СОДЕРЖАНИЕ

• Власова Т. Н. О жизненных источниках романа В. А. Титова «Проходчики»
• Гнутов Д. «Жизнь дана каждому человеку, но одни любят жить, просто жить, а другие - жизнь»
• Дейнегина Т. А. С благословения любви
• Дейнегина Т. А. Парадигма жизненного и творческого подвига Владислава Титова
• Ельшова Л. В. Воплотить в своем творчестве время...
• Ельшова Л. В. Учитель, наставник и друг
• Нагорный Б. Г. Преодоление, или луганский характер
• Носова К. В. В жизни всегда есть место подвигу!
• Пепенин В. Р. Исповедь другу
• Смоляренко Я. А. Пишущая машинка для Владислава Титова
• Черниенко Л. В. Об индивидуальном творческом методе Владислава Титова
• Юган Н. Л. История о настоящем Человеке: размышления читателя повести В. А. Титова «Всем смертям назло...»

Т. Н. Власова,
заведующая музея-квартиры писателя В. А.Титова

О жизненных источниках романа В.А. Титова «Проходчики»

Каждое произведение писателя Владислава Титова обращало на себя внимание как читательской публики, так и литературных критиков. Но так получилось, что его самое крупное произведение - роман «Проходчики» - наименее исследован по сравнению с другими произведениями писателя В. А. Титова, поэтому роман еще ждет серьезных исследований.
Данная работа не преследует цели анализа самого произведения. Ее цель: обозначить жизненные истоки романа «Проходчики».

При изучении данной темы были использованы материалы периодической печати, автобиография В. А.Титова, письма В. А.Титова.

«Шахта навсегда осталась моей радостью и моей болью. И случись жизнь прожить заново, я бы ничего не стал менять в ней», – признался Титов в автобиографии. И потому абсолютно логичным явилось обращение его в литературном творчестве к жизни, труду шахтеров. «Не мог я уйти в своей литературной работе, ставшей главным смыслом жизни, от шахтерской темы, – пишет Владислав Андреевич в автобиографии. - Мысли о шахте я как бы сверял со временем, часто встречался с горняками. Встреч было много и в Донбассе, и в Кузбассе, и в Чехословакии, в ГДР, в Болгарии. Сравнивал, копил впечатления, вынашивал материал в себе, пока он властно не попросился на белый лист бумаги. Я не могу писать по свежим впечатлениям (исключение первая повесть), мне необходимо отойти от событий чуть в сторону, издали посмотреть на них. Не берусь судить, хорошо это или плохо» [17].

Жизненный опыт Титова неотделим от его профессии горняка, при работе над романом он жил внутри этого материала, его шахтерский опыт оставил памятные «зарубки» в сознании и сердце. Уже по окончании первого года учебы в Ворошиловградском горном техникуме Владислав понял, что он на правильном пути. «Шахтерская профессия мне понравилась, буквально заворожила», – пишет он в автобиографии [17].

Он жадно впитывал опыт, которым делились преподаватели-практики, пришедшие на кафедру из забоев.

«Другой стороной моего пристального внимания стали книги о шахтерах, – отмечает Титов. – Их было много, и я, что называется, проглатывал их одну за другой» [17].

На первый год учебы приходится и первый спуск в шахту. Первые впечатления. Первые робкие шаги под землей. Во время встречи с шахтерами шахты имени Ленина города Лутугино в апреле 1967 года Владислав Андреевич отметил, что с этой шахты начался его шахтерский путь: «В 1953 году вместе с экскурсией техникума я впервые побывал на шахте. Это была ваша шахта. Запомнился мне забавный случай, который произошел с нами тогда. Мы, молодые ребята, были в лаве. Шахтер, которого мы увидели около неработающего комбайна, попросил нас: «Ребята, вы подержите пока спинами кровлю, я за стойкой сбегаю». Мы, конечно, сразу согласились, Так и стояли, пока этот шахтер не привел туда всю бригаду: вот, мол, поглядите, кого к нам потом начальниками пришлют. Так я впервые встретился с шахтерским характером – веселым и задорным» [3].

Этот пусть и экскурсионный и на небольшую глубину спуск под землю взволновал до глубины души, принес радость, гордость за причастность к шахтерскому труду.

«В техникуме все было в новинку, – вспоминал Владислав Андреевич – от одной только терминологии оторопь брала. А тут еще новые события: не успел хорошенько разобраться, что к чему – призвали в армию. О недрах земных пришлось забыть» [17].

Однако чувство сопричастности к высокому званию горняка Титов не растерял на протяжении трех лет службы в армии. И когда перед демобилизацией ему предложили пойти в военное училище, он все же вернулся в Донбасс. Сняв армейские погоны, снова окунулся в тишину аудиторий, в книги и конспекты.

В период с 6 февраля по 5 апреля 1958 года он проходил практику на шахте № 153-153-бис в Ивановском (как он тогда назывался) районе нашей области треста «Краснолучуголь». Владислав попросился работать в лаву наравне со всеми. Поначалу было невыносимо трудно, но он стойко перенес процесс привыкания, вживания в работу. В письме к девушке Рите он признается: «Только сейчас начинаю разбираться в характерах этих, порой грубых, порой до отчаяния смелых и простых людей-шахтеров. Помню, еще, когда я поступал в техникум, нам старый инженер говорил: «Профессия ваша, ребята, тяжелая и нужная. Горняком может стать только человек сильный духом, стойкий перед лицом опасности и трудностей. Кто слаб духом – лучше уходи сейчас, пока не поздно». Тогда я думал, что это просто агитация, но сейчас понял, что это истина» [21].

Последнюю, преддипломную практику студент Титов проходил на одной из известнейших шахт Донбасса – шахте имени газеты «Известия» в Красном Луче. Владислав Андреевич впоследствии подчеркивал, что шахтером он стал именно на этой шахте и почувствовал по-настоящему, что такое шахтерский труд: «Я попал в самое пекло, в добычную лаву, в дружную семью навалоотбойщиков. Было трудно, иногда очень, как в беге на длинную дистанцию, когда на каком-то этапе казалось сейчас все, сил больше нет. Но рядом, также на боку (пласт угля 70 сантиметров), орудовали кирками и лопатами мои новые друзья, и приходило второе дыхание. Есть у горняков неписанное правило: не оставляй товарищей в трудную минуту. Не раз приходили мне на помощь опытные горняки: то делом помогут, то шуткой, то острым словцом поднимут дух. И чувствую: сил прибавилось от сознания, что ты не одинок в земных глубинах, что рядом – надежные люди, на которых можно положиться» [17].

Первые месяцы 1959 года Владислав Андреевич проводит в работе над написанием дипломного проекта, защищает его на отлично, и, получив диплом, уезжает по распределению на работу на шахту «Ханжонково-Северная» в поселок Северный Донецкой (тогда Сталинской) области. Там приступает к работе в качестве горного мастера.

Шахта «Ханжонково-Северная» стала важным этапом в жизни Титова. Здесь, как писал Я. Кременской, «вгризався в пласт його характер, кувався робітничий хист» [7], здесь, по образному определению Ганны Гайворонськой, молодой шахтер «крізь смерть пройшов» [4]. В горняцком коллективе складывался героический характер человека, сумевшего выстоять в жестоких испытаниях и победить.

Героический поступок Титова-шахтера не удивил поэта Ивана Савича, который сам «років сім у шахті працював». Для него все оказалось просто и понятно:

Такий уже характер в шахтарів –
Високого донбасівського гарту [2].

Этот характер помог Титову, заплатившему за спасение шахты потерей рук, найти свое место в жизни. Вновь обратимся к Г. Гайворонской:

Він нервами в цю землю проростав
И надривався болем в кожнім слові,
Цурпалком літери, мов іскри висікав,
Затиснувши в зубах його до крові [4].

Вхождение в литературу бывшего шахтера было долгим и сложным. «Труд писателя не так легок, как это кажется, – отмечал впоследствии Титов. – Иной раз я думаю, что легче спуститься в шахту и отработать там смену-другую без отдыха, чем написать один лист» [3].

В своем первом произведении, принесшем литературную известность начинающемуся писателю, повести «Всем смертям назло...» он создает образ молодого шахтера, героический характер, воплотивший в себе лучшие черты рабочего подземных горизонтов. Характер типический, несущий на себе многие биографические черты. На встрече с писателем Титовым на шахте имени Ленина треста «Ленинуголь» рабочий шахты Петр Васильевич Шибанский сказал такие слова: «Я не побоюсь назвать повесть учебником. Было бы неплохо, если бы каждый, кто впервые спускается в шахту, читал, больше того, изучал «Всем смертям назло...». И понял бы тогда: профессия шахтера – для мужественного человека. Идти в лаву – значит идти в бой» [1].

В романе «Проходчики» писатель вновь возвращается к своей юности и товарищам по шахте. Но возвращается с новым жизненным опытом. Потому Виктор Тропинин - герой романа - и похож, и не похож на Сергея Петрова. Другое время, другие обстоятельства. Но роднит их все та же титовская вера в несокрушимую силу людской дружбы и любви, титовское понимание достоинства.
Над романом писатель работает в период, когда за плечами был выпуск нескольких произведений, каждое из которых стало заметным явлением литературной жизни страны. Это и «Всем смертям назло...», и «Жизнь прожить», и «Ковыль - трава степная», и «Раздел», и «В родной земле корням теплее». И, тем не менее, роман давался тяжело. В письме к главному редактору журнала «Юность» Борису Николаевичу Полевому Владислав Андреевич пишет: «Работаю над романом о современном шахтере, о тех, кто, окончив ПТУ, спускается в шахту. Работа идет медленно, трудно. Материала много. Как укротить и сложить его, до сих пор не знаю. А, может быть, и не умею. Несколько отрывков из этой работы опробовал на радио и в газетах. Впечатление вроде неплохое» [20].

Еще только задумав написать свое произведение о шахтерах, в ответ на вопрос корреспондента «Литературной газеты», пишет ли он на материале шахты, где трудился, Владислав Титов ответил: «И не только. В основу лег материал из жизни многих шахт Донбасса» [13].

Работу над романом подпитывал личный шахтерский опыт Титова. В автобиографии он вспоминает работу на шахте имени газеты «Известия» в городе Красный Луч, где студентом проходил производственную практику: «Сколько ярких и самобытных характеров пришлось наблюдать! Ныне эти наблюдения – незаменимое подспорье в моей писательской деятельности» [17].

Причастность к шахтерской жизни автора романа отмечает в своей статье А. Медников: «Жизненный опыт автора ...неотделим от его профессии горняка, почерпнут отнюдь не из литературных источников или впечатлений от командировок, а тесно связан с биографией писателя, который много лет жил «внутри этого материала», а его работа в шахте оставила памятные зарубки в сознании и сердце....Справедливости ради надо сказать, что финальная сцена аварии большого завала в штреке, в который попали Виктор Тропинин и Петр Васильевич Михаичев, выписана ярко, сильно, достоверно, насыщена драматизмом переживаний – такую сцену мог написать только человек, сам испытавший подобное» [10].

В интервью с корреспондентом одной из луганских газет Владислав Андреевич сказал: «Прототипами персонажей романа стали мои земляки – горняки, с которыми я шел крутыми пластами жизни и труда. Это люди, с которыми я и сейчас дружу, чьи судьбы стали родными и кровными». [2]

Другой, не менее важный источник жизненных впечатлений в период работы над романом – встречи с шахтерами. «В душе до сих пор считаю себя шахтером. Да и как можно порвать связь с самим собой? Кроме того, я часто встречаюсь с коллективами угольных предприятий, бываю у них в гостях, – делится он с корреспондентом газеты «Правда Украины». – Недавно ко мне приезжал бригадир горнорабочих с краснолучской шахты «Новопавловская» Александр Силкин. Попросил выступить перед его товарищами... В нарядной шахты состоялась беседа. И показалось мне, что возвратились года моей юности.

У меня много друзей среди горняков, – продолжает В. Титов. Они нередко наведываются ко мне. К примеру, начальник участка шахты «Белореченская» ПО «Ворошиловградуголь» Иван Игнатов. Вместе мы учились в техникуме, служили в армии, делали первые шахтерские шаги. При встрече долго засиживаемся за беседой. Знаком я и с такими знатными горняками, как Герои Социалистического Труда А. Я. Колесников, В. Г. Мурзенко, Г. И. Моцак » [5].

В другой статье писатель сказал корреспонденту: «Я на шахтах бываю практически каждый месяц. Радуюсь их техническому перевооружению. Сейчас там работают в основном механизированные комплексы, отличающиеся большой надежностью и безопасностью в эксплуатации. По сути, эти шахты означают ростки нового – в забои, управление которыми будет осуществляться с диспетчерских пунктов, шахтерам уже не надо будет спускаться» [14].
Отмечает дружеские привязанности Титова к шахтерам и луганский писатель М. Малахута: «Телефон в квартире Титова, как правило, не смолкает с утра до позднего вечера. Звонят отовсюду, чаще всего – шахтеры. Разговаривают с ним, как со своим парнем, побратимом, другом и советчиком. Как-никак, Титов в недалеком прошлом был горняком, и к тому же он дипломированный горный техник. Вот и недавно звонок из Червонопартизанска, из прославленной бригады Владимира Мурзенка:

– Слава, дорогой, приезжай, приезжай немедленно! Есть новый рекорд! За тридцать один рабочий день комплексом КМ-87 мы добыли 245.500 тонн антрацита. Такого еще не бывало!

Владислав Титов не вышел из шахтерского строя. Если, скажем, попробовать каким-то образом исследовать его рабочий год, то одна половина - письма и правка рукописей, другая – выступления перед трудящимися, причем три четверти этого времени – перед шахтерами» [8].

На вопрос журналиста лутугинской газеты, помогает ли дружба с шахтерами в писательской работе, Титов ответил: «Безусловно. Наши встречи, беседы, как говорится, самые житейские. Но они оставляют свой след. Отдельная реплика, слово, жест, выражение лица – все для писателя важно, не говоря о суждениях шахтеров по производственным вопросам, прямых и честных.
Известно: чтобы писать, надо много видеть. И мои друзья помогают мне, можно сказать, размножить количество ракурсов видения. Смотришь на те или иные факты сверху, и снизу, и в сумерках, и под ярким лучом шахтерской лампочки.

Не скрою, отдельные мои представления о развитии производственных отношений в результате встреч значительно обновляются, а детали, аккумулируясь в душе, создают прочную уверенность знания жизни современного человека. Без этого ощущения писателю никак нельзя»[6].

Работая над романом, Титов не мог не вспомнить и свою поездку в Чехословакию. Горняцким назвал маршрут этой поездки корреспондент «Литературной газеты» Наум Мар. Весной 1974 года Титов побывал на шахтах в городах Острава, Братислава, Кладно. Хозяева знали, что к ним приехал писатель, но писателя интересовали вопросы: какой уголь добывается, сколько разрабатывается горизонтов, какой размер шахтного поля, какова протяженность штреков, чем грузят и как транспортируют уголь. Это было на шахте «Красный партизан» в городе Острава. Инженер Франтишек Лакойло признался тогда, что такого гостя они еще не встречали: «Значит... вы шахтер и писатель? Не скрою: открытие неожиданное и приятное!»

Разговор на шахте имени Вацлава Носека в городе Кладно был профессиональным, «технологическим». Диалог продолжался несколько часов. Заместитель директора шахты Франтишек Фрейман сказал в завершение: «Когда вы, товарищ Титов, начнете писать горняцкий роман, пожалуйста, помните о том, что здесь в Кладно живут и работают ваши друзья.... А если нынешний день на нашей шахте чем-либо поможет в вашем нелегком писательском труде, то, как говорится, дай вам Бог мягкий уголь и прочную крепь над головой.... Очень хочется скорее прочитать ваш будущий шахтерский роман» [9].

Писатель Титов в период работы над романом «Проходчики» предъявляет и более жесткие требования к своему писательскому труду:

«Раньше я смело садился за письменный стол, сейчас делаю это намного осторожнее. Возросло чувство ответственности за то, что должно появиться вот на этом чистом листе. Стал намного требовательнее к себе. По-иному воспринимается язык, причем этот процесс писательского освоения речи во мне постоянен. Слушаю интонацию, ловлю неожиданные словечки, даже сочетания слов. Раньше на это как-то не обращал внимания. Хотя я начинал не повестью «Всем смертям назло...». Ею стал известен и определился как литератор. А начинал еще парнишкой, учась в школе, писал стихи. Иногда выступал в местной печати как автор заметок, очерков. А следом в жизнь вошла шахта, которая и дала начало моей писательской биографии [13].

В 1982 году роман выходит в 8, 9 и 10 номерах журнала «Юность», а в 1983 году был опубликован в издательстве «Советский писатель» вместе с повестью «Всем смертям назло». Это многоплановое полотно о делах и заботах молодого шахтерского коллектива, об экономических и морально-этических проблемах горняцкой жизни. Автор показывает становление, возмужание недавних выпускников профессионально-технического училища, уверенно вступающих в трудовую жизнь, постигающих все ее сложности, превозмогающих настоящие подземные грозы.
В эпизоде аварии на шахте, к примеру, пересказан случай, имевший место на шахте имени Ленина в городе Лутугино. На это обращал внимание сам автор: «Действующие лица – это те люди, которых я хорошо знаю и с которыми общаюсь, мне известны их заботы и устремления, я наблюдал их в быту, в семье, на рабочих местах в забое. Однако имена и фамилии героев, естественно, заменены...

Вот, Вадим Гайворонский. На первый взгляд, шебутной парень, но честный, трудолюбивый и, вдобавок ко всему, пишет стихи, и очень неплохие. Я знаю эти стихи, многие редактировал. Или Виктор Тропинин. Тихий, мечтательный, влюбленный в профессию горняка. Он осуществил свою давнюю мечту: поступил в Коммунарский горно-металлургический институт на отделение «Подземная разработка угольных месторождений». Или Александр Иванович Семаков. Умелый, инициативный мастер. Сейчас он работает начальником крупного добычного участка.
Думаю, что и под вымышленными именами мои знакомые узнают себя, потому что я описал их такими, какие есть они в жизни» [19].

Об этом же рассказывали и сами горняки: «Давняя дружба связывает коллектив нашего участка с мужественным человеком, шахтерским писателем Владиславом Титовым. Мы приняли его почетным членом коллектива. Нередко встречаемся с Владиславом Андреевичем. Мы были у него в гостях, он – у нас на участке, и в нарядной, и в шахте. Нас радуют связи с писателем, дружба с ним. Владислав Андреевич пришел в литературу с шахты. Он знает жизнь горняцкую не понаслышке. Вот поэтому мы с таким уважением, с таким интересом читаем произведения Владислава Титова» [15].

Автор отлично владеет познаниями всех тонкостей проходческого дела. Потому ему удается так ярко раскрывать самые характерные черты людей – опытных и молодых.

На страницах романа поднимаются и острые на тот час проблемы: важность соблюдения техники безопасности, шахтерская дисциплина, нехватка качественных линий очистных забоев. И надо сказать, что эти проблемы не потеряли актуальность и сегодня.

К сожалению, при издании романа была выброшена – не по воле автора – глава, предрекающая грядущие шахтерские забастовки, которые и в самом деле в ближайшем будущем прокатились по Донбассу. Эта провидческая глава еще одно доказательство того, что Титов был настоящим писателем, ибо настоящие писатели идут не просто в ногу со временем, а чуть впереди него.

Шахтеры заинтересованно встретили роман. На шахтах прошли коллективные обсуждения произведения, в библиотеках – читательские конференции. Об одной из них сообщила газета «Ворошиловградская правда». Вот несколько слов, сказанных рабочими шахты имени С.М.Кирова ПО «Стахановуголь»:

«– Прочитав роман, словно еще раз увидел свою шахту. Новое произведение Титова – это гимн шахтерскому труду.

– Автор отлично владеет познаниями всех тонкостей проходческого дела. Поэтому ему удается так ярко раскрыть самые характерные черты людей – опытных и молодых горняков.

– Роман актуален и нужен нам. Ведь проблема проходки – вопрос номер один не только на нашей шахте. Мы задыхаемся от нехватки качественных линий очистных забоев.

Все участники читательской конференции сошлись на мнении: роман «Проходчики» автору удался. Он заинтересовал горняков, заставил задуматься их над проблемами, радостями и невзгодами. А раз он задел за живое, то, значит, коснулся самых глубоких горизонтов шахты и человеческих характеров». [11]

Свидетельством того, что шахтеры оценили писательский труд Титова, являются шахтерские награды писателя. Еще 29 марта 1967 года совместным решением администрации и шахтного комитета шахты имени Ленина в Лутугино Титову присвоили звание «Ударник коммунистического труда».

Приказом Министерства угольной промышленности от 31.03.1981 года писатель Титов награжден знаком «Шахтерская слава» третьей степени, а приказом от 19.09.1984 года – знаком «Шахтерская слава» второй степени. Награду вручал на собрании Ворошиловградской писательской организации секретарь партийной организации ПО «Ворошиловградуголь» И. Г. Лычко. «Эта награда, – в ответном слове взволнованно сказал В. А. Титов, – для меня самая дорогая. Шахтеры по-прежнему рядом со мной: в книгах, в жизни, в радости и испытаниях» [16].

И еще хочется добавить слова, сказанные писателем Владиславом Титовым: «Мені, як автору, ясно одне – цю тему я ніколи не залишу. Вона моя до кінця днів моїх» [18].

Взявшись за тему, Титов изучил ее досконально. Была у него задумка написать и вторую часть романа, показать, как выросли и возмужали герои его романа «Проходчики».

Не претендуя на полноту раскрытия темы, позволю себе все-таки сделать выводы. Роман имеет жизненную основу, определенную как личным опытом Владислава Титова –бывшего горняка, – так и работой автора по сбору материалов о шахтерах и шахтерской жизни на шахтах Донбасса и других угольных регионов. Это позволило писателю глубоко проникнуть в суть шахтерских проблем, отразить прогрессивные методы добычи угля, поднять важные для шахтеров производственные проблемы, конкретно и ярко раскрыть характеры шахтеров, старшего и молодого поколения. Это определило верность Титова жизненной правде в работе над романом «Проходчики» и, в сущности, завоевало горячий читательский отзыв в шахтерской среде.

Многие луганские писатели, современники Титова, обращались в своем творчестве к шахтерской теме: Федор Вольный, Тарас Рыбас, Геннадий Довнар, Вениамин Мальцев. Стихи о шахтерах писали Степан Бугорков, Иван Савич, Никита Чернявский, Ольга Холошенко, Николай Малахута, Анатолий Романенко, Николай Погромский, Геннадий Кирсанов, Иван Низовой, Андрей Медведенко и другие. Нельзя не признать определенных заслуг писателей Луганской области в освещении шахтерской темы.

Свой заметный и весомый вклад в эту копилку внес и писатель Владислав Титов.

Литература:

1. Бакуменко В. Коли у людини виростають крила // Молодогвардієць. – 1967. – 2 квітня.

2. Бланк Б., Вольный О. Энергия творчества // Ворошиловградская правда. – 1981. – 8 марта.

