Культура Луганщины

Картина кисти Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван», ныне находящаяся в Третьяковской галерее, а впервые выставленная на выставке художников-передвижников в Петербурге, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Сюжетом для картины великий русский художник взял историческое событие 16 ноября 1581 года: царь Иван Грозный, в порыве гнева, убивает своего сына.

Вся питерская интеллигенция увидела в картине новый мировой шедевр, власти разразились гневными комментариями, но только один посетитель выставки вглядывался в полотно исторической трагедии как в зеркало собственной жизни. Ведь для написания образа царевича Ивана во всей столице нельзя было найти более подходящего кандидата, чем лицо с печатью обреченности Всеволода Гаршина.

Человек с оголенным нервом…

Отец русской новеллы, человек с оголенным нервом, пишущий кровью, совесть общества... Все эти эпитеты – в адрес нашего великого земляка Всеволода Гаршина. Великий мастер слова и великий мученик. Он прожил очень короткую, но переполненную эмоциями жизнь. Балансируя на грани чувственности и безумия, он создавал свои произведения. Он выливал на страницы предмет своего созерцания и сопереживания... Что может быть проще, чем описать проходящую перед твоими глазами жизнь? Что может быть сложнее – усмотреть жизнь в жизни? На эти вопросы Гаршин отвечал своими произведениями.

Когда у вас в душе поселится умиротворение, когда вы найдете несколько часов, чтобы выскочить из «белкиного колеса» нашей сумасшедшей жизни, возьмите и прочтите «Четыре дня» или «Красный цветок», или же, на ночь ребенку, милую сказку «Лягушка-путешественница» – вы почувствуете, что такое настоящая русская литература и чем же велик наш с вами земляк Всеволод Гаршин.

Продюсер проекта Родион Мирошник

Из книги воспоминаний Ильи Репина «Далекое близкое»:

«C пepвoгo жe знaкoмcтвa мoeгo c В.A. Гapшиным, – кaжeтcя, в зaлe Пaвлoвoй (Koнцepтнo-тeaтpaльный зaл в Санкт-Петербурге нa Tpoицкoй yлицe, нынe yлицa Aнтoнa Pyбинштeйнa – ред.), гдe eгo coпpoвoждaлo нecкoлькo чeлoвeк мoлoдeжи, кypcиcтoк и cтyдeнтoв, – я зaтлeлcя ocoбeннoю нeжнocтью к нeмy. Mнe xoтeлocь eгo и ycaдить пoyдoбнee, чтoбы oн нe зaшибcя и чтoбы eгo кaк-нибyдь нe зaдeли. Гapшин был cимпaтичeн и кpacив, кaк милaя, дoбpaя дeвицa-кpacaвицa.

Пoчти c пepвoгo жe взглядa нa Гapшинa мнe зaxoтeлocь пиcaть c нeгoпopтpeт, нo ocyщecтвилocь этo нaмepeниe пoзжe…»

XIX век – Золотой век русской поэзии и литературы. Период явления миру лучших творений русской драматургии, стихосложения, прозы… Период формирования настоящего русского литературного языка. И ключевым в этом понятии является слово «век». Столетие, складывавшее год за годом, кирпичик за кирпичиком крайне своеобразное, непохожее, глубоко православное и человечное восприятие действительности, положенное на бумагу. Путь от Пушкина до Чехова – это путь преемственности и развития лучших литературных традиций несколькими поколениями писателей и поэтов, которые каждый по своему – кто-то талантливо, кто-то гениально, кто как мог, создавали этот «золотой век», который в реальной жизни был очень далек от блистательности. Постоянные войны, социальные трансформации и человеческая боль, воспринятые людьми с «оголенным нервом», пропущенные через себя, и сотворили «золотой век».

…Будучи выходцем из древнего дворянского рода, Всеволод Гаршин родился в 1855 году родовом имении «Приятная долина» Бахмутского уезда Екатеринославской губернии (неподалеку от нынешнего Старобельска), где и провел первые годы своей жизни.

