он в тебе, он живёт в тебе. Тут важный момент, мне кажется— хоть я, как мужчина, могу только предполагать— что каждая женщина всю жизнь хранит в себе первую любовь, особенно если это был её муж. Первая любовь— неимоверная по силе любовь, она сохраняетсягде-тов уголках глаз, в глубине души, в теле. Даже если потом будут появляться другие мужчины, это всегда будет существовать.

— В финале спектакля, похоже, и Гамлет сходит с ума?

— Да, потому что борьба разрушает людей. Любая борьба, очень сильно разрушает. И тогда мы не замечаем, как становимся просто сумасшедшими.

— А то, что Гамлет и Лаэрт в конце не бьются, а просто стоят? Может быть, они устали от активных действий?

— Мне хотелось по образу больше взять не столько бой Лаэрта, сколько момент их примирения. Ведь на самом деле Лаэрт— это тот же Гамлет. В начале спектакля— это тот Гамлет, который не имеет проблем, в конце— тот Гамлет, который имеет много проблем. И очень важен момент их примирения, а не боя. Мы пытались и здесь провести это через Офелию.

«Джем-сейшн на тему «Гамлета»

Конечно же, невозможно было не расспросить режиссёра о значении некоторых символов, которыми обильно насыщен спектакль. Но нужно иметь в виду, что вся символика неоднозначна, и её трактовка сознательно отдана режиссёром на откуп зрителям.

Взять хотя бы подбор музыки. Её в «Гамлете» много: это Стефан Микус, фрагменты композиций Нино Рота, Жан Мишель Жар, советские вальсы и марши30-хгодов... Разные эпохи, разные культурные слои— будто намёк на универсальность для человеческой цивилизации поднятых проблем. А главное— вся музыка потрясающе красива и лирична, совершенно вразрез с тем злом, что творится на сцене. Как и восстающий из разрухи мир в финальном видеоряде. Как и лицо Веры Холодной, как и цветущая вишня— в других видеорядах, как щемящая память о добром прошлом...

— Что символизирует люк в сцене, с сиденьем от унитаза в качестве нимба, через который входят и выходят актёры?

— Эти сцены мы используем тогда, когда Розенкранц и Гильденстерн начинают говорить о высоких вещах. Это нужно обязательно снизить, потому что это неправда. И в то же время, когдакто-то начинает говорить о низком, нужно говорить о высоком, чтобы сохранить баланс.

— А та громоздкая конструкция, что висит вверху, выполняет роль люстры?

— Хотелось бы, чтобычто-тотяжёлое над ними висело, что их давит постоянно. Просто давит, давит, давит на человека.

— Костюмы—что-тосреднее между старинными и современными?

— Костюмы рассыпаются со второго действия. Важно было показать, что, с одной стороны, это классика, миф, а с другой стороны, всё это может происходить в любое время. У женщин костюмы скорее символические, подчёркивают их характер. Ира Лубская— очень хороший художник по костюмам, она чувствует стиль, ичто-то поменяла уже во время репетиций.

— Кстати, её комментарий к спектаклю:«Джем-сейшнна тему «Гамлета»». В том смысле, что все участники спектакля постоянно думают, что делать, а не просто на автомате работают. Вы согласны с таким определением?

— В принципе, так и должно быть. Идеальный формат— когда режиссер, актёры, сценограф, художник по костюмам творят вместе, когда всё рождается в процессе работы. Мы читаем пьесу, слушаем, как что проявляется, ведём вживую, так и рождается спектакль. Редко кто может это себе позволить.

Спектакль Алексея Кравчука тем и интересен, что он неоднозначен, что даёт простор для размышлений, для ассоциативного восприятия. И тем, что пробуждает в людях «вертикальные структуры» поиска не только истины, но и добра, любви, человечности.

Беседовала Светлана Дзюба.

Спектакль «Гамлет» появился на свет благодаря актёрам: Офелия— Олеся Забелина, Наталья Филипенко, Гертруда— Наталья Кутовая, Клавдий— Анатолий Яворский, Полоний— Виталий Лясников, Горацио— Дмитрий Гнутов, Лаэрт— засл. арт. Украины Александр Редя, а также: Евгений Тодоракин, Николай Кривошея, Ольга Яковенко, Сергей Игуменцев, Николай Ляховец, Андрей Широкий, Артём Филенко.

Алексей Кравчук: «Правда без любви убивает» [Электронный ресурс]: беседа с директором, режиссёром и актером Львовского академического театра имени Леся Курбаса.- Режим доступа: http://afield.org.ua/mirwom/gamlet.phtml.- Назв. с экрана

• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
•