3. Владислав Титов в гостях у шахтеров // Трудовая слава. – 1967. – 4 апреля

4. Гайворонська Г. «Жив непомітно...»: Стихотворение. // Бессмертный современник наш. – Луганськ : Світлиця, 2004. – С. 17

5. Жарких А. Герои книг – шахтеры // Правда Украины. – 1981. – 8 марта

6. Котлов Л. Современник рядом с нами // Трудовая слава. – 1976. – 2 ноября

7. Креминський Я. Характер: Стихотворение // Бессмертный современник наш. – Луганськ: Світлиця,2004. – С. 30

8. Малахута М. В строю шахтерском // Ворошиловградская правда. – 1976. – 28 марта

9. Мар Н. Творческая командировка Владислава Титова // Литературная газета. – 1974. – 26 июля

10. Медников А. В центре внимания – человек труда // Знамя. – 1983. – № 8. – С. 230-231 11 .Пахнев Л. Глубокий горизонт. // Ворошиловградская правда. – 1983. – 13 марта

11. Савіч I. Шахтарський характер: Стихотворение // Бессмертный современник наш. – Луганськ: Світлиця, 2004. – С. 10

12. Сафарова Р. Руку друга чувствуя рядом // Литературная газета. – 1976. – № 2. – 20 октября

13. Северцев А. Продолжение темы // Книжное обозрение – 1985. – № 32. – 9 августа

14. Семенов А. Дружба с писателем окрыляет // Трудовая слава. – 1976. – 2 ноября.

15. Тимофеева И. Шахтерская слава – писателю // Ворошиловградская правда. – 1981. – 21 июня

16. Титов В. А. Автобиография.

17. Титов В. А. Друзі мої – шахтарі // Радянська Україна. – 1984. – 8 липня

18. Титов В. И вся жизнь... // Путь на этажи. О делах и людях Ворошиловградщины. –Донецк: Донбасс, 1981. – С. 165

19. Титов В. Письмо к Б. Полевому. – Луганск. – 1977. – 27 апреля.

20. Титов В. А. Письмо к девушке Рите – г. Боково-Антрацит. – 1958г. – 6 февраля

 

Д. А. Гнутов,
актёр укр. академ. муз.-драм. театра

«Жизнь дана каждому человеку, но одни любят жить, просто жить, а другие - жизнь»

Дмитрий Иванович Витченко свой творческий путь начал в далеком 1955 году. Сегодня он является одним из тех, кто стоял у истоков роста и становления Театра на Луганщине. Обращаясь к страницам его театрального прошлого, понимаешь, насколько творчески мощными были те 55 лет, которые прожиты, отданы сцене. За это время создано более 200 ролей! Однако, несмотря на почетный возраст, Дмитрий Иванович и поныне продолжает активную работу на театральном поприще и даже уделяет внимание воспитанию будущих актеров: он профессор ЛГИКИ, преподает мастерство актера и другие профилирующие предметы. С чего начинался путь актера, и о чем особо хочется вспомнить, рассказывает народный артист Украины Дмитрий Витченко.

Все начиналось в дни юности, когда я, мальчишка шестнадцати лет, днём бегал с ребятами, учился в вечерней школе, участвовал в художественной самодеятельности и работал на заводе им. Пархоменко; так что хулиганить некогда было. На заводе работал в три смены, в том числе и в ночную смену. Я был токарь-расточник, точил редукторы для больших шахтных машин. Хотя какой с меня работник - я много бракованных деталей делал. Мне краном поставят деталь, я включаю станок на небольшую скорость и думаю - вот немножечко отдохну: бывало прямо под станком и засыпал... В тот период, 50-е годы, рабочих рук как и сейчас не хватало, и уволиться с завода было очень проблематично. Помимо работы я успевал заниматься в кружке художественной самодеятельности в клубе им. Сталина (впоследствии ДК им. Маяковского, а теперь ЛГИКИ). Помню, у нас проходил творческий смотр, который оценивало жюри. Мы показывали пьесу А. Островского "Не все коту масленица", где я играл героя Ипполита. А в числе членов жюри был народный артист УССР, режиссер Ворошиловградского русского театра Пётр Исидорович Ветров. Когда он меня увидел, попросил, мне это передали, чтобы я пришел к нему на прослушивание. Я, естественно, пришел, сдавал ему экзамен: басню читал, прозу - все это у меня было, я подготовился; этюд он мне предложил сделать – я все выполнил. В итоге, в 18-летнем возрасте меня приняли в студию труппы Ворошиловградского русского областного драматического театра. Конечно, для меня это было событие жизненного масштаба!

Театр, все это производство, для меня настолько ново было, порой непонятно, порой какие-то даже вещи удивительны. Организация Театра, естественно, отличалась от самодеятельности. Каждый раз режиссер рассказывал о замысле. Принималось художественное оформление, выносилось на обсуждение коллектива; и вот после того, как творческий коллектив дал согласие, никаких возражений по ходу работы, планировки и прочего уже быть не могло, все четко исполнялось. Был строгий распорядок. А как же – это производство. Я вот сейчас смотрю на студентов - почти нет и дня, чтобы на любой урок они не опаздывали на 5 – 10 минут.

Я помню, пришел в Театр, только оформился, и буквально через 3-4 дня труппа уже уезжала на гастроли, меня тоже забрали с собой. А гастрольный период - самый жаркий, с всякими неожиданностями. И меня стали вводить в спектакли: то ли в массовку я входил, то ли в эпизоды маленькие. Вот первый случай, я об этом вспоминаю почти всегда: такой спектакль был в стихах по пьесе Виктора Гусева "Иван Рыбаков ", главную роль играл засл. арт. Н. К. Ращупкин. Я в военной форме выскакивал, приносил телефонограмму и говорил: «Товарищ военврач – вам телефонограмма», - это все, что мне надо было сказать. Я от волнения переврал все; что я говорил... там смеху было полно, но я так и не помню четко - чего же я там мог переврать из двух слов буквально. Вот таким было мое крещение с текстом на сцене. А до этого – пьеса "Порт-Артур", где я играл солдата в массовых сценах, там их много было. И так медленно, но верно ... это было в 1955 году, как давно... Потом меня призвали служить на Балтику. Возвратившись через три года на сцену, я задумался об образовании, в 1969 закончил Московский ГИТИС им. А. Луначарского и уже настоящим актером возвратился на сцену Ворошиловградского русского театра.

За время служения Театру у меня было много интересных работ. Это и Нил ("Мещане" М. Горького) – это такой социальный герой, и Леня Шиндин ("Мы, нижеподписавшиеся" А. Гельмана) - это очень сложная работа, эмоциональная, и Яков Аносов ("Гранатовый браслет" А. Куприна), Гаев ("Вишневый сад" А. Чехова), Норфолк ("Королевские игры" Г. Горина); их много, и все они по-своему дороги. Но этапными для меня, как для актера, и, собственно, теми событиями, которые послужили мне ступеньками в моем творческом росте, стали роли Сергея Петрова в спектакле "Всем смертям назло" и В. И. Ленина в спектаклях "Именем революции", "Синие кони на красной траве", "Так победим!" М. Шатрова; и в художественных фильмах "Ленин в огненном кольце" Н. Литус, "Потерянный рай" В. Рожко киностудии им. А. П. Довженко.

О судьбоносной для меня постановке "Всем смертям назло", о ее авторе - Владиславе Титове, хочу вспомнить и рассказать отдельно.

В 1968 году в нашем Театре шел репетиционный период спектакля "Всем смертям назло" по одноименной повести Владислава Титова. Для постановки пьесы пригласили режиссера из Липецка - Константина Даниловича Миленко. А почему именно его – потому, что Владислав Титов сам родом из Липецкой области, село Добренка. Константин Данилович прочел повесть – моментально взял этот материал, написал инсценировку и в Липецке поставил спектакль. Владислав, когда увидел ту постановку – то на него это произвело впечатление. В Ворошиловграде тоже задумали ставить вышеназванное произведение, на что Владислав Титов сказал: "Нет – её должен ставить Константин Миленко " – и его пригласил сюда. Я в то время после сессии вернулся из Москвы, где учился в ГИТИСе им. А. Луначарского.

... Про тот случай на шахте я слышал в юности, и узнать, что идет работа над этим материалом, для меня было неожиданностью. Я попросил дать мне прочесть пьесу, поскольку ни с автором, ни с повестью знаком не был. Когда её прочел - я ночами не спал - мне прямо все это виделось, я понял что это мое. Работа над постановкой шла полным ходом. На первых репетициях Владислав присутствовал, но все это ему лишний раз какие-то вещи напоминало, и он не мог снова все переживать - он уходил. Я пришел на репетицию. Исполнителем главной роли - Сергея Петрова - уже был назначен Виктор Хруничев. Мне дали эпизодическую роль: играл я другого Сергея – парня, который в необходимый момент откликнулся и стал для главного героя донором. Я подошел к режиссеру, говорю:

- Я могу попробоваться на роль Сергея Петрова?

- Я не против, – отвечает он, – но время ...

- Я буду сам приходить, сам буду работать над ролью, вы мне просто уделите одну-две репетиции, чтобы направить, сориентировать: я туда иду, в том направлении или нет.

- Подойди к Владиславу, - он мне посоветовал, - спроси как он – не будет возражать?

Я тогда обратился к Рите Петровне (супруге Владислава Титова), она попроще, я к ней подошел и говорю:

- Рита Петровна, вот я хочу попробоваться на главную роль.

- Попробуй, почему нет, – ответила она.

- А вот Владислав как, – спрашиваю я, – не будет против? В итоге она меня с ним познакомила, он отнесся нормально, оказался очень прост: "Да готовь, – говорит, – если все получится - то почему бы нет, пожалуйста". Забегая вперед, скажу: знал ли я, на тот момент мне было примерно 30 лет (а герою пьесы 25), что почти до 40 лет буду играть эту роль; что за ее исполнение стану лауреатом премии Комсомола Украины им. Н. Островского, а так же лауреатом премии им. Молодой Гвардии Луганского обкома комсомола и буду награжден Дипломом II степени Министерства культуры СССР на Всесоюзном смотре лучших спектаклей года и туристической поездкой в Германию. Но все это еще впереди ...

Дело уже шло к премьере, а я свой крохотный эпизод так и репетировал. Перед самой премьерой мне выделили репетицию именно на роль Сергея Петрова – и я чувствую, что "пошло " - у меня получается. Когда 14 февраля1968 г. состоялась премьера, главного героя Сергея Петрова играл Виктор Хрунечев. А уже 23 февраля, через 9 дней, я сыграл спектакль сам! Вспоминаю, как это все было... Я волновался страшно - Владислав же пришел смотреть. Во время премьерного спектакля доходим до эпизода, когда Сергей бросается в окно, говорит: "Нет, я не могу так жить! Зачем так жить? Лучше ..." - выбивает оконную раму ногой и бросается к переезду, возле старого Театра вроде бы все это произошло. Я вскакиваю на стол (а руки у меня связаны были), бью раму – в это время ножки у стола подкашиваются – и стол вместе со мной падает! Вовремя сообразили осветители – как только все начало валиться, они свет на сцене вырубили, и в результате - никто ничего не понял. Я упал, вдруг тут же, в этой паузе, за кулисы влетает Владислав: "Что там - живой? Чего там - ноги не поломал? " Я сгоряча отвечаю: "Все нормально! Все, Слава, нормально, иди, иди в зал". Такая вот премьера у меня была... запоминающаяся. Далее все шло хорошо. А в финале Владислав на поклон пришел и сказал мне слова самые-самые дорогие: "Все нормально, старик. Дерзай!"

Вот так этот спектакль вошел в репертуар, и я с Виктором Хруничевым уже играли в нем по очереди. Однако, буквально после 5-6 спектаклей Виктор Хруничев ушел в Донецкий театр, а я остался один на роли. Конечно, меня радовал сам факт, что я введен, и спектакль не пострадал - он сохранился. Со временем Владислав тоже стал выходить на поклон. Сперва - он только на премьере вышел, но впоследствии мы оба выходили – автор и актер - это было очень трогательно. Конечно, он видел все мое волнение, что для меня эта роль очень дорога, и как человек, который все это сам пережил, он не мог быть равнодушным. Ведь это не игра во что-то абстрактное – нет, это жизнь моя. И она где-то соприкасалась с тем, с чем он в жизни соприкасался и что он пережил. На мой взгляд, оглядываясь в прошлое, мне кажется, что в самых таких эмоциональных сценах, когда я сам иногда ревел, не мог себя остановить, в этих эмоциональных всплесках я был близок к тому, что пережил он, хотя мы по натуре, по жизни разные. Он - более замкнут, я вот немножко не такой. А он не был, как говорят "рубаха парнем ", нет, и это даже наверное и правильно. Я очень это чувствовал и первое время старался ни в коем случае не влезать в круг его внимания, то есть я ждал, когда он сам откроется.

Перед спектаклем я настраивался. Даже на репетицию не мог выходить, пока сам все не "прокручу ", пока сам все не "свяжу " в голове, закрывался где-то один и настраивался. На сцене я старался найти такие моменты, когда человек осмысливал какие-то вещи, когда он учился писать зубами и ногами, я приходил к этому моменту осмысленно - это очень важно на сцене. Когда я был у него в гостях - смотрел, как он отодвигает стул, - я стал так же делать на спектакле. Наблюдал, знал, как Владислав прикуривает, все больше старался быть похожим на своего прототипа уже чисто внешне. И говоря о внешности, нужно заметить, что даже по типу лица мы были схожи с Владиславом. Если Виктор Хруничев – стройный, высокий, герой "плаща и шпаги ", то у нас была где-то – такая русопятость. Мне прятали руки - вначале связывали, брали планочки и связывали локти, чтобы они были неподвижны; пиджак шили гораздо больше в плечах, на пуговицы ни в коем случае не застегивался – Титов так носил, поэтому прикалывали на булавки, чтобы он не распахнулся. А в тех сценах, где главный герой с протезами, я надевал резиновые перчатки. Только не совсем белые - специально просил, чтобы в марганцовке их красили, они тогда коричневатого цвета были, потому что если белые - они наоборот мертвые настолько, что сразу бросаются в глаза, и это даже выглядит не эстетично, а вот когда коричневатый - тогда оно скрадывается.

Со временем наше знакомство с Владиславом переросло в дружбу. 23 февраля я сыграл премьеру, а 10 марта моя жена родила младшего сына, и мы назвали его в честь героя - Сергеем. Владислав стал крестным отцом моему сыну. Его друзья стали моими, мои - стали его. Мы с друзьями до сих пор, правда реже, чем раньше, но встречаемся, и чаще у его могилы - 10 ноября в день его рождения и 1 мая в день смерти...

Спектакль "Всем смертям назло" продолжал расти и жить. С годами мой герой обретал такие мужицкие черты. Я все больше понимал, что он от земли, а мне это ближе самому, потому что я из рабочей семьи. Уже позже я познакомился с его отцом, матерью, они приезжали из Липецка, и, наблюдая за ними, все глубже понимал, почему Владислав такой, а не другой.

Конечно, я каждый раз смотрел - пришел Слава или нет, для меня это всегда было как-то особо и волнительно. Я понимал, что он все не мог выдерживать, снова переживать: он придет, немножко посмотрит и уходит. А спектакль он уже наизусть знал. Смотрел, как сегодня - так идет или нет, уже понимал, что от настроения нашего зависит сегодняшний спектакль. «Ну как, старик, сегодня?» - это его было, я говорю: "Да вроде ничего", а он мне: «Слушай, ну давай-давай - все будет нормально», - это перед началом спектакля. На спектакле его больше интересовала реакция зрителя, и от того, собственно, как реагировали, - он понимал ценность каждого актера. Во время спектакля у нас даже скорая помощь в Театре дежурила, потому что иногда бывало и плохо многим. А после спектакля он выходил, меня так вот головой толкал, говорил: "Все старик, ты добился того, чего я хотел», - это для меня была высшая похвала. Мог сказать, что больше понравилось, что меньше, где я продвинулся вперед, со временем он уже мог четко все это улавливать – потому как он к Театру приблизился. Он был от Театра вообще далек. «Я, – говорит, – вообще не понимал, как это можно в Театре», - а потом многое в нашей профессии начал понимать.

После спектакля шло много писем. Зрители писали о том, что благодаря автору и исполнителю они многое преодолели - это очень важно. И лично Владиславу очень много писем присылали. Рита не успевала их все перечитывать даже, не то, что ответить. И мы там копались, выбирали, что надо читать, а что пробрасывать, потому что иногда писали всякое, и глупости тоже, всякие люди ведь есть. В фойе Театра у нас даже когда-то была целая стена отзывов, писем.

Уже сейчас смотришь с высоты возраста - конечно же, в тот период постановка "Всем смертям назло " была как нельзя кстати. Тогда народ был более открыт. Все эти сцены, когда он в больнице, когда попытки самоубийства, когда он уже считал себя обреченным, это очень близко принималось зрителем.

А самое важное, самое главное, я считаю, и он это понимал, что эта постановка ему, по сути, 10 лет жизни прибавила. Он мне все время это говорил: "Ты тоже подвиг совершил, потому, что не было бы тебя, не было бы твоей вот этой настойчивости, когда не до тебя было, а ты тут путался под ногами, а теперь благодаря тебе спектакль продолжает жить ". Спектакль набирал и набирал силу. Хотя в первую очередь не было бы Риты Петровны (сейчас она живет в Германии) - вряд ли был бы Владислав, потому что, по сути, она весь быт, все самое-самое неблагодарное, все на себе тянула, она его оберегала.

Больше 10 лет, более 500 раз мы сыграли этот спектакль. География велика, мы возили его и в Заполярье, и в Красноярский край. Весь СССР мы тогда объездили до самых границ. В Москве спектакль транслировали по телевидению в прямом эфире. Жалко, что с тех времен видеозаписей не сохранилось, хотя радиозаписи нашего спектакля есть в золотом фонде на радио. А сама повесть " Всем смертям назло" шла в репертуаре Липецкого театра, потом у нас в Ворошиловграде. Также в Донецке и, по-моему, в Симферополе, но в последних городах не долго, они не долговечны были - примерно сезон. А наш – жил и жил! Может потому, что рядом автор, может и это сыграло роль. Эта постановка была нашей визитной карточкой, тем более на гастроли мы тогда часто ездили.

Далее в жизни спектакля был перерыв в 10 лет. Затем пьесу отредактировали, и уже Александр Петрович Коженовский - режиссер нашего Театра - осуществил вторую постановку. Жизнь нам подсказывала, и какие-то вещи со временем отходили, например: была комсомольская бригада в первой постановке – тогда было это нужно, идеологически выдержанно, это должно было быть обязательно, хотя по жизни такого не было – у него просто были друзья, с которыми он работал на шахте, которые до последних дней его поддерживали; мы убрали ненужный пафос партийности, отошли от него; была там в первом варианте соседка, которая отговаривала Риту: "Брось ты его, зачем он тебе такой нужен?" и прочее... И опять же, играл я и потом еще Валерий Музыка, вдвоем мы готовили роль. Но Валерий, так сложилось, что всего несколько раз сыграл. Однако образ продолжал развиваться, и я даже не контролировал этот процесс.

Я видел рост Владислава и как писателя. Я одним из первых, еще до печати, всегда знал, что он пишет. Я мог высказать свои пожелания, дать совет; он молчал - ничего не говорил, однако я знал, что этот взгляд со стороны ему был необходим. Почти из всех его произведений отрывки исполнялись, прочитывались на радио и показывались по телевидению. Их исполнение он только мне поручал. Если они сохранились, эти записи, то только в моем исполнении. Часто в паре - я со Светланой Трофимовной Сиротюк (народной артисткой Украины, актрисой Луганского русского академического областного драматического Театра, моей супругой) - читали отрывки.

Мне очень понравилась уже профессиональная, на мой взгляд, повесть "Раздел". Там поднималась сельская тема - его влекло к сельской теме. Роман "Проходчики" - это где-то производство, тема более служебная, от которой он постепенно отходил. "Всем смертям назло" - это личное. Ведь по большому счету он сельским и остался. И вот "Раненый чибис", "Раздел" – все это его к природе, к земле тянуло очень. В последние годы он приобрел себе хатку в селе Вольном, возле Айдара, за Передельском. Когда мы туда приезжали, он очень любил выйти вечером на возвышенность – природа, необъятность, любил эту степь, любил выйти туда один, просто стоять, слушать тишину, по вечерам особенно. И мы с ним там часто бывали. Владиславу было дорого творчество Высоцкого. У него были все его песни – он был лично знаком с ним. Высоцкий, когда был в Луганске, подарил ему фотографию с подписью.

... В 1987 году случилось это несчастье – я был в гостях на родине отцов, это в Харьковской области, и туда мне телеграмма сразу пришла: "Срочно выезжай, со Славиком случилось несчастье". Я естественно все бросил и сюда... После похорон мы, все друзья его, обратились с просьбой к городским властям – увековечить его имя, и улица, бывшая "13 линия ", стала улицей имени В.Титова. Теперь я и его друг (профессор В. Р. Пепенин) живем на улице Владислава Титова и гордимся этим...

Буквально четыре или пять лет назад в Театре поставили уже третий вариант повести "Всем смертям назло". Только назывался спектакль "Благословенна будь, моя любовь! ". Играли конечно молодые актеры; я играл врача Кузнецова, который в больнице спасал его, а Сергея Петрова играл Виталий Лясников – молодой, талантливый актер. Мы, естественно, с ним отдельно встречались. Я старался ему передать весь опыт, он хорошо работал. Но у зрителя реакции были уже совсем иные и восприятие другое. Для ребят многие вещи воспринимаются как «Ну и что, ну подумаешь». А в наши годы воспринималось как родное, близкое – каждый где-то чувствовал, что и с ним такое может произойти. Сейчас немножко отстраненность у ребят, ничем никого не удивишь.

Для нынешнего поколения я бы озвучил следующую мысль, высказанную героем повести "Всем смертям назло" Сергеем Петровым: "Жизнь дана каждому человеку, но одни любят жить, просто жить, а другие Жизнь. Одни говорят: я живу – значит существую, а другие – я приношу пользу – значит я Живу!"

Театр это то, живое, к чему мы можем только в мыслях обращаться. Приходишь – открываешь для себя то, что можно лишь во сне увидеть; для кого-то это школа, воспитательный процесс. Восприятие театра конечно у каждого своё. Для того, чтобы работать в Театре - надо больше знать, чем зритель.

Сейчас мы сами воспитываем будущих актеров. Кстати, Светлана Трофимовна, она доцент кафедры театрального искусства ЛГИКИ по сценической речи, берет отрывки из повести "Всем смертям назло " и других произведений В.Титова, готовит их со студентами. Теперь мы их слушаем на экзаменах.

В Театр сегодня приходят зрители, как и во все времена. Придя однажды - люди тянутся к Театру. Почему – потому, что я вот беседую с человеком - я вижу его глаза, я вижу, чем он живет - если я внимательно присмотрюсь; а на экране всего этого нет, экран ограничен. Этим ценен Театр во все времена и сейчас тоже. Ведь этого живого общения никто никогда не заменит, никакая техника. Говорят, что Театр умирает – он всю жизнь умирает, всегда умирал, всегда все говорили, что он умирает – а он Живет и будет Жить! Театр - это жизнь для меня, Жизнь. Театром живу – у меня другой жизни нет.

 

Т. А. Дейнегина,
заслуженный журналист Украины,
член Национального союза писателей Украины,
доцент Института культуры и искусств
ЛНУ имени Тараса Шевченко

С благословения любви
К 70-летию Риты Петровны Титовой

Вот еще одна весна обласкала приветным теплом любимый горожанами парк в центре Луганска, солнечными лучами заглянула в окна квартиры на третьем этаже дома по улице Советской. Здесь полтора последних десятилетия своей жизни страдал и радовался, мечтал и творил Владислав Титов. Пронзительное мужество Славы многие годы приковывало внимание людей со всех уголков земного шара к нашему городу: повести «Всем смертям назло...» и «Ковыль – трава степная», удостоенные Государственной (ныне – Национальной) премии Украины имени Т. Г. Шевченко, были переведены на три десятка языков. Но для всех, кому посчастливилось встретиться с автором этих произведений, читать его рассказы, повести, романы, непременно рядом с его фамилией – в неписаной строке, в сознании, в душе... – засветятся два имени «Рита и Владислав...», «Владислав и Рита...». Благодаря им почти во всех уголках земного шара что-то новое добавили люди к пониманию древнего слова «любовь».