Из автобиографии Всеволода Гаршина:

«По семейному преданию, наш родоначальник, мурза Горша или Гарша, вышел из Золотой Орды при Иване III и крестился; ему или его потомкам были даны земли в нынешней Воронежской губернии, где Гаршины благополучно дожили до нынешних времен. (…) Дед мой Егор Архипович был человек крутой, жестокий и властный: порол мужиков, пользовался правом primae noctis и выливая кипятком фруктовые деревья непокорных однодворцев. Он судился всю жизнь с соседями из-за каких-то подтопов мельниц, и к концу жизни сильно расстроил свое крупное состояние, так что отцу моему, одному из четверых сыновей и одиннадцати или двенадцати детей, досталось только семьдесят душ в Старобельском уезде. Странным образом, отец мой был совершенною противуположностью деду: служа в кирасирах (в Глуховском полку) в николаевское время, он никогда не бил солдат; разве уж когда очень рассердится, то ударит фуражкой. Он кончил курс в 1 Московской гимназии и пробыл года два в Московском университете на юридическом факультете, но потом, как он сам говорил, «увлекся военной службой» и поступил в кирасирскую дивизию. Квартируя с полком на Донце и ездя с офицерами по помещикам, он познакомился с моею матерью, Екатериной Степановной, тогда еще Акимовою, и в 1848 г. женился…»

С раннего детства Всеволод отличается от сверстников. Удивительно светлый взгляд и поразительная задумчивость. Он как губка впитывает окружающий его мир, как бы проживая даже самые мелкие радости и трагедии. Уже к пяти годам он выучился читать и пережил первую семейную драму.

В1860 году в семье Гаршиных случились неприятности. Мать 5-летнего Всеволода влюбилась в домашнего учителя Завадского и, по сути, стала его гражданской женой. В течение последующих 3 лет Всеволод жил с отцом, который сделал все возможное, чтобы сын оставался с ним в Старобельске.

Вместе с отцом – кадровым офицером – с первых лет жизни Всеволод много путешествует, посещает разные уголки России, видит множество новых людей. Невзирая на юный возраст, многие путевые сцены и переживания оставили глубокий след и неизгладимые воспоминания в душе не по годам восприимчивого ребенка.

Из автобиографии:

«Как сквозь сон помню полковую обстановку, огромных рыжих коней и огромных людей в латах, белых с голубым колетах и волосатых касках. Вместе с полком мы часто переезжали с места на место; много смутных воспоминаний сохранилось в моей памяти из этого времени…»

В чтение он также погружался с головой, хоть и не всегда, в силу возраста, будучи в состоянии понять и осознать прочитанное, воспринимал эмоциональные картины произведений.

Из автобиографии:

«Никогда, кажется, я не перечитал такой массы книг, как за 3 года жизни с отцом, от пяти- до восьмилетнего возраста. Кроме разных детских книг (из которых особенно памятен мне превосходный «Мир Божий» Разина), я перечитал все, что мог едва понимать, из «Современника», «Времени» и других журналов за несколько лет. Сильно на меня подействовала Бичер-Стоу («Хижина дяди Тома» и «Жизнь негров«)… Читал Пушкина, Лермонтова («Герой нашего времени» остался совершенно непонятым, кроме Бэлы, о которой я горько плакал)».

В 1863 году мать забрала Всеволода в Петербург, где началась другая жизнь для будущего литератора.

После уездного Старобельска, размеренного и патриархального, Петербург буквально завладел сознанием мальчика. Вовлек его в бурлящую эмоциональную жизнь столицы империи, завладел его сознанием.

Из автобиографии:

«Помню, что Нева привела меня в неописанный восторг (мы жили на Васильевом Острове), и я начал даже с извозчика сочинять к ней стихи, с рифмами «широка» и «глубока«…»

Период обучения не стал для Гаршина серьезной проблемой.