И, вполне естественно, что в воображении многих читателей этих строк всплывут воспоминания: зазвучит приводящее в содрогание душу сообщение о трагедии на шахте, замечутся во тьме огоньки коногонок и обрывки трагических сообщений о молодом парне, который, спасая не просто шахту – сотни человеческих жизней! – голыми руками отключил рубильник («...шесть тысяч вольт!..» - «...выжить невозможно...»). Но непременно вспомнится, что на пути нечеловеческих испытаний, превозмогая боль, перечеркивая врачебные прогнозы и бессилие медицины, встала Любовь. И сделала возможной Жизнь, «всем смертям назло...».

Для нескольких поколений землян (не только наших земляков) автобиографическая повесть Владислава Титова «Всем смертям назло...» стала неотъемлемой от личной судьбы и образа нашего народа. Мы в свое время это прочли, осмыслили, прочувствовали, страдая вместе с героями этой исповеди и искренне гордясь возможностями человеческого духа, в чем-то и себе давая оценку и сил набираясь...

Но, к сожалению, не задумались вовремя о том, что новые поколения подросли. И, быть может, меньше было бы людей, не верящих в настоящую любовь, меньше было бы распавшихся семей и людей, слабых духом, когда бы ни «Бетманы» и «Шрэки», ни заморские «мыльные оперы» формировали мировоззрение наших детей и определяли их судьбы. Не стану растолковывать очень актуальную в этой связи народную мудрость: «Пока гром не грянет...». А то, что судьба Владислава и Риты Титовых не оставляет равнодушными соприкоснувшихся с нею сегодняшних юношей и девушек, вряд ли требует доказательств.

Затаив дыхание, следили зрители за происходящим на сцене Луганского областного русского драматического театра: Сергей Петров (спектакль «Благословенна будь, моя любовь!» по мотивам повести Владислава Титова «Всем смертям назло!..») делает очередные попытки «научить» слушаться свои протезы, заставить написать хоть одну букву. От его неудач не меньше страдает и Таня...

И далеко не многие, присутствующие на премьере 11 декабря 2003 года, знали, и далеко не каждый поверил бы, что все, о чем поведал Владислав Титов в повести «Всем смертям назло...», не выдумано, что это произведение автобиографическое. И писал его мужественный и непобедимый человек. Писал, зажав зубами карандаш. Писал нечеловеческими усилиями воли с благословения большой Любви. Писал, не думая о том, будет ли это напечатано... Он не мог не поведать людям о том, на что способен человек, на что способна Любовь.

И нельзя было не заметить, как похожа Таня (на сцене) на улыбчивую девушку на музейных фото... А Сергей и Таня – они словно учатся жить заново, учатся пониманию, терпению, мужеству. Первые шаги... Первые буквы... Первые победы... Как не понять: это они – Рита и Владислав Титовы – не перестают быть рядом.

Еще не стихло эхо бурных оваций. Еще исполнители жили чувствами и судьбами своих героев, а их уже окружили родные и друзья семьи Титовых. Артисты Елена Лукьянченко и Виталий Лясников (исполнители ролей Тани и Сергея Петровых) откровенничали о том, какими они представляют в реальной жизни прототипов своих героев, как бы сложились их судьбы, случись такое несчастье в наше время... Ловлю себя на желании обнять и привычно Ритулей назвать эту малознакомую миловидную девушку. А Лена, конечно же, чувствуя, что Рита Петровна незримо присутствует среди нас, обращается именно к ней: «Я восхищена Вашим талантом жить, Вашим талантом верить, любить. Я хочу низко вам поклониться с благодарностью за то, что есть такая неповторимая женщина и ее всесильная любовь!».

Несмотря на то, что предусмотренная производственным графиком телесъемка закончилась, телеоператор Александр Пичугин не выключает камеру, предоставляя возможность Рите Петровне стать свидетелем этой премьеры, а нам – словами любви и благодарности обнять ее, всем границам и расстояниям вопреки...

Надо ли объяснять, каким очередным испытанием в ее судьбе стал вынужденный отъезд за границу, ради спасения жизни зятя? Надо ли объяснять, что живет нынче Рита Петровна Титова, буквально «всем смертям назло...»? В результате неудачной операции (вот вам и хваленая медицина Германии...) погибает Таня. И мечется теперь бесприютная душа этой святой многострадальной женщины между внучкой и правнучкой, живущими в Германии, и могилами мужа и дочери на Острой Могиле в Луганске?

Но всем границам и расстояниям вопреки Рита Петровна Титова навсегда остается среди давних и верных друзей. И для каждого из нас необходимым послесловием к состоявшейся премьере стало в тот вечер наше коллективное телеписьмо к дорогому человеку...

А парк в центре Луганска, описание которого мы нередко встречаем в произведениях Владислава Титова, в который раз напомнит слова профессора, доктора социологии Бориса Григорьевича Нагорного о том, что «книги Владислава Титова относятся к тем единицам из тысяч, которые переживают своих авторов». А еще о том, что их общечеловеческая ценность, как ничто иное, способна воспрепятствовать появлению зловещей пропасти между поколениями... Это означает, что по-прежнему современна и актуальна написанная более четырех десятилетий тому назад повесть Владислава Титова «Всем смертям назло...». Именно в этом парке встретились студенты начала третьего тысячелетия с молодыми и маститыми актерами русского драмтеатра. И, рассуждая о том, какую задачу перед собой ставил коллектив новым спектаклем по произведению Владислава Титова по сравнению с постановками 1968 и 1975 года, режиссер-постановщик – заслуженный деятель искусств Украины Евгений Иванович Головатюк - подчеркнул, что новая работа – поэтическая исповедь о Любви. Не без горечи, но и не без надежды спросил своих собеседников: «Ведь, согласитесь, не каждая женщина смогла пойти на такое самосожжение? – Все согласно кивали головами. Но вдруг одна из студенток искренне и откровенно призналась: «Я и повесть читала не один раз, и спектакль смотрела, всякий раз не просто волновалась – плакала. Но я знаю, что я бы так не смогла, я бы его бросила... Я бы не стала из-за инвалида ломать себе жизнь...».

Разные мнения в ответ прозвучали. Дмитрий Иванович Витченко, народный артист Украины, исполнитель роли Сергея Петрова в спектакле «Всем смертям назло...», и молодой актер Виталий Лясников, совсем недавно дебютировавший с той же ролью в новой работе театра «Благословенна будь, моя любовь!», сошлись во мнении, что просто «...к вам еще любовь не пришла, и вы себя в себе не открыли...».

А Светлана Трофимовна Сиротюк, которой выпала в прежнем спектакле роль соседки Петровых, рассказывает, как показывали они эту работу в тюрьме (под Рыбинском). В зале были, в основном, рецидивисты – люди, получившие нешуточный срок, а «...там была такая сцена, когда Таня гладит белье, а я, то есть соседка, уговариваю ее не губить свою молодую жизнь, бросить калеку. Таня продолжает молча гладить белье, а соседка ее «агитирует...». И вдруг в зале вскакивает мужчина и кричит Тане: «А ты утюгом ее, утюгом!..». Свою точку зрения на Любовь высказывает умудренный сединами и немалым жизненным опытом человек, народный артист Украины Павел Никитович Кленов, подчеркивая, что считать Сергея главным героем этого спектакля попросту нельзя: «Равно, как и в жизни (мы-то знаем, что без Риты Слава вряд ли состоялся бы...). Она – не меньше герой. Друг без друга они бы не смогли выстоять...».

Вот уже двадцать второй первомай подходит днем памяти Славы. Ершистая бриллиантовая зелень вдоль дорожек, ведущих к нашему дому, вдруг напомнят скорбную гирлянду славы, деревья, словно в почетном карауле, замрут. И самолет «наш» – под балконом, как надежный постовой. Вот-вот апрель в май перейдет светом Памяти... А молоденькие веточки кленов, акаций, дубов, рябин жизнеутверждающе вписывают в прозрачную синь весеннего неба нежность свою, как непременное условие продолжения жизни.

Как описать, что, скажем, поливая цветок на широком подоконнике, непременно «видишь» рядом «зажигалку» – устройство, которое придумали друзья-умельцы Владислава, чтобы он без посторонней помощи мог прикурить сигарету, а во время мытья оконных стекол так и кажется, что прикасаешься к натруженным маленьким ладоням Риты...

Не случайно сказано, что стены имеют память – по-своему продолжают звучать здесь голоса многих известных и неизвестных мне людей. В этой квартире были обычными и желанными гостями известные писатели и начинающие литераторы, мастера сцены и шахтеры, люди высокого полета и те, кому попросту не хватало жизненных сил чувствовать себя человеком (здесь даже для совершенно незнакомых людей находилось доброе слово, искреннее участие, конкретная помощь), здесь все было, как у Людей!

О Вас в прошедшем времени – нельзя...
Все также плачут и смеются буквы,
Топорщась на бумаге, не скользя,
Написанные только что, как будто.
То обрываются, то резко рвутся ввысь
Слова-дорожки и тропинки-строки,
То замирают: «Сердце, не сорвись,
Не дай, Господь, кому-то стать упреком!
О боли никому не расскажи...»
И зубы стиснуты. И плотно дверь закрыта.
И знает, что такое «жизнь прожить»
Великая и маленькая Рита.

Наверное, я никогда не избавлюсь от привычки называть свое жилище «квартирой Титовых». И уж, рассказывая своим гостям, что в этой квартире бывал Владимир Семенович Высоцкий, как не показать фотографию «времен семьи Титовых»... А, общаясь со своими юными коллегами, как не вспомнить, какой неповторимый круг общения был сформирован неповторимой притягательной силой Любви Риты и Владислава. Тарас Михайлович Рыбас, Виктор Алексеевич Шистко, Джульетта Антоновна Якубович, Виктор Григорьевич Рожко, Вячеслав Александрович Михайлов, Михаил Афанасьевич Лашин, Дмитрий Иванович Витченко и Светлана Трофимовна Сиротюк, Владимир Романович Пепенин, Борис Григорьевич Нагорный... . Личности, Творцы, Интеллигенты... . Одни уже были на пике своих высот, у других еще были впереди звания профессоров, народных артистов, заслуженных... Но не звания и регалии здесь были в почете – состояние духа, человеческая порядочность, полная творческая самоотдача были Призванием и определяли Признание. В этом неповторимом созвездии знаковых фамилий, каждая из которых имела поистине «необщее» (и потому истинное) выражение лица, определявшее отношение к обществу, к семье, как лишенное приспособленчества, лукавства, двойных стандартов.

И весь этот «клуб творческой интеллигенции» сходился чаще всего именно у Титовых. А ее невозможно было застать врасплох, у нее всегда – ни соринки, ни пылинки, прибрано, наготовлено... Невозможно представить, чтобы она жаловалась или ныла, ворчала или намекала гостям, что «пора бы и честь знать...». Рита умела, как-то вроде «между делом», что-то пошить или перешить, что-то подремонтировать, переклеить обои, сделать с Таней уроки, позаниматься музыкой, напечь пироги, законсервировать выращенные на своих грядках овощи... Мыть, стирать, гладить – все делать как-то незаметно для чужих глаз. А «между этими делами», домашними, то «Славика побрить», то галстук ему завязать, то приготовить себя и мужа к официальному какому-то мероприятию, приготовить, накормить. убрать... И снова все сначала... Так и казалось – это о ней поется в песне Андрея Макаревича «Она идет по жизни, смеясь...» – помню, как она на несколько мгновений замерла, слушая эту песню, и глаза отвела на последних словах: «...Все с восхищеньем смотрят ей вслед и не замечают, как плачет ночами та, что идет по жизни, смеясь...».

Мне выпадало в студенчестве счастье по несколько дней жить у Титовых – Рита настаивала, мол, «чего ты будешь по гостиницам жить?» После дел или соревнований, на которые я периодически приезжала в Луганск, вечера превращались в уроки женской мудрости, которые мне «преподавала» неосознанно Рита, и вечера общения со Славой. Он читал мне написанное за день (а ежедневно с пяти утра, не позволяя себе поблажек, он был за письменным столом, как солдат...) или слушал мои новые стихи – придирчиво, редко позволяя себе меня похвалить, иногда откровенно доводя меня до слез. Насмотревшись на это, Рита обычно перед тем, как притворить дверь в его кабинете, говорила: «Общайтесь, а я пошла спать, - как правило, строго грозила пальчиком мужу, - только смотри не обижай девочку, а то опять до слез доведешь своей критикой...»

А ночью, бывало, я подолгу не могла заснуть, поначалу пугаясь крика из его комнаты. «Это фантомные боли его мучат...» или «...опять шахта. Видно, приснилась...» – объясняла мне поутру Рита. Нетрудно было догадаться по ее глазам, что вновь подушка, ее подружка, вряд ли успела просохнуть. А она, словно мимоходом стряхнув с себя прах вчерашней ночи, вновь улыбчива, приветлива, гостеприимна. Каждой ли женщине это под силу?..

И снова две маленькие женские руки вершили чудеса. Две руки, которые были у них на двоих...

– Ты подарила мне жизнь...
– Нет, Любовь...

Так Владислав Титов написал в своей повести. Честно скажу, я представить не могу такого диалога между Ритой и Славой... В жизни Владислав был, скорее, до сухости строг и не щедр на нежные слова (во всяком случае, мне так казалось со стороны), мало ли нервов потрепали беды и болезни. А Рита напоминала заботливую птичку, легкокрылую, ни на что не обижающуюся... Чего стоила ее выдержка – одному Богу (да подушке) известно было. Ведь в реалиях бытия многое было не так, как в книге, читая которую люди не скрывают слез. В жизни, конечно же, все было куда труднее. И земными словами разве рассказать о том, что становится возможным лишь с благословения Любви?!

А за окном весна уверенно входит в свои права, распускают листья деревья в парке, окружающем самолет, который стал одним из узнаваемых «персонажей» повести Владислава Титова «В родной земле корням теплее»: «В городском сквере объект появился ночью. В темноте сердито урчали моторы, слышались неразборчивые, отрывистые команды. Что-то пронзительно заскрежетало, потом глухо ухнуло и вмиг стихло».

Книга повестей вышла в киевском издательстве «Радянський письменник» в 1988 году, через год после ухода автора в Вечность. Горькая и гордая участь стать составителем этой книги выпала Рите Петровне Титовой - как и прежде, они были вместе... Как прежде, шли люди не просто к Рите – «к Титовым» - туда, где всегда была «...нараспашку дверь:

Он так любил, чтоб песенно и шумно!
И напоказ не выставлять потерь,
А к людям – только радостно и умно...
Как пелось с вами рядом! Как везло!
В заблудших душах наступал порядок.
Вы – не в прошедшем.
Всем смертям назло,
Как прежде Владислав и Рита рядом...

«Всем смертям назло...» – почему именно так назвал свою книгу Владислав Титов?» – спросила у меня как-то одна молодая землячка. – Почему не назвал «назло всем завистникам, назло всем врагам, всем людям?..» – Нет, Владислав никогда ничего не делал назло людям, не делал ничего плохого людям. А почему «Всем смертям назло...»? – Вспомните:

«Жди меня, и я вернусь, всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть скажет: «Повезло!..» -
Не понять не ждавшим им, как среди огня
Ожиданием своим ты спасла меня».

Значит, всем смертям назло он жил благодаря, прежде всего, Рите Петровне Титовой – своей родной, любимой, верной, маленькой и всемогущей Рите.

Ему суждено было встретить настоящую любовь, благодаря которой стала невозможна смерть, ради которой он сумел выжить всем смертям назло... Слава ему словно на роду была написана. Мирового масштаба слава. Она пришла к нему и означала – память после жизни, богатство?

– Мы с Ритой очень богатые люди, у нас много настоящих друзей, – подчеркивал Слава, говоря о себе и своей жене. Это Рите Петровне были посвящены поэтические строки:

Ей горе испытания принесло
Такие, что на сотни жизней много,
Ее душа писала слог за слогом
В Судьбе – не в книге:
«Всем смертям назло
Ты будешь жить родной!»

Несовместимы уже на всю жизнь в моем сознании Рита Петровна Титова со словом «вдова». И всякий раз, думая о Славе, чувствуешь ее присутствие даже на волнах памяти... Кабинет Владислава Титова то превращался в место наших бурных дискуссий о литературе, то в репетиционный зал (Дмитрий Витченко, ныне – народный артист Украины, исполнитель роли Сергея Петрова в спектакле «Всем смертям назло...», заслуженные артисты Украины – а тогда еще молодые актеры Луганского областного драматического театра – Светлана Сиротюк, Валерий Музыка, другие актеры театра наполняли квартиру чувствами и характерами героев своих новых спектаклей)... И когда на импровизированном экране оживали эпизоды семейных любительских киносъемок, и когда на экране телевизора сменяются видеофрагменты из моего домашнего телевизионного архива – они по-прежнему рядом: Владислав и Рита, Рита и Владислав.

Сегодня Риту невозможно уговорить давать интервью. Да это по-человечески и понятно. Слава и Татьяна (Танюшка, Татьяна Владиславовна, единственная дочь Титовых) встретились где-то там, в звездном свете Вечности...

Но придет время, и Олечка, ненаглядная внучка Риты и Владислава Титовых, своей доченьке Настеньке рассказывая о прадедушке и прабабушке, покажет и телепередачи из двадцатого столетия. Конечно же, с особым чувством замрут сердца при виде уникальных уже кадров: студия, 20 апреля 1987 года, где Владислав Андреевич Титов продолжает жить, «всем смертям назло...»

Именно с этого 1987 года появилась новая, горькая традиция друзей семьи Титовых первого мая встречаться на Острой могиле – «у Славика». И созваниваться уже не надо, и время уточнять. Разве что болезни и никого не щадящие годы кого на время, кого навсегда вырывают из заветного круга. И каждый год добавляет имена людей, души которых непременно прилетают в первый майский день сюда, где встретились уже навсегда три друга, три неповторимые и незабываемые, талантливые и жизнелюбивые легенды – Прозаик Владислав Андреевич Титов, Поэт Степан Степанович Бугорков и Летчик Михаил Афанасьевич Лашин.

Именно Первомай 1987 года напомнил мне о самых жестоких сторонах своей профессии, когда ты не имеешь права покинуть своего места, не имеешь права дать волю личному горю и радости. В тот день я традиционно вела телевизионный репортаж с праздничной площади. День предвещал быть радостным и красивым. Все творческо-технические службы в готовности, все участники праздничных включений подготовлены, никаких проблем производственных не предвиделось. А на душе – тяжелым камнем все время давило напоминание о том, что вот уже четыре дня Слава в реанимации. Но подняты на ноги все лучшие врачи. И, скажу откровенно, зная его мужество и помня, что именно первомайские дни «тогда» пророчили ему врачи, как «летальные», ЭТО казалось до невозможности невозможным (остается только догадываться: думал ли когда-нибудь Слава о том, что станет-таки Первомай роковой датой его жизни?! – он так любил этот яркий, радостный, звонкопесенный день, и если мы о трагедии вспоминали, то почти шепотом и не при нем)... Но... На рассвете позвонила Рита...

Это может показаться жестоким – в одном из последних телевизионных интервью в 1994 году (после этой съемки Рита Петровна и на пушечный выстрел не подпускает к себе съемочные объективы любых форматов...), я просто безжалостно «возвратила» Риту Петровну в «месиво раскаленного солнца их будущей славы». Она на несколько минут присела на краешек дивана и словно за спасательный круг держалась за ручонку внучки. У Олечки на коленках беззаботно мурлыкал спящий кот. Так и казалось, что сейчас привычно войдет Славик и позовет с ним в шахматы сыграть или новые стихи почитать, но прежде непременно спросит: «Вы о чем тут шушукаетесь?..» – я чувствовала, что нечто подобное сейчас и у Риты на душе. И не случайно пальцы второй руки, растерянно теребившие платочек, вдруг замерли, словно от боли сжались в комок от моего вопроса:

«...говорили же врачи, что он не может выжить, что умрет со дня на день?..

– Да, они говорили, что он не выживет... Ведь это случилось 14 апреля 1960 года. А они говорили, что на первое мая его похоронят.... Что его не будет. А когда мы приехали через год после больницы сюда в город, сняли квартиру на улице Ленина. А чем заняться ему? Приносили мы книжки – брали из библиотеки, которая тогда была на этой же улице... А когда он стал писать, я была довольна. Что он чем-то занят, что для него не так время долго тянется. Ну, сама представляешь, он сидел без обеих рук... У меня всегда работа была – то одно, то другое по дому сделать надо было, ему помочь. Ведь состояние было – год в больнице пролежали... Пока он привык. Пока я привыкла... А когда он начал писать, я была очень рада, что он чем-то увлекся. Конечно, для него это было очень важно. Даже первые буквы у него так красиво получались. А уже через два-три месяца словно почерк восстановился – почерк был такой, как был до несчастья, когда он был с руками...».

– Мне кажется, что Рита забыла о телекамере и обо мне – внучка Оленька, прижавшись к бабушке, слушает ее рассказ о долгом и нелегком пути своего дедушки к обретению смысла жизни: от первых букв к первым произведениям...

И вдруг особым светом озаряется лицо Риты Петровны, когда она с благодарностью вспоминает, что именно Тарас Михайлович Рыбас «посоветовал послать рукопись Борису Полевому в журнал «Юность». « – Мы отослали в конце сентября 66-го года. И через месяц пришла телеграмма: «Согласны ли вы печататься в нашем журнале?» – Я знаю Славика – как он в больнице себя держал... А тут... он так рыдал, так рыдал... мы так радовались... – она возвращается в свою горько-счастливую молодость. Слезы застилают глаза. – Я просто не могу говорить... Опять ты меня растревожила...» – последние слова уже сливаются с рыданием, Рита отмахивается, отворачиваясь от объектива телекамеры...

Пройдя сквозь тьму,
Он возрождался к жизни вместе с нею.
Давался трудно каждый шаг ему,
Но ей давался он еще труднее...
Судачили медсестры про нее,
«Голубкой» звали сердобольно няни,
Профессор и шахтерский паренек
Пред нею, молча, головы склоняли.

Не только я – тысячи, сотни тысяч незнакомых женщин учились у Риты Петровны и мужеству, и простой житейской, «бабьей», если хотите, мудрости (своей счастливой семейной жизнью я тоже во многом обязана именно урокам Риты)...

«Как девочка, подвижна и легка,
В сиянии глаз восторженность и святость –
Ей выпало, как на войне солдату,
Сраженья и седины у виска...»,

Но она умела «всем смертям назло...» приветливой быть и улыбчивой, всесильной и незаметной. Она из умных, любящих сердцем, жен, которые, как говорится «знают свое место», умея быть всегда «начеку». Принести, помочь, подать, не привлекая к себе особого внимания, поправить мужу непокорную прядь волос или почувствовать, что у него за ухом, например, что-то (простите, за бытовую деталь...) зачесалось. Две маленькие женские руки были общими, Ритиными и Славиными. Она была всесильно и незаметно всегда рядом с Владиславом.

Думаю, не держит Рита зла на меня за некоторую жестокость моей профессии. Понимает, что не для себя это. И не только правнучка Титовых, Настенька, но и внуки-правнуки первых читателей произведений Владислава Титова когда-то смогут встретиться не только с книгами писателя, но и увидеть телепередачи о его жизни и творчестве, встретиться с Владиславом Андреевичем и Ритой Петровной, которых с благословения Любви ни годы, ни столетия уже не смогут разлучить.

А Рита Петровна хорошо знает, как много у нее в Луганске друзей, настоящих, верных, надежных, которые, конечно же, первого мая придут вместе с нею к святому уголку на Острой Могиле, чтобы почтить светлую память незабываемого друга, талантливого человека и великого нашего соотечественника Владислава Андреевича Титова (нельзя не вспомнить, что в ноябре 2009 года исполнилось 75 лет со дня рождения писателя-земляка). А в эти апрельские дни, вопреки границам и расстояниям, по телефону и телеграфу, по Интернету, по каналам душевных и сердечных коммуникаций в немецкий город Любек спешат многочисленные слова поздравлений с юбилеем в адрес Женщины, достойной всеобщего поклонения. И, конечно же, пожелания доброго здоровья, благополучия, долгих лет жизни, обогретых любовью родных и друзей, предшествуют непременному: «До встречи в Луганске, дорогая и любимая наша Рита Петровна!»

 

Т. А. Дейнегина,
заслуженный журналист Украины,
член Национального союза писателей Украины,
доцент Института культуры и искусств
ЛНУ имени Тараса Шевченко

Парадигма жизненного и творческого подвига Владислава Титова

Несколько поколений из многочисленных стран мира считало Его легендой или выдумкой. А он, бывший шахтер, зажав зубами карандаш, писал книгу за книгой. Но даже тем, кто не мог поверить, что повесть «Всем смертям назло...» автобиографическая, луганский писатель, лауреат Национальной премии Украины имени Т. Г. Шевченко, Владислав Титов помог не сломаться в самых трудных ситуациях, помог остаться Людьми. И продолжает помогать даже после смерти.

Владислав Титов никогда и ни в чем не выказывал своей причастности к тем, кому выпало стать лицом своей Эпохи, гордостью не только своего города – всей огромной советской страны. Но, думаю, немало предопределило, предначертало в характере, ментальности, Судьбе Славы и «...имя, Богом посланное свыше – как приговор и как нательный крест»...

То, что люди понять не сумели,
То, что люди понять не смогли,
Накопилось в небесной купели
Далеко-далеко от земли.
От земли, на которой страдалось,
Было горько и радостно дням,
Чтобы творчеством жизнь продолжалась
В благодарность надежным корням [1, 121].

...Любимый горожанами парк в центре Луганска. Золотисто шуршит осенняя листва. Прощальными солнечными лучиками уходящего бабьего лета еще обласканы окна квартиры на третьем этаже дома по улице Советской. Здесь полтора последних десятилетия своей жизни страдал и радовался, мечтал и творил Владислав Титов. Пронзительное мужество Славы многие годы приковывало внимание людей со всех уголков земного шара к нашему городу: повести «Всем смертям назло...» и «Ковыль – трава степная», удостоенные Государственной (ныне – Национальной) премии Украины имени Т. Г. Шевченко, были переведены на три десятка языков. Но для всех, кому посчастливилось встретиться с автором этих произведений, читать его рассказы, повести, романы, непременно рядом с его фамилией – в неписаной строке, в сознании, в душе... – засветятся два имени «Рита и Владислав...», «Владислав и Рита...». Благодаря им почти во всех уголках земного шара что-то новое добавили люди к пониманию древнего слова «любовь».

И, вполне естественно, что в воображении многих читателей этих строк всплывут воспоминания. Зазвучит приводящее в содрогание душу сообщение о трагедии на шахте, замечутся во тьме огоньки коногонок и обрывки трагических сообщений о молодом парне, который, спасая не просто шахту – сотни человеческих жизней! – голыми руками отключил рубильник («...шесть тысяч вольт!..» – «...выжить невозможно...»). Но непременно вспомнится, что на пути нечеловеческих испытаний, превозмогая боль, перечеркивая врачебные прогнозы и бессилие медицины, встала Любовь. И сделала возможной Жизнь, «всем смертям назло...».

Для нескольких поколений землян (не только наших земляков) автобиографическая повесть Владислава Титова «Всем смертям назло...» стала неотъемлемой от личной судьбы и образа нашего народа. Мы в свое время это прочли, осмыслили, прочувствовали, страдая вместе с героями этой исповеди и искренне гордясь возможностями человеческого духа, в чем-то и себе давая оценку, и сил набираясь...

Но, к сожалению, не задумались вовремя о том, что новые поколения подросли. И, быть может, меньше было бы людей, не верящих в настоящую любовь, меньше было бы распавшихся семей и людей, слабых духом, когда бы ни «Бетманы» и «Шрэки», ни заморские «мыльные оперы» формировали мировоззрение наших детей и определяли их судьбы. Не стану растолковывать очень актуальную в этой связи народную мудрость: «Пока гром не грянет...». А то, что судьба Владислава и Риты Титовых не оставляет равнодушными соприкоснувшихся с нею сегодняшних юношей и девушек, вряд ли требует доказательств.

Есть книги, которые входят в твою душу, в твое сердце, и их уже невозможно вычеркнуть. Именно такой книгой стало произведение Владислава Титова «Всем смертям назло...»

В сердце навсегда впечатывается каждое слово, каждая строка. Тем более, что, кажется, совсем недавно, мы так радостно и привычно выезжали на съемки на шахты области, где всегда с нетерпением и искренностью ждали Владислава Титова (сюда никто никого не «загонял», но здесь никогда не только не было свободных мест даже в самых огромных залах – и в проходах, и далеко за дверями было, как говорится, «яблоку негде упасть»).

«Того дня, коли наша телевізійна група знімала кіноматеріал на одній із шахт Краснодонського району, кінець гірничої зміни був зовні схожий на сотні інших. Хіба що, достроково виконавши норми, кількома хвилинами раніше звичайного піднімалися на-гора підземні богатирі, щоб злитися в єдиний людський потік, що його навіть не в змозі була вмістити нарядна шахти». – Так начиналась моя статья «Мужність» в «Літературній Україні» 20 января 1981 года в рубрике «На здобуття Державної премії (ныне - Національної) України імені Т. Г.Шевченка». Свою поддержку шахтерскому писателю, выдвинутому на соискание самой престижной в нашей стране премии, оказали не только представители творческой интеллигенции, но и, конечно же, горняки. А это люди особой пробы, в чем на собственном примере еще раз убедил Владислав Титов.

«Шість тисяч вольт...», «цікаво, чи приїхала Рита Петрівна?!.», «...я теж пробував зубами – навіть слова не зміг...», «...як він минулого разу про Єгорича розповідав!» – з уривків фраз розумію: гірники поспішають на зустріч зі своїм давнім другом – ворошиловградським письменником Владиславом Титовим» [2, 3 ].

...Выход горняков на-гора – своеобразный ритуал, который начинает напоминать «триумфальное шествие» далеко не сразу. Для тех, кто ежедневно спускается под землю за «солнечным камнем», первый глоток свежего воздуха всякий раз обретает новое значение то ли неожиданными накрапами дождя, то ли пульсирующими в воздухе точечками комашек или чувством обязательности неба и солнца, или приветливой улыбки захлопотанной ламповщицы...

С каждым выездом на-гора клеть выдыхает многотембровые волны голосов, разговоры то замолкают, то снова оживляются, голоса растекаются по шахтному двору. Несуетна и по-своему величественна походка шахтеров. Еще не стихло в мускулах напряжение рабочей смены, и лишь по натруженным рукам, по искристой угольной окантовке вокруг глаз и по многим другим, не выставляемым напоказ приметам, понимаешь: совсем непросто достается уголек...

Не каждому по плечу богатырское, солнценосное слово «шахтер». Так считает Михеичев - герой романа Владислава Титова «Проходчики». Откровенность и пристрастность этого горняка невероятно точно напоминают самого автора произведения, высвечивают психологию и симпатии Владислава Титова, которого недекларативно называли «шахтерским писателем».

Эта похожесть прозаика с героями своих произведений и стала причиной того, что творчество Владислава Андреевича ассоциируется с выходом горняков на-гора. Внешнее впечатление такое, что авторское движение было уверенным и целеустремленным, без спадов и просчетов, с постоянным появлением новых произведений. Так оно, впрочем, и было. Ибо одно за другим появлялись высокохудожественные произведения, наполненные общечеловеческими чувствами и гражданским звучанием. Каждое очередное издание – итог немалого периода творчества (а, значит, и жизни). Это – «выход на-гора». Вот, казалось бы, мы только что радовались новой книге Владислава, а Титов уже снова «в забое»: писательское воображение уже разрабатывает новый «пласт», новых героев. И он снова (ежедневно с пяти часов утра!.. ) – наедине с чистым листом бумаги... Сколько сил душевных, энергии, любви, времени и, конечно же, мужества вкладывал он в каждое свое произведение! Но это было, как говорится, одному Богу известно, а из людей – только самому писателю.

Шахтерские символы в квартире Титовых были не для «экзотики» – все связанное с горняцким трудом навсегда оставалось частью души, человеческой и писательской судьбы. Владислав Андреевич имел возможность и полное право сравнивать писательский и шахтерский труд. Но даже он, человек, который в полной мере познал и то, и другое, считал, что невозможно определить, какой из них важнее, какой труднее. Мастер слова был уверен в одном: они оба в равной мере необходимы людям. «Как невозможно за минуту выдать на-гора сотни тонн угля, так и книгу не напишешь за день или месяц, – считал он. – Что бы ни писал, хочется, чтобы твое произведение помогало человеку стать лучше, добрее, справедливее. А это непременно отразится на его отношении к другим людям, к труду, к обязанностям перед обществом».

«Сильный не тот, кто не боится трудностей, а тот, кто может найти в себе мужество преодолеть их», – писал Владислав Андреевич одному из парней, который в результате несчастного случая лишился обеих ног. В этих словах не только жизненное кредо писателя, но и тематическая направленность всех его произведений. Высоким признанием профессионализма Владислава Титова было присуждение его повестям «Всем смертям назло...» и «Ковыль – трава степная» Государственной (ныне – Национальной) премии Украины имени Т. Г. Шевченко. И эти, и последующие его рассказы, повести, романы могут быть названы поэмами о судьбах людей его Эпохи, Времени, в котором ему выпало жить и творить.

Неописуемая сила личного примера непридуманного героя внесла весомые положительные изменения в жизнь не только вышеупомянутого паренька. Разве можно сосчитать, сколько некогда обессиленных тяжелой болезнью, определенными трудностями или просто слабых духом людей, на всю жизнь благодарны Владиславу Андреевичу за вновь обретенный смысл жизни.

А главный герой повести – Сергей Петров – давно перестал принадлежать только автору. Он пошел к людям, чтобы навсегда остаться в их судьбах и сердцах. «Небольшая, бесхитростная эта повесть вызвала совершенно небывалый отклик читателей: сотни тысяч писем, – писал Борис Полевой. – И отклик еще раз подтвердил, что героическая тема в нашей литературе продолжает оставаться генеральной темой». – И особенно подчеркивалось, что «... человек-борец, человек-творец, который умеет преодолевать любые сложнейшие преграды, остается настоящим героем нашей литературы» [3, 5].

Мастерски вписанный в систему образов и художественных координат «обитатель» центрального городского парка – самолет – стал одним из узнаваемых «персонажей» повести Владислава Титова «В родной земле корням теплее»: «В городском сквере объект появился ночью. В темноте сердито урчали моторы, слышались неразборчивые, отрывистые команды. Что-то пронзительно заскрежетало, потом глухо ухнуло и вмиг стихло» [4, 454].

В предисловии к новой книге Владислава Титова известный литературный критик Михайло Слабошпицкий подчеркивал: «Характерно, что Владислава Титова интересовали не только вопросы того, о чем писать, зачем писать, но и (как каждого серьезного профессионала) как писать. С первых же литературных опытов он искал созвучные содержанию формы, пройдя от исповедально-публицистических повестей до произведений с тщательно объективированной манерой изложения, в которой автора не видно и не слышно, он как бы начисто отсутствует («В родной земле корням теплее»). Читателю кажется, что он попадает в водоворот кипящей жизни, не загоняемой в литературные схемы и не эстетизированной» [4, 5].

Многие луганчане помнят, как устанавливали в конце 70-х годов прошлого столетия самолет в парке им. 30-летия «Молодой гвардии». Мы с интересом наблюдали за этим «процессом» с балкона Титовых... А Владислав уже вписывал черты своего времени в знаковое для своего творчества произведение: «В «Грезах старого парка» был уже новый Владислав Титов, – писал Михайло Слабошпицкий. – Такая проза – для него экспериментальная. В ней автор искал для себя новое художественное качество. Возможно, начиналась принципиально новая страница прозы Владислава Титова. К сожалению, сегодня утверждать это можем только с гипотетическими оговорками» [4, 14].

....Каждый, кто приходит в музей-квартиру Владислава Титова, мысленно спрашивает себя: «А почему это выcтавлено? А почему это важно?..» – Например, почему самолет? Почему – карта звездного неба? И пытается найти ответ: ведь каждый предмет, представленный в музее, что-то добавляет к пониманию его хозяина. Неслучайно здесь представлены и символический отбойный шахтерский молоток и несимволическая коногонка, повидавшая виды под землей и не раз кому-то осветившая дорогу к черному золоту, и шахтерская каска, подаренная писателю горняками... Все это было для Владислава особенно дорого. Бывший горняк, Владислав Титов частенько встречался с коллективами целых шахт, бригад и отдельными добытчиками угля. Но особым, своеобразным связным между шахтой и Владиславом Андреевичем на протяжении всех 26 лет после трагедии был горнорабочий очистного забоя шахты «Белореченская» Иван Сергеевич Игнатов. Он был особенно частым гостем в квартире Титовых. Слава дотошно расспрашивал его обо всем, что происходит на шахте. А мы все просто поражались, насколько писатель осведомлен в тонкостях шахтерской жизни, словно сам время от времени спускается в шахту.

А в телепередаче 1994 года «Всем смертям назло...» Иван Сергеевич рассказывал о первой «новой» встрече с Титовыми:

«Я был в «Комсомольце» в кино – выхожу, а мне навстречу Слава и Рита. Он был в «москвичке» (были в середине прошлого века модными такие мужские зимние полупальто – прим. авт.). А я же не знал, что такое случилось. Подхожу и руку протягиваю: «Слава, здравствуй!» – А він каже: «А мені, Ваня, нічим здоровкаться...» – «Як це?», – кажу.– «Та ось так...» – С тех пор и не расставались... » – Иван Сергеевич и много лет спустя не мог не чувствовать предательского комка в горле, рассказывая, как проводил тогда их в кинотеатр, сам не свой ходил по Ленинской («купил что положено для встречи...» и ждал, когда они выйдут из кино...»), о том, как старался почаще бывать в их «полуподвальной съемной квартире по улице Ленина», о том, «як їм було тяжко», и о том, что «витримати таке не кожному було під силу...»

Морозным и солнечным декабрьским днем 1981 года передвижная телевизионная станция была развернута на территории поселка «Юбилейный». Все члены творческо-технической команды Луганского областного телевидения в тот день с особыми ответственностью и волнением делали последние приготовления к стартовому: «Внимание! Мотор! Запись передачи «Творческая встреча лауреата Государственной премии Украины имени Т. Г. Шевченко, писателя Владислава Титова с горняками шахты «Ворошиловградская» № 1». – Конец рабочей смены был внешне похожим на сотни других. Разве что, успешно закончив смену, по-праздничному радостно поднимались на-гора подземные богатыри, чтобы слиться в единый людской поток, который не в состоянии была вместить даже огромная нарядная шахты.

Заканчивался второй час встречи. Разговор о творчестве Владислава Андреевича и его товарищей по перу, о том, как и почему пришел этот писатель в литературу, его размышления и откровения-диалоги органично пронизываются эпизодами из шахтерских будней, хорошо знакомыми и очень близкими известному писателю. Из разных концов нарядной толпы, напрочь отметая традиционную сухость и официоз записок, звучат вопросы, заинтересованные и взволнованные, просьбы посоветовать что-то... И, конечно же, в тот день большинство тем, которых касались в своей беседе писатель и горняки, вновь и вновь сходились к роману Владислава Титова «Проходчики».

Парни с нескрываемым восторгом смотрели на («живого»!) писателя. По репликам было понятно, что это члены проходческого коллектива. Они даже вели себя как-то особенно – мол, «свои!». Возможно, кто-то из них узнал себя в ком-то из героев произведения: в недавних выпускниках профессионально-технического училища, молодых шахтерах, которые только что пополнили молодежные бригады проходчиков.

– Мне хотелось, - говорил автор горнякам, - показать жизнь шахтеров во всей его многогранности, не обходя острых углов. Без прикрас и псевдопафоса, но одновременно не теряя той глубинной романтики, которая присуща этой мужественной профессии.

Когда бы могли знать его собеседники, сколько дней и ночей описывал Владислав Андреевич только пару эпизодов, которые давали представление о ситуации, которая грозит неуправляемостью. Ведь задолго до начала шахтерских забастовок, писатель провидчески описал их в своем романе. Но - «в советской стране шахтеры не могут бастовать!» - московский редактор в издательстве бескомпромиссно заявил: «Или он снимает главу о забастовках, или роман не выходит». – Атмосфера в их квартире тогда была такой, словно в доме покойник... Казалось, двери на какое-то время захлопнулись. Слава никого не мог видеть или не хотел на кого-то перекладывать состояние своей души. Некоторое время спустя Рита признавалась, что только два раза на ее глазах Славик плакал: когда умер Борис Полевой и когда главу о забастовках «убили»...

Владислав Андреевич вел разговор о преимуществах и недостатках применения угольных стругов в лавах с разными по мощности угольными пластами. И мне казалось: то, что происходит, – не творческая встреча, а заседание расширенного технического совета шахты, где на уровне высокой компетентности взвешиваются все «за» и «против» этих механизмов, до мельчайших деталей учитываются даже вариации показателей, характеристик, нагрузок... Потрясала компетентность Владислава Андреевича в вопросах угольного производства, глубокое знание современнейшей технологии и оборудования, как называют их производственники «последним словом техники». Внешне риторические строки известной песни «Такие сердца у шахтеров, шахтерский характер такой!» символизируют для писателя сложный мир переживаний и радостей, мужества и душевной утонченности, угловатости и пронзительной нежности людей, которые навсегда стали для него источником жизненных сил и творческих импульсов. Владислав Андреевич без ложного пафоса признается, что не мыслит жизни без этого «прометеевского племени». А обычно сдержанные на эмоции и похвалы горняки безгранично искренни: «Наш, шахтерский писатель!».

Понятия «человеческое достоинство», «гордость», «патриотизм», «память» для Владислава Титова были неотъемлемы от жизненных реалий. Своеобразным нравственным завещанием писателя прозвучали его, лишенные пафоса, но взволнованные и глубоко человеческие размышления о гражданственности, о долге, о человеческой зрелости в уже упомянутой здесь телепередаче «Точка зрения. Какой быть Острой Могиле?»

Близился к концу последний апрель жизни Владислава Титова. В тот день в студии было много людей. Но не случайно, видимо, они были не только на одной стороне точек зрения, но и просто рядом – Владислав Андреевич и его давний испытанный друг, генерал-майор авиации, фронтовик, бывший военный летчик, а затем – начальник Ворошиловградского высшего военного училища штурманов Михаил Афанасьевич Лашин.

Михаил Афанасьевич частенько рассказывал в свое время, что «... в Славике я увидел именно такого человека, который мог помочь нам – стране! – воспитывать настоящих летчиков, ибо Слава сам был во всем настоящим. Тем более, что, когда Славе еще можно было служить, он очень мечтал быть летчиком. И, когда я узнал об этом, меня еще больше к нему потянуло. Он стал часто бывать у нас на встречах в училище. И просто по-человечески с ним нельзя было не подружиться...».

И вот, во время апрельской передачи Владислав рассказывает о встречах с курсантами-штурманами (еще было гордостью нашего города и всего Советского Cоюза наше Высшее военное училище штурманов!): «Мне не раз довелось бывать на принятии присяги курсантами. Я и сам не один десяток, а то, может быть, сотни раз бывал на Острой Могиле. И я видел глаза ребят, которые принимали присягу именно на этом месте. Правильно сказал Михаил Афанасьевич, разве можно вычеркнуть из их судеб, из их сердца чувство гордости за свой край, за своих отцов и дедов?!.» [5].

И нельзя не связать в одну логическую цепочку упомянутый эпизод из телепередачи с происходящим в повести «В родной земле корням теплее». Вот, например, ситуация, когда дед, пытаясь удивить новостью внука, «...тряс его влажную ручонку, трусцой тянул к окну.

– Полюбуйся, Максимушка! Чудо, да и только!

Максим мгновение помолчал, почесал затылок, со знанием дела отрезал:

– Это же самолет, дед, АН-12 «А» без плоскостей и хвостового оперения. Смотри... Сзади – окно стрелка-радиста с пуленепробиваемыми стеклами, а чуть ниже – турель крупнокалиберных пулеметов. Такого чуда в штурманском училище не меньше, чем машин в таксопарке.

– К чему же это? – испугалась Матрена.

– Дед, ба, ну вы как первоклашки! Это военно-транспортный самолет. На нем тренировались курсанты. Теперь он отработал свой срок, его списали и подарили городу. Так везде делают. В нем оборудуют детский кинотеатр, мультики крутить будут. Навесят ему крылья, хвост, винты – радуйся, малышня! Я в Крыму такой видел. «Ну, погоди!» смотрел. Жарко, как в духовке» [4, 459].

Конечно же, главным «литературным консультантом по самолетным вопросам» был для писателя Михаил Афанасьевич. Это именно его подарок – макет самолета – стоял у Славы на особом месте. Сегодня по праву ему отведено место в музее писателя на верхней полке секретера, рядом с книгами Владислава Титова, в написании которых пусть не непосредственно, но принимал участие боевой летчик, Герой Советского Союза и просто дорогой сердцу Славы человек Михаил Афанасьевич Лашин.

Нынче скульптурные портреты двух друзей смотрят задумчиво друг на друга с гранитных постаментов, а их святые бессмертные души, конечно же, встретились где-то там - на Небесах. И звездный свет к нам, живым, обращен:

– Не смотрите на небо печально...

Но вновь и вновь, вспоминая, как по-особенному всматривался Слава в звездное небо, догадываешься, о чем он думал, и через годы во многом по-новому понимаешь строки его произведений.

«...Да, отщипнула судьба живой кусочек Устинового сердца.

Поезд мчался в ночь, вагон, «ніби його проймав то жар, то холод», ознобно вздрагивал на стыках рельсов, в окно заглядывала ущербленная луна, мелькали огни полустанков и станций. Впереди состава с неба сорвалась звезда и огненным следом покатилась к земле» [4, 451]. – Так заканчивается повесть «В родной земле корням теплее».

А «чудо», описанное в повести, и нынче хорошо просматривается с балкона «квартиры Титовых...». Квартиры, в которой Владислав, несмотря ни на что не мог не ощущать крыльев за спиной, без которых был бы попросту невозможен жизненный и творческий подвиг нашего великого земляка Владислава Андреевича Титова.

Использованная литература:

1. Дейнегина Т. Счастливая на сотни лет вперед. – Луганск, 1998.

2. Дейнегіна Т. Мужність // Літературна Україна.– К., 1981.– 20 січня. – С. 3.

3. Полевой Б. Слово о богатом человеке// Предисловие к книге В. Титова «Жизнь прожить...». – Москва, 1975.