Из автобиографии:

«Учился я вообще довольно плохо, хотя не отличался особою леностью: много времени уходило на постороннее чтение. Во время курса я два раза болел и раз остался в классе по лености, так что семилетний курс для меня превратился в десятилетний, что, впрочем, не составило для меня большой беды, т. к. я поступил в гимназию 9 лет. Хорошие отметки я получал только за русские сочинения и по естественным наукам, к которым чувствовал сильную любовь, не умершую и до сих пор…»

Одно из первых его сочинений с названием «Смерть», переданных учителю словесности, обнаруживает незаурядный талант и тягу к литературе. С 4-го класса Гаршин состоит деятельным сотрудником «Вечерней Газеты», издаваемой еженедельно воспитанниками училища. Его газетные фельетоны о гимназической жизни под псевдонимом «Агасфер» пользуются неизменной популярностью среди юных читателей. Гаршин пробует себя и в поэзии, на свет появляется первая полноразмерная поэма, написанная, под влиянием «Илиады», гекзаметром.

Но период первых успехов совпадает и с первыми проявлениям наследственной психической болезни.

Из автобиографии:

«Перед концом курса я выдержал тяжелую болезнь, от которой едва спасся после полугодового леченья. В это же время застрелился мой второй брат...»

Сильное возбуждение и повышенная лихорадочная деятельность, поступки, которые он не мог объяснить в минуты просветления – в этом состоял весь ужас его положения. В своем болезненно чутком сознании он считал себя ответственным за эти поступки, и никакие убеждения не могли его успокоить и заставить думать иначе. Полгода лечения приносят Гаршину облегчение, и в1873 году он успешно окончил курс училища.

Из автобиографии:

«Не имея возможности поступить в университет, я думал сделаться доктором. (…) Но как раз ко времени моего окончания курса (…) было приказано реалистов в доктора не пускать. Пришлось выбирать какое-нибудь из технических заведений: я выбрал то, где поменьше математики, – горный институт».

Все время своего обучения сначала в гимназии, потом в Горном институте Гаршин курсирует между Петербургом, Харьковом и Старобельском. Позже в своих дневниках он назовет южный край своей физической родиной, а Петербург – родиной духовной.

Но старобельские впечатления наложили неизгладимый отпечаток на творчество Гаршина. Первая его публикация – «Подлинная история энского земского собрания», которая появилась в газете «Молва» 1876 году:

«Хлебороднейший уезд одной из хлебороднейших губерний терпит голод, – это странное обстоятельство перестало быть странным со времени достопамятного 1873 года. Наш тучный чернозем полтора месяца не видел капли дождя; всходы погорели; уцелевший хлеб в четверть ростом был с почти пустыми колосьями. Энский уезд, кроме пшеницы, ничего не производит; дело, следовательно, шло серьезное…»

Этот очерк, построенный на старобельском материале, в сатирических тонах изображает работу местного земства. Кроме того, Гаршин собирался написать серию очерков о старобельской жизни. Этому замыслу не суждено было осуществиться...

Ответственность за происходящее, глубокое переживание событий – не только красная нить творчества Гаршина, но и основной мотив его действий, не понимаемых порой его прагматичным окружением. Еще с весны 1876 года, когда в Россию доходят слухи о беспримерных зверствах турок в Болгарии, когда горячо откликнувшееся на это бедствие русское общество стало посылать на помощь страждущим братьям пожертвования и добровольцев, Гаршин всей душой стремится стать в их ряды. Тогда, из-за непризывного возраста, его не пустили. Но мысль о необходимости «принять на себя долю обрушившегося на народ бедствия» все растет и крепнет в душе Гаршина. Когда же в апреле 1877 года он готовился к переходным экзаменам со II на III курс Горного института – пришел манифест о восточной войне. Гаршин бросил все и ринулся туда, куда призывали его совесть и долг. На правах вольноопределяющегося он был зачислен в 138-й Болховский пехотный полк и отправился на войну.

Из автобиографии:

«В кампании я был до 11 августа, когда был ранен. В это время, в походе, я написал свою первую, напечатанную в «Отечественных Записках» вещь, «Четыре дня». Поводом к этому послужил действительный случай, с одним из солдат нашего полка (скажу кстати, что сам я ничего подобного никогда не испытал, так как после раны был сейчас же вынесен из огня)».