4. Титов В. Грезы старого парка / Повести. – К., 1988

5. Точка зрения / Авторская телепрограмма Т. Дейнегиной. – Луганское областное государственное телевидение, апрель, 1987.

 

Л. В.Ельшова,
научный сотрудник
музея-квартиры писателя В.А.Титова

Воплотить в своем творчестве время...

«Есть писатели необычных, особенных судеб, особенно емко, полно воплощающие в своем творчестве время, в которое живут, ... лучшие черты современников, с которыми работают, общаются. К таким писателям относится наш земляк, прозаик, лауреат Государственной премии УССР им. Т. Г. Шевченко Владислав Титов», – писал Г. Довнар в преддверии 50-летия Титова [2]. Их связывала совместная работа в Луганском областном отделении Союза писателей Украины, общественные заботы, личная дружба. Г. Довнар как журналист готовил телепередачи с участием В.Титова. Творчество собрата по литературному цеху было известно ему не понаслышке: Геннадий Станиславович переводил книги Титова на украинский язык – и потому имел право на обобщения.

Свое пятидесятилетие Владислав Титов встречал в расцвете творческих сил, полон писательских задумок, в работе над новыми книгами. У него уже были и слава, и известность. А 50 – хороший повод подвести итоги, определить свое место в писательском строю. Определял не он – определяли читатели, мастера художественного слова, литературные критики. И Г. Довнар был не одинок в высокой оценке писательской деятельности В.Титова.
Сегодня Владислав Титов мог бы отмечать свое 75-летие. Периодические издания советской поры с работами литературных критиков, отслеживающих, что называется, по горячим следам, литературный процесс своего времени, уходят с библиотечных полок. А кто, как ни современники, имеют право на оценку того, что дал тот или иной писатель своему времени.
Творчество В. Титова исследовали многие писатели и литературные критики. Можно назвать Б. Полевого, Т. Рыбаса, М. Слабошпицкого, Ф. Кузнецова, Г. Гоца, Ю. Кузьменко, И. Владимирову, Г. Сухнева, Е. Иванова, Н. Малахуту, Ю. Фесенко и др.
В коротком материале невозможно представить весь спектр их оценок. Цель данного исследования – дать краткий ретроспективный обзор творчества В. А. Титова; опираясь на мнение исследователей творчества писателя – его современников – попытаться обозначить место В. Титова в литературной жизни страны конца 60-х – начала 80-х годов XX столетия.

В. А. Титов пришел в литературу из шахты, из забоя. Школьный опыт стихосложения, позже заметка в армейской печати – вот багаж, с которым ступает он на писательскую тропку. Жизненный опыт куда богаче: детство в глубинке липецкой земли в военное лихолетье, тяжелый послевоенный быт в многодетной семье, крестьянский трудовой опыт, учеба в горном техникуме, прерванная трехлетней службой в армии, отточка характера в горняцкой работе. Успел он посмотреть в глаза смерти и выстоять в борьбе с нею. Книги стали его опорой, когда стало ясно: к прежней жизни возврат невозможен. И опять он не сдался. Всем естеством своим он стремится к активной деятельности, ищет дело.
Оставшись после аварии на шахте без обеих рук, он учится писать, зажав карандаш, а потом и ручку зубами.
Первая же литературная проба – отзыв о домашней библиотеке – обращает на себя внимание самостоятельностью суждений автора. Редакция журнала «В мире книг» предлагает написать Титову отзыв о книге молодой поэтессы. Рецензию печатают. Рецензии, статьи, очерки, подписанные его именем, появляются и в других периодических изданиях.
Появилась надежда найти свое новое место в жизни. Опыта, конечно, не хватало. По его просьбе, ректор Литературного института им. Горького в Москве И.Серегин посылает начинающему литератору программы, и он самостоятельно работает над теорией литературного творчества. Практические навыки оттачивает в работе над первой повестью.
Недостаток писательского опыта сказывался, пришлось пройти через неудачи, отказ редакций. Журнал «Юность» принял к печати уже тринадцатый вариант повести. Зато рукопись, по свидетельству Б. Полевого, «даже без особой редакционной правки была сдана в набор. Единственное, в чем пришлось помочь автору, так это заменить заголовок...» [12, c.277]. Конечно, Б. Полевой не мог не увидеть, что рукопись была сыровата, угловата, что автор еще не опытный в литературном деле человек, но эти недостатки с лихвой перевешивало то, что повесть была согрета трепетным дыханием настоящей жизни. Читая, нельзя было не волноваться [См.: 13, c.5]. «Такое яркое и самобытное, такими соками жизни было насыщено это ... произведение, что, перевернув последнюю страницу, я уже был уверен, что столкнулся с оригинальным и необычным дарованием», – напишет Полевой в новелле «Всему вопреки» [12, c.275].
Важно то, что, принимая решение печатать повесть в журнале, главный редактор не знал, что описанное в повести автор пережил сам. Поэтому никакого снисхождения, никаких скидок на его жизненные обстоятельства не делал.

«Лишь после встречи с Титовым, – делился Б. Полевой, – ... мы поняли, почему повесть начинающего, никому не известного автора так волнует и захватывает, почему произведение с начала и до конца сильно тем, что в литературе именуется фактором присутствия» [См.: 13, c.6].
Повесть выходит в свет в первом номере журнала «Юность» в 1967 году. Это автобиографическое произведение, повесть-исповедь. Титов пишет о глубоко личном, пережитом в тяжелые дни. Повесть привлекла внимание, прежде всего, образом главного героя.
Для главного героя повести – Сергея Петрова – «жизнь стала дорогой борьбы, труда, нравственного совершенствования, и, когда к нему неожиданно пришла большая беда, он сумел ее победить. Образ Сергея Петрова – яркая человеческая индивидуальность» [4, c.192]. Однако он несет в себе и типические черты молодого современника. Титов продолжил героическую тему в советской литературе на современном материале. Это ставят ему в заслугу Т. Рыбас, Ф. Кузнецов, Б. Полевой и др.
«Юность» за годы своего существования, – обращает внимание Полевой, – опубликовала немало интересных произведений, которые молодые люди как бы прижали к сердцу, но небольшая и бесхитростная эта повесть вызвала небывалый отклик читателей: сотни, тысячи писем. И отклик еще раз подтвердил, что героическая тема в нашей литературе продолжает оставаться генеральной темой, а человек-борец, человек-созидатель, умеющий преодолевать всяческие, самые сложные препятствия, продолжает оставаться истинным героем нашей литературы» [13, c.8].
Героический характер современника, созданный Титовым, слился в сознании читателей с образом самого писателя. На это также обратил внимание Б. Полевой: «Но самым значительным в еще недлинной биографии Титова кажется мне то, что сам писатель стал для своих читателей человеческим авторитетом» [12, c.278].

Чем привлек автор своих читателей? На этот вопрос отвечает в статье «Высота духа. Личное и общечеловеческое в творчестве Владислава Титова» Л.Семенова:

– Размышляя о судьбе Владислава Титова, все больше убеждаешься в непреложности суровой истины: человеческий характер наиболее полно раскрывается на крутых жизненных поворотах. Именно в экстремальных ситуациях происходит самое жестокое испытание на твердость. Сильные его выдерживают, слабые гибнут. Первые всегда несут в себе неистребимое жизненное начало, так необходимое людям.

Шахтер Титов, всем смертям назло выживший, выстоявший в единоборстве с, казалось, непреодолимой трагической судьбой, стал писателем только потому, что относится к первым. И творчество его, родившееся на взлете человеческого духа, подчинено одной задаче: воспитывать в людях сильные характеры, воспитывать в человеке Человека...
Если бы Титов написал только «Всем смертям назло...», и тогда он мог считать, что как писатель прожил жизнь не зря. Проблемы, поставленные в повести, глубоко интересуют и волнуют каждого человека. В чем смысл жизни? Что определяет ценность человеческого бытия? Вопросы всегда актуальные [14, c.97].
Ответ Титова на эти насущные вопросы близок по своей сути к народному пониманию человеческого предназначения на земле.
Его герой – «сильная личность, с бойцовским характером... Он рано усвоил важнейшую для него истину, что «жизнь и труд – понятия неразделимые, одинаково необходимые человеку...», – пишет Семенова [14, c.97].

Г. Ермакова в своем критическом обзоре «Заметки о современном герое» ставит повесть Титова в ряд с документальной повестью Г. Костюковского «Земные братья». Она прослеживает, как главная идея повести Титова реализуется в художественной ткани повести: «Писатель противопоставляет два взгляда на жизнь. Один присущ обывателю, мещанину, существователю, похожему на человека, который сказал Сергею: «Я бы на твоем месте жил да спал. Деньги платят, чего еще надо...» Другое миросозерцание свойственно тем, кто видит смысл жизни в совершении добрых дел...
Владислав Титов создает выразительные портреты духовно красивых людей, подлинных рыцарей добра, которые помогли ему выстоять в суровой борьбе со смертью. Это и токарь Петренко, отдавший свою кровь Сергею. Это и старый геолог Егорыч, в образе которого Титов объединил черты своих соседей по палате. Велика роль хирурга Гр. Вас. Кузнецова в спасении жизни Сергея (прототип – доктор Бондарь). Портрет его удался молодому писателю» [4, c.196].
Не остался незамеченным и образ Тани в повести. «Непревзойденным по силе воздействия, душевной красоте, глубине и неподдельности чувств, бескорыстия и самоотверженности», – назвал его Г. Довнар [2].
Ермакова обращает внимание и на характер писания В. Титова: «Книга о мужественных людях и написана мужественным почерком. В ней мало эмоциональных эпитетов, она проста и скромна, ей чужды стилистические украшения» [4, c.196].
Удивительно, но начинающий, по сути, автор сумел уловить в первом своем произведении и общественные тенденции, и тенденции, характерные для развития литературы того времени. Обратимся к разделу «Обзоры и рецензии» журнала «Литература в школе». В обзоре А. Минакова «Тема труда в современной литературе» можно проследить, как повесть В. Титова вписалась в тематику и проблематику советской литературы конца 60-х – начала 70-х годов.

Адресуясь к статье Г. С. Гоца «Великое чувство по имени – класс (рабочая тема в русской прозе последних лет)», вышедшей в книге «Роман и современность» в 1971 году в московском издательстве «Мысль», Минаков пишет о том, что в последние годы писатели создали яркие образы представителей старой рабочей гвардии..., ветеранов первых пятилеток и Великой Отечественной войны и ссылается, в частности, на образ старого рабочего Егорыча в повести В.Титова. А.Минаков отмечает, что наиболее существенные черты молодого современника, по мнению Г. С. Гоца, отчетливо выявлены в характерах Юрия и Александра Крупновых («Истоки» Г. Коновалова), Степана Букова («Особое подразделение» В. Кожевникова), Ивана Еремеева («Скудный материк» А. Рекемчука), Сергея Петрова («Всем смертям назло...» В. Титова) и некоторых др.
Анализируя книгу Ю. Кузьменко «Мера истины. Эволюция литературного героя и общественно-историческая практика» (М: Советский писатель, 1971), автор обзора замечает, что Кузьменко видит приметы новой общественной атмосферы в особом внимании нашего общества на современном этапе к проблемам «личного и общественного», к проблеме «для всех и для себя», к проблеме «личного интереса, который побуждает человека действовать для общего блага», – внимании, заставившем и писателей обратиться к более глубокому и конкретному изображению не только характера, но и бытия...
С позиций соответствия интересов и поступков личности интересам своего коллектива делают свой выбор герои романа Н. Сизова (Наследники), повести В. Титова (Всем смертям назло) и В. Липатова (Сказание о директоре Прончатове) [См.: 10, c.80].
Тенденции развития литературного процесса рассматривает в своем критическом обзоре В. Апухтин: «В прозе 60-х годов возобладало личностное, субъективное начало, проявляясь в форме повествования от первого лица, в биографизме, а главное – в аналитичности изображения жизни, души и сердца, чувств и состояний, что существенно преобразовало жанровые и стилевые черты произведений», – утверждает критик.
Говорит он и о форме открытого дневника о чувствах, переживаниях, состоянии героев [См.: 1, c.6].
Тенденции, обозначенные критиком, вполне можно отнести уже к первой повести В. Титова. Не зря Б. Полевой признался молодому писателю: «Я верю в ваше творческое будущее».

Внимание к первой книге Титова было огромным. О В.Титове писали центральные и областные газеты, журналы. Повесть исследовали известные критики. Одним из первых был Ф. Кузнецов, который назвал повесть «уникальным документом человеческого духа» [5, c.94].
С 1967 по 1984 год, с учетом публикаций в «Юности» и «Роман - газете», повесть в Советском Союзе была издана 19 раз общим тиражом 5984000 экземпляра. К этому можно добавить еще и сборники произведений разных авторов, в составе которых публиковали и повесть В. Титова. Общий их тираж – 480 тысяч экземпляров. Повесть переведена на 22 языка мира.
В большинстве произведений В. Титова, появившихся после первой повести, доминирующей является деревенская тема. Ежегодно бывая на родине в Липецкой области, он черпал сюжеты, списывал героев своих новых произведений со своих земляков. Родная земля не отпускала писателя. «Пишу о местах, где вырос, куда меня постоянно влечет. В чистом поле – зеленом от травы или белом от снега – я чувствую себя совсем своим человеком», – признавался он в беседе с Б.Полевым [19, c.222].
Во втором номере журнала «Юность» за 1967 год публикуется рассказ «Раненый чибис», признанный лучшим рассказом полугодия. Б.Полевой окончательно убеждается в творческой талантливости Титова: «У Вас, Слава, есть божий дар. Его надо беречь и умножать» [19, c.220].}
«В «Раненом чибисе», – пишет Слабошпицкий, – автор интерпретирует экологические проблемы как проблемы нравственные, психологические» [15, c.11]. Подробнее об этом произведении пишет Малахута.

О чем рассказ? О дружбе. О теплоте взаимоотношений глухонемого мальчика Сашки и безымянного главного героя, от чьего имени ведется повествование. Сюжет не насыщен событиями. Подружились два человека, старший как-то на прогулке в степи ненароком сбивает птицу, которую потом мальчик выхаживает и выпускает снова на волю. Прощание на вокзале.
Однако на этом рассказ не завершился, – подчеркивает Малахута. – Я говорю не о самой фабуле и развязке. А о том отголоске, который остается в душе читателя. Рассказ настроения. Однако в нем намного тоньше, чем в ином остросюжетном, прослеживается душа человеческая, психология формирования характера одного персонажа и проекция на него характера другого. Написано так, как оно должно было быть в жизни. И уже это, наверное, выигрыш автора.
Говоря о пейзаже в рассказе, он пишет, что может показаться, что автор слишком оживляет природу. Однако это целиком мотивированно гармонирует с общим тоном настроения всего повествования, с характером детского восприятия, ибо автор, в основном, рисует мир подростка. Наконец, самого отношения писателя к тому, что происходит в рассказе [См.: 8].
«Раненый чибис» и последующие произведения В. Титова «Ковыль – трава степная», «Раздел» по определению Л. Семеновой, – «произведения одной тональности, написанные на деревенском материале... Автор вводит читателя в незатейливый мир деревенского бытия, деревенской природы». Автор статьи отмечает «пристальное внимание писателя к человеку».

Так, в повести «Ковыль – трава степная» продолжается «разработка основной проблемы творчества В. Титова – человек и его место в жизни... Используя прием ретроспекции, писатель вводит читателя в обстановку военных и послевоенных лет... Деревня, ее люди, ее природа помогли герою повести по-новому взглянуть на себя, свои отношения с близкими. Происходит его духовное обновление, появляется его уверенность в себе, в своем будущем» [См.: 14, c.99-100].
Мысль об идейно-тематической и художественной направленности повести развивает Г. Довнар.
«Ковыль – трава степная» – романтический увлеченный рассказ о красивых чувствах человека, о прекрасных порывах его души, глубокой супружеской любви и верности, о безграничной привязанности к родному краю, неповторимых прелестях сельских пейзажей. В повести не много героев. Центральной фигурой в ней является молодой инженер-строитель Евгений Кудряшов, приехавший на время отпуска в родную деревню к матери. Убедительно, волнующе выписаны образы матери Евгения Екатерины Ивановны, потерявшей в войну мужа и двоих сыновей, и бывшего председателя колхоза Ивана Ильича, более 20 лет бережно пронесшего в своем сердце безответную любовь к этой мужественной женщине. Это взволнованный рассказ о людях деревни. На первый взгляд, это произведение совсем не похоже на предыдущее. Здесь никто не совершает героических поступков, действие происходит в тихой, затерянной в полях деревне, повествование спокойное и ровное, как журчание весеннего ручья, как песня жаворонка. И, тем не менее, в них много родственного. Это, прежде всего, любовь к людям, это утверждение красоты человеческой [2].
М. Малахута стремится заглянуть в творческую мастерскую писателя. В. Титов, по его мнению, стремился как можно зорче заглянуть во внутренний мир героев, насытить их психологию такими красками, которые были бы тождественны внешним поступкам, переживаниям, которые бы соответствовали их мыслям, устремлениям, порывам, раз и навсегда выбранной к зрелости дороге. И это писателю, безусловно, удалось. Повесть читается легко, образы воспринимаются весомо, неотъемлемо от жизни. Останавливается Малахута и на творческой манере письма В. Титова.
Сюжет, считает он, хоть и развивается не прямолинейно, а калейдоскопично, однако он подчинен именно поступкам героев, их характерам, развитию взаимоотношений между главными героями. Ткань произведения не перегружена диалогами, она раздумчива, нетороплива, как течение тихой речки в широкой степи. Особенно привлекает внимание пейзаж. Он густой, как краска, меняется цветами, словно пропущенными через солнечный свет, емкий и колоритный, неожиданный и метафоричный.
Автор приводит примеры пейзажных зарисовок из повести и делает вывод, что это не наследование И. А. Бунина, а настойчивая хорошая учеба у него...И еще одно достоинство видит он в том, что повесть написана сочным языком, взятым не из литературных пособий, а из живых уст народа.
Проводя аналогии эпизодов рассказа «Раненый чибис» и повести «Ковыль – трава степная», Малахута отмечает умение Титова сквозь чуть заметные, недвижимые, чисто внешние детали окружающей среды, сквозь экспрессивно насыщенную персонификацию, метафору, гиперболу подать характер того, кто в данном случае попал в поле авторской фантазии [См.: 8].
Повесть «Ковыль-трава степная» заставила поверить в писательский талант Титова поэта Л. Ошанина: «Сначала я услышал о его книге. Нашел и прочитал ее. Она замечательна. Пожалуй, после книги Островского «Как закалялась сталь» это самый яркий человеческий документ мужества и убежденности.
Но М. Горький говорил, что одну книгу может написать каждый человек. Владислав Титов написал свою не легкую и благородную судьбу. Что будет дальше?
Кода я познакомился с Титовым, я увидел в нем яростный интерес к людям, ко всему, что происходит на земле. Я увидел ясность, твердость мысли, нетерпимость ко всему мелкому. Я понял, что передо мной человек с большой буквы.
Вслед за тем я прочел вторую книгу Титова «Ковыль – трава степная» – умную, интересную, в которой немало ярких поэтических страниц. Книгу не только о своей судьбе – книгу о многих судьбах, и я понял, что передо мной настоящий писатель... Люблю его, как человека. Верю в него, как в писателя» [11].

В следующей повести «Раздел», как пишет И.Тимофеева, Титов касается «одной из самых сложных драматических тем литературы – страшной силы собственности, уродующей душу, сокрушающей в человеке все человеческое» [20].
Это было уже третье значительное произведение, в котором Титов проявил себя как писатель с собственным почерком, собственным видением мира.
В. Киян в рецензии к книге знакомит читателей с ее сюжетом, сопровождая изложение кратким комментарием.
В Прудках умирает в одиночестве уважаемая всем селом старушка Прасковья Тихоновна. Жила она тихо, «стараясь сделать как можно больше добра людям». Людской лаской и век доживала. Тем же отвечали ей односельчане, а особенно сосед Кузьма Дорофеев, образ которого нарисован автором с необыкновенной теплотой и симпатией. То утречком до работы, то вечером помогал он соседке, штукатурил стены, крышу перекрыл, печь отремонтировал, постепенно менял сгнившие рамы. Это в то время, когда собственный дом уже почти не годился для жилья, да и забот у самого достаточно – в семье четверо детей.
Хоронили Прасковью всем селом.
На другой день после похорон приехал сын Прасковьи Федор, а затем и дочь Ольга с мужем и с сыном. Более десяти лет не находили они времени проведать родную мать и на похороны опоздали. Ольгу мучает позднее раскаяние. Горько плачет дочь: «Мама, прости меня, золотая моя. Я знаю – ты поймешь и простишь». Писатель заставляет каждого задуматься, не излишне ли мы уповаем на материнское всепрощение, хватает ли у всех нас порядочности отказать себе в еще одной, далеко не необходимой тряпке, ремонте машины или квартиры ради того, чтобы хоть в какой-то степени уменьшить долг перед своими родителями (оплатить его полностью никто из нас не в силах), скрасить их старость.
Души Федора, сына Прасковьи, а тем более ее зятя Виктора, раскаяние не тронуло. Они затевают отвратительный скандал из-за раздела дома. Грязный торг кончается дракой. В дикой злобе Федор ночью возвращается в село и поджигает дом своей матери, не считаясь с тем, что там могла погибнуть его сестра Ольга с семьей, что в знойную и сухую погоду пожар грозил уничтожить деревню.
Главное достоинство повести рецензент видит в том, что она никого не оставляет равнодушным, побуждает к размышлению. Она задается вопросами: «Почему мы терпим гнусности? Почему порою терпим, пока не вспыхнет пожар, и в его кровавом свете не откроется необходимость наказывать» [См.: 6].

М. Смутко в своей статье более подробно останавливается на образе матери в повести. Он обращает внимание на ассоциативные связи повести с произведением В. Астафьева «Сопричастный всему живому» (Наш современник, 1973, №8), его повестью в новеллах «Последний поклон», а также повестью В. Распутина «Последний срок», которая близка титовской повести даже по фабуле. Заслуга Владислава Титова как художника слова, по мнению автора, в том и состоит, что, взявшись за хорошо испробованную не рядовыми писателями нелегкую тему, решил он ее по-своему – зримо, весомо, талантливо. Образ матери, утверждает Смутко, поднят в повести до символа Отчизны. В повести немало таких сильных, мастерски поданных сцен, которые во всей полноте, взволнованно поднимают образ матери именно до такого обобщения.
Уже в начале повести мы прощаемся с этой доброй, ласковой, тихой женщиной. С простой крестьянкой, вечной труженицей, которая всю щедрость своего богатого сердца, трогательную искренность и тепло души до остатка отдала людям, колхозу и детям.
Однако это прощание, как бы сказать, условное. Уход человека в небытие – это еще не забвение. И мы видим, что эта простая женщина, мать от земли, оставила на ней на удивление светлый, широкий, богатый след доброй памяти.
Автор раз за разом напоминает, провозглашает, поднимает повествование о ней то до высокой пристрастности, публицистичности, то до лирической красы, поэтической проникновенности. Одновременно ощущается постепенное углубление, расширение диапазона художественных средств. Здесь и внутренние монологи, и короткие, колоритные диалоги, усыпанные добротным сельским говорком, и яркая палитра воспоминаний, индивидуализированных восприятием людей противоположных характеров, и сны, и ретроспективные плоскости, на которых просматривается несгибаемый дух хлебороба, который, пройдя страшную войну, преодолев засуху, голод, снова прокладывает к солнцу свою урожайную борозду.
И повсюду бережно, как святыня, пронесен образ неумирающей матери. И тогда уже мы начинаем понимать, как характер, доля Прасковьи Тихоновны олицетворяется до высшего понятия, возносится до понимания Отчизны.
Повесть заселена не густо. Однако все время ощущаешь коллектив людей, все село, объединенное единым желанием добра, одной целью – сделать трудовые будни праздником, поработать на земле так, чтобы она зацвела садами и дала новый урожай. И на этом фоне чувствуешь, как каждый хлебороб словно набрался материнской ласки, щедрости и доброты, да и вышел с ними в свет. И потом будто – через много-много лет – оглянулся и понял, как хватило на всех той ласки, щедрости и доброты. Еще и до сих пор на тебе тот материнский взгляд. И тогда ты, наверное, во всей полноте постиг, что мать давно уже стала родною землею, чистым небом, что мать просто стала Родиной. Вот почему так остро ощущается всю жизнь материнский взгляд. Ласки, щедрости и доброты.

Повесть «Раздел», отмечает Смутко, остро конфликтна, контрастна. На фоне образа матери писатель вывел несколько негативных типов – Федора, Виктора, безвольную, затурканную мужем-приспособленцем Ольгу.
Автор умело передал их нутро, мелкособственнические души, черствые сердца [См.: 17].

В рассказе «Сапун-гора» В. Титов уходит от деревенской жизни. Но тема Родины, исторической памяти, народной морали объединяет рассказ с произведениями «деревенского» периода творчества писателя.
Л. Семенова пишет о рассказе: «Ретроспективные картины переносят читателя в военные годы со страшными похоронами, горем матери, потрясением невесты. Делая беглые зарисовки современных сцен у Сапун-горы, Титов точно передает сам дух нашего времени: люди ненавидят войну..., свято хранят память о тех, кто отдал жизнь за родину» [См.: 14, с.101].

М. Малахута в анализе этого рассказа не отделяет содержание от формы. Он обращает внимание на особенности построения сюжета: отдельными яркими штрихами намечено несколько сюжетов, которые по мере вырисовывания характеров скрещиваются меж собою, разбегаясь во все стороны, то спеша в будущее, то застывая на сегодняшнем, то стремительно возвращаясь в прошлое. В рассказе немало уж очень схожих между собой персонажей, сцен, столкновений, раздумий, выводов, которые вытекают из них, и, на первый взгляд, накоплены хаотично. Однако это только на первый взгляд.

Все подчинено главной цели: просветить сегодняшним, как рентгеном, души и мысли представителей разных поколений с вершины того, что выбороли наши отцы в Великой Отечественной войне. Красной линией – пишет он далее – через весь рассказ проходит дорога, которой шел сельский парень Петр Малыхин, шел с малых лет до зрелости в мыслях, переживаниях, стремлениях, разыскивая могилу своего старшего брата, который погиб в жестоком бою с фашистами. Так он оказался на Сапун-горе, где «с каждого квадратного метра земли после войны было изъято от одной до трех тонн металла... А сколько его, этого страшного металла, прошло через тела солдат?! И сколько тонн свинца зарыто вместе с солдатами?!»

Волнующий рассказ,- завершает свои рассуждения М. Малахута. – И если б он не был целостным, образно, метафорично насыщенным, наконец, просто совершенным, то его можно бы было считать подготовкой к повести «Ковыль – трава степная». А поскольку «Сапун-гора» - просто законченное произведение, то на фоне повести он просматривается как хорошая, мастерски сбитая прелюдия [См.: 8].
Война выявила в полной мере силу народного характера. Как проявлялся он в тылу, в сельской глубинке, раскрывает Титов в образе Кондрата Дубова, героя рассказа «Полые воды». «Война... она всегда супротив живого. Будь то человек, зверь или та же невинная птаха», – рассуждает герой. Размышляя о сводках с фронтов, он вздыхает: много сирот будет в этой войне. Может, среди писем, которые несет он сейчас в родное село, есть похоронки. И «от яркой голубизны неба, от чистоты и беспредельности простора и оттого, что где-то там идет война, неотступная и кровавая, а он уже стар и немощен и годен разве для того, чтобы по острой нужде из-за нехватки людей сходить в район за почтой, от всего этого у него больно засосало под ложечкой». Ощущает Кондрат горькое чувство вины и неуемной досады перед всей своей Россией, которую он уже не может защитить, как когда-то в Первую мировую. Больно ему видеть невзгоды и горе, выпавшие на долю женщин-солдаток. И все же Кондрат неистребимо верит: «Придет и на нашу улицу праздник».

О художественных достижениях Титова в творчестве этого периода отозвался Г.Довнар: «Никто не может так глубоко вчитываться в художественные тексты мастера слова, так всесторонне их осмысливать и до глубины души прочувствовать, как переводчик. Рад и горжусь тем, что именно мне довелось переводить (притом по личной заявке автора) вторую книгу повестей и рассказов Владислава Титова «Ковыль - трава степная» на украинский язык для издательства «Радянський письменник». Она включала в себя наиболее яркие с точки зрения мастерства произведения: повести «Ковыль - трава степная», «Раздел», рассказы «Раненый чибис», «Сапун-гора», «Полые воды».
Я получил истинное наслаждение и, не скрою, сам учился у Владислава художественному видению событий, природы, героев, умению тщательно обрисовывать их характеры, портреты, одежду, жесты, мысли, подчинять все детали повествования главной задумке произведения» [3].
В этих произведениях, по мнению Г. Довнара , «В. Титов во всю ширь и глубину раскрылся как писатель, настоящий, вдумчивый, как непревзойденный мастер лепки образа, раскрытия человеческих характеров, как настоящий художник слова.
Он пишет свои книги, - подчеркивает И.Тимофеева, - «не стремясь живописать словами, а настойчиво, упорно, порой мучительно пробиваясь, как шахтер в забое, к единственно ценному для него сокровищу – жизненной правде. Писателя волнуют острые нравственные проблемы становления личности и общества в целом».

Замечательную характеристику писательскому мастерству Титова дает мастер поэтического слова М. Исаковский: «Естествен, сочен его язык - каждое слово на месте. Люди истинно живые... Одним словом, сильно написано!»

Спустя некоторое время В.Титов еще раз вернется к деревенской теме: он напишет повесть «В родной земле корням теплее». И снова, по замечанию Г. Довнара, «писатель поднимет на подобающую высоту образ замечательного хлебороба, всеми корнями души и сердца своего вросшего в родную землю и не мыслящего без нее своей жизни» [2].

Ю. Фесенко называет в своей рецензии проблемы, поднятые в повести, и то, что определяет позицию ее автора в освещении этих проблем. Тема родного края «постепенно перерастает в тему Родины, – утверждает он. – Именно Родина в самом сокровенном смысле этого слова, как источник сущностных сил человеческого бытия, является главным мерилом поступков персонажей» [22].
В центре повествования деревенские жители Устин Иванович и Матрена Антоновна, приехавшие погостить в город к дочери Зинаиде. Старики тоскуют по родной деревне. Не по душе им городская жизнь и нравы. Зять, ответственный работник, под каблуком у жены. Она не отпускает сына в гости к старикам, брезгливо относится ко всему деревенскому. Матрена казнит себя, думает, что избаловала дочь, перенеся на нее нерастраченную любовь к сыну, погибшему во время войны.
Повествованию о частных человеческих судьбах писатель стремится придать обобщающий характер. Изложение истории одного семейства перебивается воспоминаниями Устина и Матрены, тесно связанными с жизнью всей страны.
В отличие от родителей, Зинаида хочет забыть о своем деревенском происхождении. По сути, она оказывается существом без прошлого, а, следовательно, без настоящего и будущего.
Семейный конфликт Титов выводит на уровень глубокой истины: забвение истоков, в какой бы форме и у кого бы оно ни проявлялось, жестоко мстит за себя.
Писатель не скрывает от читателя парадоксов современной ему жизни. Вот одна из картин, которые рисует Титов.
В сквер привозят самолет, вроде бы, для детей, затем возле него появляется милиционер, который этих же детей прогоняет.
Небольшая бригада женщин с ленцой ломает тир. Трактор выкорчевывает дерево. Старую карусель режут автогеном для того, чтобы на ее место поставить новую. Дед Устин предлагает начальству не резать старую карусель, перенести на другое место. Но, выслушав рассуждения о сроках, рентабельности, он поутих, отнес происходящее к очередной несуразности.
Фесенко подчеркивает, что Устин и Матрена – герои повести – не идеальные носители народной мудрости, что принципиально отличает героев Титова от многих похожих персонажей Распутина и Белова, а реальные деревенские люди, которые и не принимают городскую жизнь, и одновременно готовы идти на компромиссы с ней.
Устин приобретает по блату отсутствующее в аптеках дефицитное лекарство. И чем же тогда отличается он от Зинаиды, достающей по блату дубленку?
Разняться мотивы их поступков. И снова автор выходит на путь обобщений: истоки – это не то, что находится где-то далеко в прошлом, а то, что внутри нас сейчас и сегодня. Деятельная любовь к людям не может устареть. Гуманизм – это не модное увлечение, а закон человеческого общежития.
Так, будучи внешне непритязательной, полемически «цитируя» многих известных авторов, повесть, по мнению автора рецензии, затрагивает чрезвычайно актуальные проблемы современности, ставит вопросы нравственного воспитания современника [См.: 20].
В. Сухнев также обращает внимание на нравственные проблемы, поднятые в повести, останавливаясь при этом на особенностях создания писателем художественного образа.
«Если в предыдущей повести В. Титов не всегда решался выходить на большие обобщения, что придавало повествованию определенную камерность звучания, то в этот раз он заговорил откровенно публицистично», – так определяет критик В.Сухнев перемену в писательской манере Титова. Хочется привести здесь его рассуждения на эту тему. «Страшный образ стяжательницы Зиночки, – считает Сухнев, – несомненная удача повести. С точки зрения «чистой литературы», «чистого искусства» В.Титова можно было бы упрекнуть в лобовом решении характера, но в том–то и дело, что автор как бы намеренно отбрасывает определенные литературные «правила», по которым конструируется образ. Зиночка могла бы остаться в повести символом, голой схемой, если бы не меткость взгляда писателя, не точность в изображении реальности, – поэтому о Зиночке трудно говорить «характер, образ», это живое олицетворение хищного, бездумного накопительства, вытравляющего из людских душ все человеческое, унижающего не только достоинство окружающих. Недаром так страдают хорошие, честные люди, всю жизнь отдавшие труду, - родители Зиночки Мария Антоновна и Устин Иванович. Мучается рядом с Зиночкой и ее муж Николай, который по духу, по отношению своему к жизненным ценностям гораздо ближе и роднее старикам, чем собственная дочь. И когда Устин Иванович спрашивает у зятя, почему он так снисходителен к рвачеству Зиночки, отвечает: «Люблю я ее, батя». И тут следует знаменательная фраза из уст старика: «Любовь, она тоже разной бывает».
Трудно не согласиться с выводом автора статьи по поводу этой фразы, раскрывающей, по его мнению, позицию самого писателя. «В свете первых произведений Владислава Титова, – рассуждает он, – это короткое замечание его героя много значит... Многое позволяет понять в эволюции взглядов писателя на самые основы нравственного возвышения личности. Не любовь «вообще» должна помогать человеку бороться с превратностями судьбы, нет...Абстрактной любовью к человечеству не сделаешь мир лучше и добрее – может быть, высшим проявлением любви к ближнему будет повышенный с него спрос» [18].

«Деревенская проза» стала важной вехой в творчестве писателя. На примере жизни своих героев Титов показал красоту и величие труда хлебороба, неразрывно связанного с родной землей, природой, хранителя народных традиций, мудрости поколений.

Уже отмечалось, что после публикации повести «Всем смертям назло...» в адрес Титова стали поступать читательские письма. Читатели делились своими впечатлениями о повести. Кто-то учился мужеству у главного героя – Сергея Петрова. Кто-то понял, что есть еще на этом свете настоящая любовь. Кто-то делился своими победами над вызовами судьбы. Были и такие, чье разочарование в жизни, неумение справиться со своими проблемами поставило под сомнение авторскую позицию в повести.
Ответом на читательскую почту стала повесть «Жизнь прожить...». Это беседы с читателем о самом важном – о человеческих ценностях, как считает автор уже цитируемой ранее статьи - Л.Семенова. «Художественно-публицистическое произведение, – так квалифицирует критик жанр произведения. – Писатель оперирует документами, письмами, которые, пройдя через сознание автора, рождают вопросы, требующие философского осмысления: что такое человеческое мужество? А что есть человек?». Автор статьи считает, что повесть «Жизнь прожить...» связана со всем творчеством Титова. Проблемы, поставленные в произведениях писателя (и главные из них – проблемы героического, как антитеза теории дегероизации литературы, и гуманизма, как деятельного человеческого соучастия), получили в повести свое философское обоснование и приобрели публицистическое звучание. Вся повесть и есть, собственно, попытка ответить на эти вопросы.

Подводя итог этому периоду творчества Титова, Л.Семенова пишет: «Творчество В.Титова привлекает самобытностью и искренностью, глубоким проникновением в души читателя. Не удивительно, что оно получило такой большой резонанс и высокую оценку» [См.: 14, с.101-103]. Наивысшей оценкой было присуждение В. Титову в 1981 году Государственной премии УССР им. Т. Г.Шевченко.
Писателя не могла не волновать шахтерская тема. Восемь лет им отдано работе над романом «Проходчики» (издан в 1983 году). В нем Титов выводит на первый план экономические и морально-этические проблемы того времени в горняцкой жизни.
Критик А. Медников, размышляя о том, что современная литература о рабочем классе находится в постоянном развитии, в поисках новых конфликтов и ярких характеров, отметил одну из главных тенденций того времени – решительный поворот от сугубо технологических проблем к органически связанным с ними проблемам нравственности и социальной активности героев, поворот к человеку, к личности, во всем объеме ее духовной жизни.
Вставшие в фокус общественного внимания проблемы трудовой дисциплины, организованности, охраны безопасности труда, его эффективности и качества, по мнению критика, определяют социальную актуальность книг о рабочем классе, широкий интерес к ним читателя.
Такие мысли возникали у А. Медникова, когда он читал роман В. Титова «Проходчики». Рядом с новой книгой В. Титова он ставит роман «Шахта» Александра Плетнева. Главное, что их роднит, считает критик, – отношение к труду, определяющее основную тональность произведений.

В романе «Проходчики» Титов сосредоточивает внимание на проблеме организации труда, НТР.
Главная пружина сюжета связана с внедрением нового угледобывающего комплекса, с инициативой молодежной бригады, предложившей интенсивные методы проходки штатных штреков. Внедрение это идет не гладко. Назревают конфликтные ситуации. И немаловажно, что они рассматриваются с точки зрения высокой гражданской позиции самого писателя. Все большее значение приобретают размышления о разных стилях и методах руководства, профессионализма, компетентности руководителя в условиях технической революции.
Титов убедительно показывает, что здоровые нравственные основы трудовой жизни в горняцком поселке прочно связаны с активной жизненной позицией его героев. И в этом критик видит главные достоинства произведения.
Опираясь на роман В.Титова, А.Медников делает вывод о том, что проблема становления личности во всем ее многообразии выдвигается в литературе о рабочем классе на первый план. Личности крупные, значительные, динамичные в своей социальной активности, в совокупности деловых, нравственных и этических качеств характера приходят в литературу из жизни. И только такие характеры могут влиять на поступки людей, отражая поступательное движение современности [См.: 9, с. 229-231].

Последние годы работы писателя – это труд над повестью «Грезы старого парка». При жизни его опубликован был только журнальный вариант. Отдельное издание вышло уже без его участия. Как отметил критик М. Слабошпицкий, «в «Грезах старого парка» был уже новый Владислав Титов. Такая проза для него экспериментальная. В ней автор искал для себя новое художественное качество. Возможно, начиналась принципиально новая страница прозы Владислава Титова» [16, с.14].
Неоконченным осталось последнее произведение В.Титова – «Рожь». Задумано оно было, по свидетельству того же Слабошпицкого, вещью широкого эпического размаха. На страницах ее оживают село его детской памяти, первые послевоенные годы, селяне, которые на своем горбу испытали все «перегибы эпохи».

Народу надо верить, только правда – основа самой высокой веры, духовного совершенствования всего общества и каждой личности, – вот о чем хотел повести разговор автор со своими читателями. [См.: 16,с.10 – 13]

Остротой постановки вопросов нравственности человека, гражданской ответственности, места человека в жизни, человеческих ценностей отличается все творчество В. Титова.
Писатель очень серьезно и требовательно относился к своей работе. «С первых же литературных опытов, – пишет Слабошпицкий, – он искал созвучные содержанию формы, пройдя путь от исповедально-публицистических повестей до произведений с тщательно объективированной манерой изложения» [16, с.14].
Писательский талант Титова выдвинул его в число авторитетных имен в Луганском областном отделении Союза писателей Украины. Свидетельствуют об этом сами писатели. Г. Довнар однажды воспроизвел диалог между ним и Н. Чернявским (автограф хранится в музее-квартире писателя В. А. Титова, сохранен язык оригинала).
Н. А. Чернявский : «Я знаю, ти перекладаєш книжку Вл. Титова «Ковыль – трава степная». Я б тобі радив дуже уважно придивитися до його стилю писання, до його художньої деталі. Я сам прозаїк молодий i охоче вчуся у Владислава – прозаїка».
Г. С. Довнар: «Я на це, Микито Антоновичу, вже давно звернув увагу i теж, буду відвертим, учуся у Владислава художній деталі, умінню виписувати характери героїв; i ще хочу відзначити його глибокий ліризм оповiдi, глибоку душевність характерів.»
В беседе с заведующей филиалом Луганского музея истории и культуры г. Луганска – Музея-квартиры писателя В.А.Титова – Т.Н.Власовой Геннадий Станиславович также отметил, что он, старше Титова по возрасту, учился у него. Перевод его книг помог переосмыслить свое писание. Роман «Головченки» ( 1975 г. ) и книга «Дорога без кiнця» (1985 г.) написаны под влиянием творчества Титова.

Микола Малахута не раз в своих публицистических работах обращался и к Титову как личности, и к его произведениям. В очерке «Истина» он пишет: «Я еще раз перечитал его книги... Передо мной прошли светлые, мужественные, колоритные образы, незаурядные характеры, волевые натуры. Густая ткань письма. Ритмизованная стилистика. Поэтичность пейзажа. Все привлекает, нет, все захватывает» [7].
Писатель живет, пока живут его книги. Владислав Титов, его произведения и сегодня не перестают волновать сердца людей. Об этом говорят отзывы посетителей Музея - квартиры писателя В.А. Титова.

Чумейка Даша, ученица 10-го класса Луганской средней школы № 6,
15 февраля 2007 г. (первый приход в музей): «Если бы каждый человек имел хоть частичку той воли к жизни, того оптимизма, что имел В. Титов, мир был бы идеален».
18 марта 2008 г. (привела в музей одноклассников):

«Сердце бешено стучит,
Отзываясь эхом боли...

Восхищаться не перестаю человеком, который в темноте, казалось бы, в безнадежной темноте, смог найти свет... Не перестаю плакать, переживая будто бы с Владиславом Титовым и его Риточкой их нелегкую судьбу. Владислав Титов для меня стал тем человеком, который показал, что можно добиться всего, чего только можно желать, главное - упорство, главное - борьба... Борьба каждый день с собой и теми глубоко наболевшими ситуациями нашей жизни, которые мешают нам жить счастливо».

Головлев Владимир, инвалид войны в Афганистане, г. Волжский Волгоградской области, Россия.
13 августа 2008 г.: «Героический привет от города-героя Волгограда. Прочитал повесть В. А. Титова «Всем смертям назло...», еще учась в школе, и был потрясен духом и стойкостью Владислава и Риты. Владислав уже вошел в бессмертие, так как он, как близкий друг, всегда с нами.
Пользуясь случаем, хочу обратиться к издателям: эту повесть надо печатать, печатать и печатать!..»

Да, книги Владислава Титова надо переиздавать, переосмысливать его творчество с позиций нынешнего дня. Оно должно найти своих новых исследователей. И новое поколение должно найти свои точки соприкосновения со временем, которое стремился воплотить в своем творчестве В. Титов.
И прав был Борис Нагорный, когда писал: «Думаю о том, что мы еще до конца не оценили масштаб жизни и творчества Владислава Титова, и сейчас, когда зло так активно наступает на культуру, на духовную жизнь, страницы его книг доходят до нас как свет далекой, не потухшей звезды» [3].

Список использованной литературы

1. Апухтин В. История молодого человека. (О тенденциях развития советской прозы 60-х годов)// Литература в школе. – 1971. – №2.

2. Довнар Г. Всем смертям назло... // Ворошиловградская правда. – 1984. – 8 ноября.

3. Довнар Г., Витченко Д., Нагорный Б. Таким он остался в памяти // Луганская правда. – 1994. – 10 ноября.

4. Ермакова Г. Заметки о современном герое // Звезда. – 1967. – №12.

5. Кузнецов Ф. Воспитывать идейную убежденность//Литература в школе. – 1967. – №3.

6. Киян В. О книге В.Титова «Раздел» // Ворошиловградская правда. – 1974. – 17 июня.

7. Малахута М. Истина // Правда Украины. – 1982. – 28 марта.

8. Малахута М. Освідчення рідному краєві // Молодогвардеец. – 1972. – 15 апреля.

9. Медников А. В центре внимания – человек // Знамя. – 1983. – №8.

10. Минаков А. Тема труда в современной литературе// Литература в школе. – 1972. – №2.

11. Ошанин Л. О Владиславе Титове / Из семейного архива Титовых.

12. Полевой Б. Всему вопреки / В книге «Силуэты». – М.: Советский писатель. – 1978.

13. Полевой Б. Слово о богатом человеке / В книге Титов В. Всем смертям назло. – К.: Веселка. – 1970.

14. Семенова Л. Высота духа. Личное и общечеловеческое в творчестве Владислава Титова//Донбасс. – 1983. – №1.

15. Слабошпицкий М. Духовные масштабы судьбы / В книге Титов В. Избранные произведения. – К.: Издательство художественной литературы «Дніпро». – 1984.

16. Слабошпицкий М. Нравственные твердыни человека / В книге Титов В. Грезы старого парка. Повести. – К.: Радянський письменник. – 1988.

17. Смутко М. Образ матери // Молодогвардеец. – 1974. – 8 января.

18. Сухнев В. Достоинство // Литературная газета. – 1984. – 14 ноября.

19. Титов В. Жизнь прожить... – М.: Молодая гвардия. – 1975.

20. Тимофеева И. Третий отсчет времени.//Ворошиловградская правда.- 1986.-7 октября.

21. Тимофеева И. Урок преодоления.//Ворошиловградская правда. 1982 .- 9 января.

22. Фесенко Ю. Корни земли родной // Ворошиловградская правда. – 1988. – 7 августа.

 

Л. В. Ельшова,
научный сотрудник
Музея-квартиры писателя В. А.Титова

Учитель, наставник и друг
(Тарас Рыбас в судьбе Владислава Титова)

Творческую судьбу Владислава Андреевича Титова трудно себе представить, не поставив рядом с его именем имя Тараса Михайловича Рыбаса. Человек высочайшей культуры, талантливейший писатель, он был основателем и первым ответственным секретарем созданной 15 апреля 1965 года Луганской областной писательской организации. По его инициативе и при активной поддержке было организовано и областное литературное объединение. Виктор Витальевич Гордеев, входивший в состав этого объединения, в своих воспоминаниях пишет, что объединение «позволило талантливой молодежи самопроявиться, познакомиться друг с другом, с луганскими писателями и увереннее чувствовать себя на «ухабистой литературной дороге».