«Четыре дня» стали подлинным литературным дебютом Гаршина, основанным на его личном опыте, о котором сам автор скромно умалчивает в автобиографии.

«На самом деле, в сражении 11 августа под Аясларом, как гласила официальная реляция, «рядовой из вольноопределяющихся В. Гаршин примером личной храбрости увлек вперед товарищей в атаку, во время чего и ранен в ногу». Рана была неопасная, но в дальнейших военных действиях Гаршин уже участия не принимал. Произведенный в офицеры, он вскоре вышел в отставку, с полгода пробыл вольнослушателем филологического факультета Петербургского университета , а затем всецело отдался литературной деятельности, которую незадолго до того начал с блестящим успехом…» (из книги одного из современников Гаршина – литературного критика, библиографа и редактора С. Венгерова).

У Гаршина появляется свой литературный стиль. Яркие и лаконичные образы его кратких, но законченных произведений вызывают неподдельный интерес литературной общественности. Простые в композиционном отношении рассказы Гаршина поражают читателей предельной обнаженностью чувств героя. Повествование от первого лица с использованием дневниковых записей, внимание к самым болезненным душевным переживаниям создает эффект абсолютного единства автора и героя. В литературной критике тех лет все чаще встречается фраза: «Гаршин пишет кровью».

В своих текстах он формулирует актуальную проблему для России того времени и для себя лично: ЛИЧНОСТЬ-НАРОД-ВОЙНА. Он пишет о войне, которая происходит между народами, между людьми, в душе человека. Он все чаще рассуждает о зыбкой границе между добром и злом, о неумении оценивать свои поступки с точки зрения христианской этики. Это темы, которые постоянно бередят сознание не только писателя, но и человека – Всеволода Гаршина.

«Душа его, однако, все более и более омрачалась... Сперва (…) трудно было определить, где кончается высокий строй души, и где начинается безумие…» (из книги С. Венгерова).

Пройдя войну и воспринимая любую человеческую боль как свою, Всеволод Гаршин рьяный противник любого террора, как со стороны государства, так и со стороны народников. Ему претит насилие. Он искренне проповедует убеждения, что с идеей нужно бороться другими идеями, а не с помощью крови. А крови в России становится все больше и больше.

Все чаще повторяющиеся приступы болезни приводят писателя в угнетенное состояние. В его произведениях все чаще возникает связка болезнь и война. Для Гаршина болезнь может становится следствием войны, и в то же время духовная болезнь общества может быть причиной войны. Все чаще в его текстах появляется мотив – болезнь и война как несправедливое наказание свыше. Война и болезнь предстают перед ним как трагедия мира в целом, и личности в отдельности.

В.Г. Короленко, «Литературный портрет»:

«…Вследствие напряженной чуткости нервов, Гаршину писать всегда было тяжело. (…) Это делало его произведения глубоко лирическими, налагало на них отпечаток какой-то особенной тревоги. Тон большинства его рассказов держится почти на границе, отделяющей лирическую взволнованность от болезненного аффекта…»

Между тем в стране нарастает революционный террор. В январе 1878 года Вера Засулич стреляет в петербургского градоначальника Трепова. За этим событием следует еще целый ряд террористических актов... Участники партии «Народная воля», за преследования и репрессии, объявляют Александру II смертный приговор. При каждом новом террористическом акте, при каждой новой расправе правительства с революционерами, Гаршин приходит в смятение.

В начале 1880 году у Гаршина появляются серьезные признаки психического расстройства.