«Мы тянулись к Тарасу Михайловичу, дорожили каждой минутой общения с ним», – так характеризует он взаимоотношения руководителя писательской организации с молодыми авторами. Это и не удивительно, ведь, по признанию Гордеева, к молодым литераторам Тарас Михайлович относился с особой любовью и вниманием. «С ним можно было посоветоваться по любому вопросу – и всегда получить добрый совет или помощь», – с благодарностью вспоминает он своего наставника как человек, который на своем опыте ощутил в трудную для себя минуту поддержку старшего товарища. А главное, Тарас Михайлович обладал свойством ценить чужой талант и всячески способствовал продвижению молодых. Своим вхождением в большую литературу обязан ему и Владислав Титов. О роли первого литературного наставника в своем становлении как писателя Владислав Андреевич сам рассказал в повести «Жизнь прожить...».

Их знакомство пришлось на сложное в жизни Титова время. За спасение своих товарищей в шахте он, молодой шахтер, заплатил высокую цену – остался без рук. Научившись писать ручкой, зажатой зубами, он решил поведать свою историю преодоления судьбы в повести. Отослав рукопись в одно из московских издательств, получил отзыв, больше похожий на приговор: «Литературной ценности ваше произведение не представляет...».

В результате, как пишет Титов, «пять или шесть вариантов повести... были сожжены». Но, «не прошло и года», как он вернулся к письменному столу. Отдельные страницы повести были напечатаны на родине автора в Липецкой области в Добринской районной газете. Появились публикации о Владиславе Титове и в периодических изданиях. В одном из Киевских журналов заинтересовались повестью, но потребовали таких изменений, что автор попросил вернуть рукопись.

Казалось, что все, дальше районной газеты повесть уже не пойдет. Тогда-то и произошла судьбоносная встреча начинающего писателя с Т. М. Рыбасом.

Тарас Михайлович, прочитав статью о Титове, предложил ему встретиться, «поговорить о предполагаемой публикации повести в журнале». Телефонный разговор взволновал Владислава: «Подумать только! Я мыкаюсь по столичным журналам и издательствам (потому что других не знаю) со своей работой, а рядом, в родном городе живут настоящие живые писатели, ходят по тем же улицам, ездят в тех же трамваях и автобусах, люди, которые могут посмотреть мой труд и, по крайней мере, квалифицированно определить, есть ли толк в моей писанине, или все это никому не нужный бред».

Первое впечатление о Тарасе Михайловиче – «элегантный седой человек с коротко подстриженными седоватыми усами, курит сигарету, вставленную в короткий деревянный мундштук» (вытягивает сигареты из небольшой кожаной сигаретницы), чуть улыбается в усы. Узнав, что повесть Титов забрал из редакции киевского журнала, он просит у Титова рукопись и предлагает предметный разговор после ее прочтения. В. Титов оставляет рукопись повести Тарасу Михайловичу. До момента второй встречи время для Владислава Андреевича остановилось. Оказалось, волнение было напрасным. Мнение Рыбаса о повести было прямо противоположным отзыву московского издательства. «Задача моя облегчена тем, – начал Тарас Михайлович, – что я буду с вами говорить не как с начинающим автором, а как с равным, с человеком, одаренным определенным образом». И тут же не только высказал свое мнение о повести, но и предложил свою помощь:

– Скажу сразу – повесть ваша мне очень понравилась. Подобного в литературе я, по крайней мере, не встречал. Приходится удивляться, почему она до сих пор не дошла до читателя. Впрочем, истории литературы известны подобные случаи нерасторопности издателей. Я думаю, что ошибка должна быть исправлена. И немедленно. В повести есть небольшие стилистические погрешности, некоторые длинноты, но это легко можно устранить. Если вы не возражаете, мы немедленно приступим к этому.

Что привлекло Тараса Михайловича в повести, и почему он охотно берется помочь в ее редактировании, становится ясным из воспоминаний жены Рыбаса, Ирины Петровны:

– ... Тарас Михайлович принес домой тетрадь. Это была рукопись будущего произведения «Всем смертям назло...» Читал Тарас Михайлович с удовольствием и с уверенностью в необходимости написанного... Тараса Михайловича радовало... то, что в Луганском отделении Союза писателей появится такое произведение, которое необходимо нашей литературе.

Ведь были произведения о героизме молодежи 20-30-х годов («Как закалялась сталь» Н. Островского), о героизме молодежи в Великой Отечественной войне («Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого и др.). О новом молодом человеке – герое 60-70-х годов – произведений не было.

Молодец парень! То, что он пишет, необходимо стране. Надо, чтобы это произведение быстрее появилось.

«За короткий срок, – пишет В. А. Титов в повести «Жизнь прожить...», – повесть была заново отредактирована и, по совету Тараса Михайловича Рыбаса, отослана в Москву, в журнал «Юность». На дворе стоял сентябрь 1966 года...»

Тарас Михайлович – автор и одной из первых рецензий на повесть В. Титова, датируется она 6 августа 1966 года. Писатель, исследуя художественный мир произведения, отдает должное «Владиславу Титову – писателю, художнику, а не составителю библиографических записок». «Думая о повести Владислава Титова, – пишет он, – я думаю сразу о слитке современной жизни, о ярком описании мужества человека, о достоверности всех фактов и в то же время о незаурядном таланте ее автора». Автор рецензии останавливается на роли художественной детали в повести, приемах создания образов, композиционных элементах, обращает внимание на то, что начинающий писатель не только уловил тенденции современной ему прозы, но и во многом выступил как новатор.

«Повесть не напоминает ничего знакомого, – рассуждает Рыбас. – Она – самобытна. Если бы даже ее примерить под существующие законы, возможно, ее бы и не назвали повестью. Она как-то скроена особенным образом. Некоторые люди, ее герои, ... вдруг появляются и исчезают, и что больше всего удивительно, не появляется читательское желание больше их увидеть. Все в должной норме, хотя о каких бы то ни было нормах речь вести трудно. Их нет. Есть одно желание автора рассказать со всеми подробностями об удивительной жизни Сергея Петрова».

Новым, по мнению автора рецензии, является подход к описанию этой героической жизни: «Повесть Владислава Титова скорее похожа на записки о самом обыкновенном человеке. Павел Корчагин – герой, Маресьев – герой, а Сережка Петров даже не успел и пожить при таких обстоятельствах, при которых он мог бы проявить свой героизм. Большая часть повествования состоит из того, как его оперируют, как он борется сам с собой, чтобы не выглядеть хлюпиком, как он иногда не выдерживает и срывается, но потом все же выкарабкивается и продолжает идти к намеченной цели». В этой «необыкновенной приближенности к жизни» и видит Рыбас художественную силу повести. По его мнению, художественный материал нужен Титову не для того, чтобы создавать особенные характеры нашего времени, чтобы доводить своего героя до лозунгового звучания. «Его, – замечает Рыбас, – кажется, совершенно не интересует, как прозвучит и как будет воспринята эта история... Он знает, что читатель постоянно помнит о парне, отдавшем руки, чтобы жили его товарищи, и не отходит от этой темы, не отходит, однако, не ради любви к сенсации, к исключительности, а потому, что хочет досказать историю до конца, как и положено рабочему человеку, привыкшему всякое дело доводить до конца. Именно такое впечатление создается от чтения некоторых страниц. Но они тем более значительны, потому что безыскусны. Потому что и в этой особенности заключен дух времени, проявляются современные черты повести».

Как подчеркивает он, звучание времени, которое с удивительной четкостью подметил Титов, лишено многих знакомых звуков, набатно звавших в атаки на врага. «Но это не значит, – пишет Рыбас, – что оно лишено напряжения, совершенно исключает подвиг, который так часто наблюдался в атаках и боях. Оно, это время, больше склонно к замедленному психологическому поиску, к интеллектуальным схваткам, к прояснению духовных достоинств героя, но оно тоже предпочитает иметь дело с натурами сильными, не ординарными, готовыми рисковать и жить в напряжении. Но все это по линии углубленного показа характера современника и обстоятельств его жизни».

Рассуждая о разговоре со временем, который ведет автор в своей повести, Тарас Михайлович обращает внимание на то, что «в иных местах это даже диалог, полный страсти и непримиримости... В подобных диалогах есть что-то от новых мотивов современной прозы».

Талант и удивительная искренность автора в итоге позволили Тарасу Михайловичу предположить: «Вероятно, в литературе нам еще не раз придется встречаться с Владиславом Титовым. Выйдет эта повесть, появятся другие. Все они, как и эта, неотъемлемо войдут в ряд примечательнейших книг о нашем времени, о нашем современнике».

Ответственный секретарь Луганской областной писательской организации не ошибся в оценке возможностей открытого им талантливого молодого писателя. Повесть «Всем смертям назло...», напечатанная в журнале «Юность», а затем вышедшая и отдельной книгой, вызвала горячий читательский отклик, ее значение в современном литературном процессе отметили критики. Рассказ «Раненый чибис», опубликованный во втором номере журнала Юность за 1967 год (первая его публикация состоялась 7 августа 1966 года в газете «Комсомолец Донбасса»), был признан лучшим рассказом полугодия, 11 мая 1967 года опубликован за рубежом, в Болгарии, в «Літературєн фронт».

11 мая 1967 года В. Титов становится членом Союза писателей СССР – первым из молодых литераторов Луганщины.

«Мой добрый старший друг и неизменный редактор моих... произведений», – так характеризует Тараса Рыбаса Владислав Титов в повести «Жизнь прожить...» Тарас Михайлович ввел молодого автора в писательские круги еще до широкого признания его имени.

При первых встречах Титова с Рыбасом присутствует Степан Бугорков. Знакомство их перерастает в дружбу. Затем Тарас Михайлович представляет Титова членам литературной студии. Об этом Виктор Гордеев и Геннадий Коваленко писали в очерке «Мужество», опубликованном в сборнике «Очень вовремя мы родились» (Донецк: Донбасс. – 1968 г.). В своих воспоминаниях Гордеев вновь возвращается к этому событию. В том, как ведет себя Т. Рыбас во время первой встречи со студийцами, он раскрывается и как человек. Из статьи и воспоминаний Гордеева мы узнаем, что на очередное занятие литературной студии собрались почти все. Тарас Михайлович ввел в зал молодого парня с зачесанными назад светлыми волосами, невысокого роста, широкоплечего. Во всей его фигуре сразу можно было узнать настоящего рабочего человека. Рыбас представил парня, сообщил, что тот прочтет свой рассказ «Раненый чибис», и положил на стол несколько листков бумаги. Заметно волнуясь, Владислав начал читать. В полуподвальном зале Областной библиотеки имени М. Горького стояла напряженная тишина. И только голос Владислава, ставший более ровным и окрепшим, вел рассказ дальше. Волосы у Славы постоянно падали на лоб, и он кивком головы отбрасывал их обратно. Когда Владислав заканчивал читать одну страницу, Тарас Михайлович аккуратно укладывал другую.

Слава закончил читать. На лбу у него выступили крупные капли пота. Тарас Михайлович достал платок и вытер их. Зал молчал. Потом раздались аплодисменты. «Рассказ был сильнее, намного сильнее тех, что читали здесь студийцы, и произвел впечатление», – подытоживает В. Гордеев.

Тарас Михайлович сказал, что Владислав работает над повестью. Его окружили, расспрашивали. А после заседания, в кабинете Тараса Михайловича еще раз поздравили Славу с успешным дебютом и условились, что он, по мере возможности, будет посещать литстудию.

Осенью 1966 года на заседании литературного объединения В. Титов читал свою первую повесть. Воспоминания об этом Бориса Нагорного, члена литературного объединения, а ныне профессора Восточноукраинского национального университета им. В. Даля, хорошо известны.

И скоро все вместе с Титовым ожидали решения судьбы повести. «Мы, друзья Славы, – пишет В. Гордеев, – с нетерпением ждали ответа из редакции журнала «Юность». Мы прекрасно понимали состояние Славы... и поэтому при встречах с ним с трудом сдерживали себя от одного-единственного вопроса. Но, пожалуй, больше всех нас вместе взятых волновался Тарас Михайлович Рыбас».

Титов быстро «оброс» друзьями в луганском литературном цехе. В разные годы они писали о Владиславе, о его творчестве. «Писали не ради гонорара или «примазывания» к его известности, внесения себя, так сказать, в список «друзья Владислава Титова», – подчеркивает В. Гордеев, – а потому, что не могли не поделиться своими чувствами и мыслями об этом удивительном человеке». Он называет имена того же Бориса Нагорного, Николая Малахуты, Ивана Низового, Геннадия Коваленко, Геннадия Кирсанова. Разумеется, это далеко не полный перечень...

Следует отметить, что и в их памяти рядом с Титовым встает образ Тараса Рыбаса. Как, например, в стихотворении А. Романенко:

Я руку протянул ему, не зная,
Что нечем пожимать в ответ мою.
Готов сгореть был, помню, со стыда я,
Когда в протез толкнулся, как в змею.
Он тоже виновато как-то улыбнулся
Но тут Тарас Михайлович – душа –
Все понял, нас привлек – Вы поцелуйтесь! –
И впрямь неловкость отошла - ушла.

Когда к Титову пришла известность, он не остается в долгу. Знакомит, к примеру, луганских писателей с режиссером Липецкого драматического театра К. Д. Миленко. Вместе с ним они писали пьесу «Всем смертям назло», премьера спектакля прошла в Липецке, а затем режиссер ставит пьесу в Луганске. В письме Титову из Липецка от 5 марта 1968 года Миленко передает привет Тарасу Михайловичу (Рыбасу), Степе (Степану Бугоркову), Чернявскому.

Тарас Рыбас привлекает Титова к работе областного отделения Союза писателей. Уже летом 1967 года по приглашению республиканского бюро по пропаганде художественной литературы они вместе побывали в Киеве. «График наших выступлений перед трудящимися Киева был настолько плотен, что мы едва поспевали с одного предприятия на другое, – рассказывает об этой поездке Титов в повести «Жизнь прожить...». – В конец измотанные за день, в гостиницу возвращались поздно вечером, наспех ужинали и спешили в номер отдохнуть, набраться сил для следующего дня. А с утра все начиналось сначала».

На одной из встреч Титову предстояло выступать последним. Он уже знал, что «говорить перед утомленной аудиторией очень трудно». Тарас Михайлович успокаивал: «Ничего, старичок, все образуется... Публика подобралась благодарная, слушают тебя всегда с интересом, бояться нечего». Вместе они были в Краснодоне, принимали участие в Днях украинской литературы в Казани в августе 1972 года, организовывали Дни советской литературы в Луганской области.

Тарас Михайлович продолжает заботиться о молодых талантах. В Северодонецке работу с творческой молодежью проводил Иосиф Курлат. Молодых литераторов Северодонецка и Лисичанска пригласили в Луганское областное отделение Союза писателей Украины на двухдневный семинар в конце августа 1967 года. В работе его приняли участие Т. М. Рыбас, Н. А. Чернявский, С. С. Бугорков, И. Б. Курлат, В. А. Титов, а также члены литературной студии. Это был не только серьезный разговор о произведениях молодых, но и пропаганда их творчества. Радио и телевидение организовали для них специальные передачи, в Парке им. 1 мая участники семинара выступили на эстраде, несколько поэтов были представлены на страницах областных газет. Организована была и встреча молодых литераторов с журналистами Луганской области.

Интенсивно работала и литературная студия в Луганске. Три раза в месяц члены ее собирались на занятия. На одном из них с докладом о специфике литературной работы выступает Т. М. Рыбас. Он способствует тому, что работы студийцев публикуются на страницах журналов и газет – областных, республиканских, центральных. Многие из членов литературной студии были представлены в коллективных сборниках, вышедших в издательстве «Донбасс». Областная молодежная газета печатала стихи молодых авторов под рубриками «На поетичній хвилі», «Джерела».

Проводятся Дни поэзии. 27 апреля 1967 года День поэзии, как писала молодежная газета, «вылился в настоящий праздник: на заводах и фабриках, перед дворцами металла, угля и хлеба выступили писатели. Луганские любители поэтического слова встретились с поэтами-земляками на своеобразных поэтических летучках у книжных магазинов города, а вечером – в Парке 1 мая, где состоялся большой вечер поэзии».

Эти мероприятия стали школой для В. Титова. Позже, уже после смерти Т. Рыбаса, он сам выступит в числе организаторов двух вечеров поэзии и прозы в Луганске, в ДК Ленина и ДК строителей.

Отношения Рыбаса с Титовым с уровня учитель-ученик быстро переросли в дружбу. Одно из свидетельств этому – дарственная надпись Т. Рыбаса на его книге «Веселая гора»: «Владиславу Андреевичу Титову, другу моему, огромному моему современнику, таланту и труженику, с чувством большого уважения и любви [слово неразборчиво], но искренне. 8.II.68. г. Луганск. Т. Рыбас».

К Титову пришла слава, когда он сам был еще очень молод. Быть может, потому его тревожат проблемы творческой молодежи. На 15-й областной комсомольской конференции в 1968 году в своем выступлении он поднимает одну из таких проблем – создание клуба творческой молодежи.

В силу разных обстоятельств не всем членам литературного объединения удалось воплотить в жизнь свои творческие возможности. Но, несмотря на это, как пишет В. Гордеев, молодежь настойчиво становилась на литературную тропу. Целенаправленная деятельность Тараса Михайловича и других писателей – Степана Бугоркова, Никиты Чернявского, Михаила Яременко, Федора Вольного, Ольги Холошенко – принесла плоды. По данным «Довідника Спілки письменників України» на 1 июля 1969 года в Луганске и области числилось 14 членов Союза, в 1975 году – 18.

В статье «К 80-летию со дня рождения Т. М. Рыбаса» («Наша газета» от 13 марта 1999 года) Г. Д. Довнар пишет: «Т. М. Рыбас пользовался высоким авторитетом в нашей области, в Киеве, в Москве... С его мнением считались все, кто его знал. Уже само его имя поднимало вес и значение нашей писательской организации.

... Именно благодаря Т. Рыбасу секретариат правления Союза писателей СССР вызвал организации – Луганскую и Донецкую – почти в полном составе на творческий отчет в Москву».

Как главный итог этой поездки, Г. Довнар отмечает тот факт, что произведения «анализировались виднейшими критиками и писателями столицы» и «рекомендовали к изданию в Москве книги Владислава Титова, Ивана Савича, Никиты Чернявского, Степана Бугоркова и других наших авторов-земляков». О впечатлении, которое произвел на принимающую сторону Тарас Михайлович Рыбас, автор рассказывает так: «Все москвичи смотрели на него добрыми, а женщины – к тому же и влюбленными глазами, и у нас, луганчан, было оттого очень хорошо на душе, и мы гордились своим таким симпатичным, обходительным, умным и талантливым ответственным секретарем».

Отчет этот состоялся всего через два года после создания луганского отделения Союза писателей Украины в мае 1967 года. Два дня продолжалось обсуждение произведений прозы, поэзии и драматургии писателей Донбасса. Об этом событии в литературной жизни Луганщины Тарас Михайлович сам рассказал своим землякам в статье «Творческий отчет в Москве» в газете «Луганская правда» от 21 мая 1967 года. В ней он, в частности, пишет:

«Бесспорную заинтересованность вызвала повесть Владислава Титова «Всем смертям назло...», опубликованная в журнале «Юность». О ней уже много говорилось в печати. Но ее чеканно простая форма, исключительная эмоциональность, героический тон, духовное богатство главного героя – шахтера Сергея Петрова – еще не однажды будут исследоваться критикой».

Уже тогда Тарас Михайлович отметил «интерес к литературному процессу в Донбассе, который живет среди писателей столицы», и подчеркнул, что «разговор в Союзе писателей вовсе не носил характера встречи учителей и учеников». Он выразил уверенность, что «устроенный в столице праздник культуры Донбасса станет началом новых успехов Луганских и Донецких литераторов, вдохновит их на создание значительных произведений о нашем великом времени».

Одно из таких значительных произведений выйдет из-под пера Тараса Рыбаса. В 1971 году его роман «Красный снег» удостоен премии Союза писателей СССР и ВЦСПС за лучшие произведения рабочей тематики. Когда готовились к публикации в журнале «Донбасс» рецензии по роману, В. Титов был уже членом редколлегии журнала. Из письма из редакции на имя В. Титова от 20 декабря 1972 года становится ясно, что Титов обращался с просьбой насчет публикации Т. Рыбаса. Ему сообщают, что материалы он прочитать уже не сможет – они в печати. И далее раскрывают характер публикаций: «один материал оценивает роман вполне положительно, другой указывает на недостатки, в основном, фактического характера, что может пригодиться и автору при переиздании произведения».

Важно здесь, что В. Титов, как когда-то Т. Рыбас, переживает за успех новой книги писателя. Хотя к тому времени возросший профессиональный уровень позволял ему видеть какие-то недочеты (книга Рыбаса с дарственной надписью хранится в Музее-квартире писателя В. А. Титова, в ней есть карандашные пометки Титова – замечания, вопросы к писателю), они не закрывали для него главное, потому он так печется о положительных отзывах в адрес книги старшего друга. Беспокоится он о нем и чисто по-человечески. В 1975 году он пишет в Барнаул В. Гордееву: «Вот какое дело – очень болен Рыбас (язва желудка с осложнениями), нужно облепиховое масло...»

12 марта 1977 года жизнь Тараса Михайловича Рыбаса оборвалась. Совсем немного не дожил он до 1 июня 1977 года, когда в Ворошиловград прибыла большая группа писателей для участия в выездном заседании президиума Союза писателей Украины. Об этом дана редакционная информация в газете «Прапор перемоги» 3 июня. С отчетом о работе областной писательской организации выступил сменивший Тараса Рыбаса на посту ответственного секретаря Н.Чернявский. Среди произведений, отмеченных общественностью, которые стали известными в республике и за ее пределами, он называет и роман Тараса Рыбаса «Красный снег», и повести В. Титова «Всем смертям назло...» и «Ковыль - трава степная».

Отмечалась большая работа по развитию и укреплению интернациональной взаимосвязи с литераторами братских республик, активное участие в проведении Дней советской литературы в области, организация прямой связи с читателями. Так, отмечалось: за пять месяцев текущего года на Ворошиловградщине состоялось 2135 писательских выступлений. Литераторы шефствуют над коллективами ударных строек десятой пятилетки, они – частые гости у строителей газопровода «Оренбург – западная граница СССР», рабочих Лисичанского нефтеперерабатывающего завода, у металлургов коммунарской домны-гиганта №1-бис, у тружеников сел. Встречи с читателями обогащают литераторов новыми впечатлениями, помогают им создавать правдивые, полнокровные характеры наших современников. Докладчик сообщил, что в союзных и республиканских издательствах готовятся к печати новые произведения луганских писателей.

По сути, это отчет о работе, проделанной областным отделением писательской организации под руководством еще ее первого ответственного секретаря.

Под каждой строчкой этого отчета мог подписаться и Владислав Титов. Он встречался с учащимися учебных заведений, с рабочими промышленных гигантов, с шахтерами, с читателями в библиотеках, в клубах, дворцах культуры. Его книги издавались на эстонском, чувашском, литовском и латышском языках. В составе писательской делегации он принимал участие в Горьковских днях на Волге.

Писатели и поэты области отчитались не только перед президиумом Союза писателей Украины, но и перед жителями областного центра. На литературном вечере, состоявшемся во Дворце культуры железнодорожников, они познакомили земляков со своими новыми произведениями.