«Так, тотчас после назначения графа Лорис-Меликова начальником верховной распорядительной комиссии, Гаршин отправился к нему поздно вечером и не без труда добился свидания с ним. Во время разговора, продолжавшегося более часа, Гаршин делал весьма опасные признания и давал весьма смелые советы всех помиловать и простить. Лорис-Меликов отнесся к нему чрезвычайно ласково. С такими же проектами всепрощения Гаршин поехал в Москву к обер-полицеймейстеру Козлову, затем отправился в Тулу и пешком пошел в Ясную Поляну к Льву Толстому , с которым провел целую ночь в восторженных мечтаниях о том, как устроить счастье всего человечества. Но затем душевное его расстройство приняло такие формы, что родным пришлось поместить его в харьковскую психиатрическую клинику» (из книги С. Венгерова).

Со здешними порядками Гаршин успел познакомиться еще до своего определения на лечение: в апреле 1879 года он посещал лекции в больнице вместе со студентами. А после выхода из больницы пережитое в клинике ложится в основу произведения «Красный цветок». Этот рассказ, который принято рассматривать как сказку, произвел сильнейшее впечатление на современников.

Все творчество Гаршина связано с реальностью. Никакой абстракции, только реальность и порождаемые ею переживание. Постоянное «проживание» действительности. Когда в 1884 году «Отечественные Записки» были закрыты, Гаршин переживает этот факт как личную трагедию. С этого момента литературные произведения писателя появляются крайне редко. Последним становится сказка «Лягушка-путешественница».

Из книги воспоминаний Ильи Репина «Далекое близкое»:

«В пocлeдний paз я вcтpeтил Гapшинa зa нeдeлю дo кaтacтpoфы в Гocтинoм двope. Mнe зaxoтeлocь пoбpoдить c ним. Oн был ocoбeннo гpycтeн, yбит и paccтpoeн. Чтoбы oтвлeчь мoй yпopный взгляд, oбpaщeнный нa нeгo, Гapшин cнaчaлa пытaлcя шyтить, зaтeм cтaл вздыxaть, и cтpaдaниe, глyбoкoe cтpaдaниe изoбpaзилocь нa eгo кpacивoм, нo cильнo пoтeмнeвшeм зa этo вpeмя лицe…»

Гаршин как будто чувствовал приближение кончины. Перед отъездом в Кисловодск, куда его пригласил друг-художник Ярошенко, писатель даже написал завещание. Накануне выезда Гаршин не спал всю ночь. Его мучили тоска и бессонница.

«Я ничего теперь не пишу и решительно не знаю, когда буду в состоянии взяться за перо. Мне лично кажется, что никогда. Я очень болен: я нахожусь в состоянии полной тоски и угнетения духа…» (письмо В. Гаршина, оставшееся недописанным).

Шума падения никто в подъезде не слышал. Когда жена – Надежда Михайловна – выбежала на лестницу в поисках мужа, он лежал внизу с переломанной ногой и успокаивал ее. Это случилось 19 марта 1888 года. Через несколько дней Гаршина не стало...

Читать также:

Луганщина в лицах: Николай Холодилин

Луганщина в лицах: Евграф Ковалевский

Короткая, как миг, жизнь писателя, терзаемого постоянными приступами душевной болезни, могла бы кануть в лету вместе с истлевшими страницами литературных журналов. Но он все же вложил золотой слиток своего таланта в основу «золотого века» русской литературы. Он фактически узаконил в русской литературе особую художественную форму – новеллу, которая получит полное развитие впоследствии в произведениях Антона Чехова и вплоть до Шелохова, Булгакова и Платонова, будет считаться вершиной русской литературы.

Литературный критик Юлий Айхенвальд в своей известнейшей книге «Силуэты русских писателей» написал:

«Если в мир насилия и злобы, в мир стихийной торопливости слепых событий бросить с какой-нибудь Платоновой звезды сознание, и притом сознание нравственное, совесть, то в этой враждебной сфере оно будет чувствовать себя испуганным сиротою и на действительность отзовется недоумением и печалью.

Такое сознание и есть Гаршин».

По материалам «ЛОТ»

Полина Глуз

Глуз, П. Луганщина в лицах: Всеволод Гаршин [Электронный ресурс]/Полина Глуз.- Режим доступа: http://xxivek.com.ua/article/6518.- Назв. с экрана