Это была лучшая дань памяти Тараса Михайловича Рыбаса.

В 1982 году состоится второй творческий отчет луганских писателей, одной из самых молодых писательских организаций Украины – Луганской (Ворошиловградской). За время, прошедшее после первого отчета, писательская организация заметно выросла, и не только численно. Многим довелось услышать похвалы в свой адрес от взыскательных авторитетных писателей, критиков и литературоведов. Но, как пишет в своих воспоминаниях Г. Довнар, «самый роскошный лавровый венок» был надет на шею Владислава Титова, который к тому времени был уже Лауреатом Государственной премии УССР им. Т. Г. Шевченко. Секретарь правления Союза советских писателей Михаил Алексеев, подводя итоги, скажет: «прозаические и поэтические произведения луганских писателей не отнесешь к периферийной, как часто у нас принято говорить, или «областной» литературе. Это полноценная и весомая часть общей большой советской литературы».

Ответом ему было благодарственное слово Титова:

– Мы приехали в столицу на отчет обыкновенными, скромными писателями, а отсюда, благодаря Вашим отеческим «авансам», уезжаем почти классиками.

Кому, как ни ему было знать, как много сделал первый секретарь Луганской писательской организации Тарас Рыбас для того, чтобы и Титова, и его товарищей – писателей и поэтов Луганщины – столичные писатели и мэтры принимали как себе равных.

 

Б.Г. Нагорный,
член литобъединения,
заведующий кафедрой социологии
ВНУ имени В. Даля,
доктор социологических наук, профессор

Преодоление, или луганский характер

Февраль шестьдесят восьмого был теплым. Снегопады сменялись частыми оттепелями, а когда пригревало солнце, все отчетливее чувствовалось наступление новой весны. Это ощущение завтрашнего праздника переполняло нас, членов литературного объединения, когда, толпясь на перроне нашего вокзала, провожали в Москву Риту и Славу Титовых. И не просто в Москву. А в журнал «Юность». К самому Борису Полевому!

У нас еще не прошла радость от того счастливого момента, когда в скромную однокомнатную квартиру Титовых в квартале Гаевого и в газетные киоски принесли первый январский, шестьдесят седьмого года, номер с обложкой ослепительного бело-синего цвета - цвета утреннего выпавшего снега и солнечного январского неба... В номере печаталась повесть «Всем смертям назло». И вот теперь главный редактор журнала Борис Полевой, следуя редакционной традиции, приглашал автора публикации на встречу в редакцию.

Теперь уже построен новый вокзал, но всякий раз, когда я проезжаю здание старого уютного вокзала, я вспоминаю тот далекий февральский вечер и синюю россыпь сигнальных огней на железнодорожных путях...

На квартиру Титовых стали приходить первые письма-отклики. Почтовые штемпели с названиями сначала наших городов, потом география все расширялась и расширялась. Потом стали приходить письма из дальних стран. (Заграничные письма помогали переводить друзья из отдела научно-технической информации родного института «УкрНИИуглеобогащение», за что Владислав Андреевич тепло благодарил институтских переводчиков, когда пришел на читательскую конференцию в наш институт).

Потом, вспоминая, Владислав Андреевич напишет: «1967 год проносился в каком-то ураганном темпе. Оглядываясь назад, к его началу, я вспомнил сотни встреч, выступлений, диспутов, конференций. Шахтерские нарядные, пионерские лагеря, цехи заводов и фабрик, школьные классы и студенческие аудитории, полевые станы и воинские казармы, залы клубов и Дворцов культуры Ворошиловграда и Донецка, Киева и Ленинграда, Москвы и Ульяновска, Харькова и Липецка, и лица - бесконечный ряд приветливых и печальных, задумчивых и веселых лиц людей».

Писем было много, и, наверное, мы, члены литературного объединения, были в какой-то степени причастны к тому, что у Владислава Андреевича родилась идея обобщить переписку с читателями, постараться ответить через новую повесть на наиболее часто встречающийся вопрос в письмах: «Как сложилась жизнь у автора январской публикации в «Юности»? Что он сейчас пишет? Как Рита и их маленькая дочка Таня?»

Так родилась повесть-исповедь, ответ на письма - «Жизнь прожить», которая была написана в 1973 году. Завершалась повесть словами: «Я благодарен за ваши исповеди передо мной и заканчиваю свою исповедь перед вами».

Как он работал! Уже в следующем февральском номере был напечатан его рассказ «Раненый чибис». Потом в журнале «Молодая гвардия», а затем отдельным изданием вышла повесть «Ковыль - трава степная». Я был тогда в Москве в командировке, мы созвонились со Славой, и он познакомил меня с редактором журнала Феликсом Овчаренко и на память об автомобильной прогулке по Москве, которую нам организовал гостеприимный редактор, остался трубач с горном, с которым играла дочь, потом внучка. Горниста выбирали вместе...

А еще до этого была работа над драматургическим вариантом первой повести. Премьера состоялась весной 1968 года (в старом здании театра - теперь ДК железнодорожников). Запомнилась напряженная тишина, тишина сопереживания, а потом обвал оваций и скандирование «Автора! Автора!». Пьеса выдержала более 300 постановок в Луганске, Киеве, Москве...

Этой книгой я дорожу особенно. Владислав Андреевич сделал надпись на толстом томе нового романа «Проходчики» и переиздании повестей «Всем смертям назло» и «Жизнь прожить». «Боре Нагорному - давнему и верному другу первый экземпляр этой книги. Искренно В.Титов. 24.VI.83». 28 печатных листов. Почти 700 страниц, как говорили тогда, на машинке, а Славиным размашистым почерком - почти 2000 рукописных страниц. Несколько вариантов романа. Шесть - семь лет работы.

Надвигалась на наш город летняя жара, лили осенние дожди, падал новогодний снег - а он работал. Брал в зубы длинную ручку и писал. Правил, снова писал, снова правил. Потом с помощью Риты надевал протез с металлическим наконечником и печатал, печатал...

Я не перестаю удивляться: как он смог столько сделать, как много успел в неполные 53 года! А еще ведь были звонки, конференции, поездки по области и стране, многочисленные общественные нагрузки, рукописи начинающих писателей.

Мы забывали, что перед нами человек без рук, напротив, тянулись к нему как неиссякаемому аккумулятору энергии и силы, и только изредка у него вырывались фразы, как в его последние месяцы: «Пришлось сдавать анализ крови. Искололи все мочки ушей». И только осознав сказанное, понимал, как трудно ему каждый день оставаться сильным.

Спустя много лет в полной мере осознаешь, кем была для него Рита - не только женой, но и соавтором его произведений, соратником его непростых будней, она поддерживала его повседневным мужеством и неиссякаемой любовью... Только Слава с Ритой могли оценить лаконизм симоновских строчек, пройдя через больницы, операции, бессонные ночи, неизвестность ожидания, возвращение в жизнь, мучительное вырабатывание нового почерка и новой жизни...

С того далекого литературного вечера шестьдесят шестого, когда в подвале областной библиотеки (там находилась областная писательская организация) появились Титовы со своей повестью, когда мы не сразу поняли, почему Рита, а не Слава откладывает прочитанные страницы, до трагического апрельского дня восемьдесят седьмого прошла череда дней, наполненных - чего в них было больше: повседневного труда или бытового мужества? Рита была по праву соавтором всех его произведений... «Как я выжил, будем знать только мы с тобой»...

События более чем сорокалетней давности не могут погасить глубокой благодарности всей старшей когорте Луганской писательской организации тех лет. В первую очередь — ответственному секретарю Луганской писательской организации Тарасу Михайловичу Рыбасу, который в самый трудный, наверное, для Титовых шестьдесят шестой год внимательно прочитал повесть и посоветовал отослать ее в Москву, в «Юность». Спасибо Федору Григорьевичу Вольному, Степану Степановичу Бугоркову, Геннадию Станиславовичу Довнару, Никите Антоновичу Чернявскому, Ольге Францевне Хорошенко за Титова, за их доброе отношение к литературному объединению. Спасибо, что благодаря им мы встречались со многими известными писателями и поэтами, которые охотно приезжали по приглашению Тараса Михайловича в Луганск, за атмосферу литературного праздника, который царил тогда на заседаниях литературного объединения. За культ поэзии, за страсть к новой книге.

Благодаря им мы открывали новые книги, убеждались, что несколько строк можно подарить на всю жизнь. Что часто делал и Владислав Андреевич. Он был знаком и неоднократно встречался с кумирами нашей молодости Булатом Окуджавой, Робертом Рождественским, Андреем Вознесенским, Евгением Евтушенко... А однажды из очередной поездки в Москву он привез томик стихов Николая Рубцова, и мы были ошеломлены серебряной россыпью прозрачных слов.

И вслед за Славой Титовым (у которого всегда с юмором было все в порядке) повторяли шутливые строчки поэта, которые наизусть читал Слава:

«Стукнул по карману - не звенит, Стукнул по другому - не слыхать. Если буду знаменит - то поеду в Ялту отдыхать». (Много лет спустя наш Восточноукраинский национальный университет открыл в Крыму свои филиалы. Лет десять назад еще можно было пройти берегом моря из Ливадии в Ялту (частные, с заборами пляжи только появлялись). Что я и делал, приезжая с чтением лекций). И всякий раз, дойдя до Ялты, я вспоминал, как читал Слава эти рубцовские строчки, и снова слышался неповторимый голос, в котором растворилась его улыбка...)

Теперь в однокомнатной квартире Титовых в квартале Гаевого - музей В.А. Титова (он открылся 11 лет назад в рамках Дней славянской культуры на Ворошиловградщине).

Здесь с любовью подобраны экспонаты - фотографии, книги, рукописи, личные вещи В.А. Титова. И рукопись последнего неоконченного романа «Рожь» на 213 страницах. И многочисленные отзывы в книге посетителей: «Спасибо жизни за то, что приходят в нее люди, подобные Владиславу Андреевичу и его жене. Учащиеся 8А класса СШ №32».

Спасибо и низкий поклон зав. городским Музеем истории и культуры города Ольге Васильевне Приколете, зав. музеем В.А. Титова Татьяне Николаевне Власовой, научному сотруднику музея Людмиле Владимировне Ельшовой за то, что они бережно сохранили атмосферу дома Титовых в этом необычном музее, куда, я уверен, придут еще многие.

«Все, что с нами происходит, либо предупреждение, либо наказание, либо награда». Для всех, кто знал Владислава Андреевича Титова, знакомство и дружба с ним - большая награда жизни. С нами остались счастливые часы общения, титовская улыбка и размышления вслух, его книги и его музей. И в трудную минуту он нам помогает. Хорошо сказал об этом другой наш земляк - поэт Иосиф Курлат:
«Бывает, устанешь, не выдержишь, сдашь, но спросит тревожно совесть: а как же, зубами сжав карандаш, Титов писал свою повесть?».

 

К. В. Носова,
институт культуры и искусств
Луганский национальный университетим Т. Шевченко

В жизни всегда есть место подвигу!

Чтобы творчеством Жизнь продолжалась
В благодарность надежным корням:
И назло всем смертям и ударам...
Т. Дейнегина

Поколение Владислава Титова – это поколение «детей войны». На их хрупкие плечи легли тяжелые испытания военных и послевоенных лет. Поколение «детей войны» совершало ежедневный подвиг: вместо отцов, не вернувшихся с фронта, поднимали из руин и пепла великую страну; это они стояли у станков, вспахивали землю, пекли хлеб.

Эхо войны слышалось им и после Дня Победы: во сне прибывали поезда, увозившие их отцов на фронт; слышались слезы жен и матерей на вокзалах. Во сне к ним приходили почтальоны с «треуголками», и бежали «дети войны» с радостными известиями о победах. Тяжелые годы войны с болью и тревогой они будут вспоминать всегда. Преодолев нечеловеческие испытания, поколение Владислава Титова рано повзрослело, возмужало и всю свою жизнь продолжало совершать героические поступки во имя любви к Родине, во имя жизни на Земле.

На календаре ноябрь 1934 года. Деревня Калиновка раскинулась на несколько километров, и живет в ней русский народ – простой, трудолюбивый, славится он дружбой, мужеством, отвагой, передавая своим потомкам любовь к земле, Родине, отчему дому... В семье хлебороба Андрея Титова появился на свет сын. Мать с отцом радовались прибавлению. Рос Владислав в дружной многодетной семье, впитывая в себя любовь к привольной русской земле, к красивой богатой природе, к труду хлебороба. Лето 1941 года выдалось жарким, калиновцы трудились кто в поле, кто на ферме. Председатель сельсовета на экстренном собрании с тревогой объявил о том, что началась война. В первые дни после нападения немецко-фашистских захватчиков на нашу Родину многие жители Калиновки, в том числе и отец Владислава, ушли на фронт, в ряды действующей армии. В деревне остались старики, женщины, подростки и дети, которые своим самоотверженным трудом помогали отцам и братьям приблизить День Победы. Так было и в жизни Владислава Титова, шагавшего в ногу со временем.

После окончания войны он поступает и учится в горном техникуме г. Антрацита. Здесь Владислав участвует в художественной самодеятельности, играет на аккордеоне. Служит в войсках ВВС. Совершает свои первые прыжки с парашютом. После демобилизации получает диплом, работает горным мастером на шахте №10 «Северная».

Обыкновенный квартал города Луганска, дом №18. В квартире №62 в прошлом столетии начал свою вторую жизнь настоящий Человек. Да, именно вторую жизнь. 25-летний Владислав Титов совершает подвиг. Самопожертвование во имя спасения других жизней - это смог сделать лишь Человек духовно богатый, с характером стали. Луганщина помнит этот подвиг и в память о герое открыт музей-квартира В.А.Титова. Это не тихий и унылый мемориал, здесь проходят экскурсии. Музей хранит реликвии: рабочий стол, шкаф-секретер, рисунки, студенческие и армейские фотографии. Они рассказывают о жизни человека до подвига и после него. В стенах музея задумываешься, как Человек, пройдя через испытания судьбы, не сломался, не стал лишним в обществе, а был и остается для поколений примером самоотверженности, героизма!

Подвиг Владислава Титова воплощен в поэтические строки. Музыка строк посвящения звучит как гимн жизни непокоренных:

Не глядите на небо печально –
В небе звезды летят кувырком,
То судьбой, то кольцом обручальным,
То нетленным лавровым венком.
То, что люди понять не сумели,
То, что люди сказать не смогли,
Накопилось в небесной купели
Далеко-далеко от земли.
От земли, на которой страдалось...[1,51]

Солнечным теплым апрельским днем 1960 года горный мастер спасает шахту от взрыва. Что же происходит в тот день? Вагонетка с углем, сорвавшись с рельсов, ударила в электрический кабель высокого напряжения и пробила его, короткое замыкание - и высеченный огонек побежал по кабелю к трансформатору. Владислав Титов находился рядом. Тогда он понял, что если огонь перебросится на трансформатор, то произойдет взрыв на шахте, и «золой могла бы стать вся смена... а может, и поселок...». [2, 23] Отключить ток времени не было, и горный мастер, чтобы не допустить взрыва, бросился к щитку, приняв на себя удар в шесть тысяч вольт. Взрыва не произошло, но кабель продолжал гореть, Владислав из последних сил проползает несколько метров и закрывает своим телом огонь. Когда проходчики нашли мастера, как им показалось, он лежал бездыханным. Они вынесли его тело, обезображенное огнем, посчитали, что Владислав мертв, но оказалось совсем не так...

И назло всем смертям и ударам,
Люди, руки возьмите мои,
Но живите! Живите недаром,
Чтобы вырасти крылья смогли,
Чтоб ковыль, от стыда не бледнея...[1,51]

Загадкой для врачей было то, что Титов не погиб мгновенно, т.к. полученные травмы были несовместимы с жизнью. Много месяцев врачи боролись за жизнь мужественного человека. Ими было сделано несколько сложнейших операций. Искусство врачей и огромная воля, любовь к жизни Владислава Титова в итоге победили «всем смертям назло».[3, 242] Герой остался жив, но из больницы вышел инвалидом. С первых же минут Владислав вел борьбу за жизнь – большую и деятельную, но как человек, у которого нет рук, сможет быть активным? «Зубами он вгрызался в эту жизнь», совершая ежедневный подвиг, не замкнулся со своей бедой, не отказался от любви, от песен, от друзей: [2, 24]

Он так любил, чтоб песенно и шумно,
И напоказ не выставлять потерь.
А к людям - только радостно и умно...
Как пелось с Вами рядом!
Как везло!
В заблудших душах наступал порядок
Вы - не в прошедшем.
Всем смертям назло...[1, 50]

Вспомнилось Владиславу, как в школе изучали Николая Островского, как написана «Как закалялась сталь», и он, Владислав, решил начать писать. Но как? Ведь нечем, но герой попробовал, ... взял в зубы карандаш и писал движением головы. Сначала не получалось, но длительные тренировки и сила воля оказались сильнее его инвалидности. Писал по буквам, по слогам:

Все также плачут и смеются буквы,
Топорщась на бумаге, не скользя,
Написанные только что как будто.
То обрываются, то резко рвутся ввысь
Слова-дорожки и тропинки-строки,
То замирают: «Сердце, не сорвись,
Не дай, Господь, Кому-то стать упреком!
О боли никому не расскажи...» [1, 50]

Первой пробой литературного творчества стала статья «О друге верном, домашней библиотеке» и две рецензии. И уж потом Титов начал работу над своей главной книгой. О чем писал Владислав Андреевич? Писал о пережитом в тяжелые дни своей судьбы, о том, как стрелки часов считали минуты его жизни. Он хотел всем рассказать, как трудности не сломали его, не поставили на колени, как он выстоял и нашел себя, ведь «самое трудное – отстоять свое место среди людей, живущих действительно активной жизнью». [4, 108] Повесть «Всем смертям назло...» посвящена жене Рите:

Как девочка, подвижна и легка,
В сиянье глаз –
Восторженность и святость.
Ей выпало, как на войне солдату,
Сраженья и седины у виска.
Ей горе испытанья принесло
Такие, что на сотни жизней много,
Ее душа писала слог за слогом
В Судьбе - не в книге:
«Всем смертям назло
Ты будешь жить, родной!»
Пройдя сквозь тьму,
Он возрождался к жизни вместе с нею
Давался трудно каждый шаг ему,
Но ей давался он еще труднее...[1,52]

Правдивая исповедь о борьбе за самого себя, о самовоспитании, нравственном усовершенствовании впервые была опубликована на страницах журнала «Юность». Луганский областной драматический театр ставит спектакль, который был показан 536 раз. Пьесу «Всем смертям назло...» транслирует первый канал центрального телевидения, неоднократно она звучит по общесоюзному радиовещанию. Она переведена на тридцать языков мира и разошлась по разным странам. Так узнал весь мир о подвиге Владислава Титова.

Написав главную книгу своей жизни, Владислав Андреевич не остановился, а продолжал работать дальше. В его произведениях «Чибис», «Ковыль- трава степная», «Жизнь прожить...», «Раздел», «Грезы старого парка», «Полые воды», Сапур-гора», «Баллада о бригантине», «Проходчики» расширяется тематика, жанрово-стилевые возможности. Владислав Андреевич ставит и по-своему решает нравственные вопросы народной жизни, рассматривает проблемы семьи и взаимоотношений разных поколений, экологии природы и души человека. Последним произведением писателя, которое осталось незаконченным, является повесть «Рожь».

Подводя итог, необходимо отметить, что жизнь и творчество Владислава Титова остается идеалом для всех поколений. Его имя читатели поставили в один ряд с именем Николая Островского, с именами молодогвардейцев. Сегодня необходимо глубоко изучить и проанализировать произведения Владислава Андреевича Титова. Повесть «Всем смертям назло...» остается актуальной – она актуальна, как актуальна проблема сильного человека, способного выстоять перед жизненными трудностями. В ней ярко показано величие духа и героизм настоящего человека.

Литература:

1. Дейнегина Т. Телеавтограф.– Луганск, 2006.

2. Романенко А. Избранные произведения. – Луганск, 1990.

3. Демидова А. Русская и советская поэзия. – Москва,1974.

4. Титов В. Избранные произведения. – Киев,1984.

 

В.Р. Пепенин,
заслуженный врач Украины,
доктор медицинских наук, профессор ЛМГУ

Исповедь другу

Он был для подвигов рожден
И их свершил, презревши страх;
Ценою рук спас шахту он
И книгу написал карандашом
в зубах.
Г. С. Довнар, В. С. Волков, 2000 г.

Дорогой друг! Тебя давно нет, но память о тебе живет и по сей день, заставляя периодически возвращаться в далекое прошлое, переосмысливая его и перенося в настоящее. Это здорово, что человек обладает памятью. Эти воспоминания я пишу много лет внутри себя, ведя внутренний диалог с прошлым и настоящим. Много лет к твоему дню рождения я пытался написать о тебе, но каждый раз что-то останавливало. Внутренний голос говорил: ну что еще можно сказать о нем, ведь и так уже много сказано. Я радовался, когда появлялись заметки о тебе. Мне и сейчас легче написать научную статью, чем воспоминания о тебе. Для меня ты и сейчас живой.

У каждого человека свой Титов, и порой бывает трудно передать словами свое отношение к нему. Все говорят о подвиге, а ты, соглашаясь с этим, находишь в нем простые человеческие качества и думаешь: а будет ли это уместно сказать, не обидит ли его это сказанное. А память снова и снова уносит в прошлое, так и хочется сказать:

«А помнишь, друг...»
Помнишь, как мы познакомились с тобой. Это было в начале далеких семидесятых. Наши друзья предупредили, что к ним в гости придут Титовы. И вот сцена. Среднего роста человек без улыбки на лице представляется:
- Владислав.
- Владимир, - называюсь я и машинально протягиваю руку для пожатия.

Протягивая руку, я моментально понял нелепость момента и быстро убрал ее. Возникла секундная пауза, надо было искать выход из возникшего положения. Не успел что-либо сообразить, как увидел мимолетную улыбку на твоих губах, смешинки в глазах и услышал твой голос: «Ну что, старик, не волнуйся». Напряженность момента снялась, как волшебной рукой, все стало легко и просто.
Ты прекрасно чувствовал людей, понимал их и разгадывал с первого взгляда. Для друзей ты был открыт, с другими держался строго, но дружелюбно.
А помнишь... Как-то летом мы с детьми путешествовали на машине в Крыму. Проезжая через Планерское, сыновья закричали: «Отец, здесь же отдыхает дядя Славик». Решение было принято мгновенно – остаемся. На проходной Дома писателей при упоминании твоего имени нам сразу же определили место стоянки автомобиля и сопроводили к твоему корпусу. Чувствовалась любовь и истинное уважение к тебе персонала.
Ты рано пережил физическую и душевную боль. Физическую, когда долгие месяцы находился в больнице, перенося частые операции и болезненные манипуляции. Душевную, когда, выписавшись из больницы, встал вопрос: что делать, как жить дальше? Ты не сломался, ты стал смотреть на мир другими глазами, глазами человека познавшего что-то, что не дано другим. Эти новые ощущения ты сохранил на всю оставшуюся жизнь. Ты очень остро чувствовал состояние человека, мог определить его душевное и физическое состояние, принимать его беды на себя. Для многих ты был своего рода громоотводом. А сколько писем ты получал от людей, которым не хватало любви и заботы близких, которые были обижены жизнью, от которых ушли в беде близкие им люди! Если не всем, то большинству ты ответил, дал веру в лучшее.
Перечитывая твою книгу «Жизнь прожить», удивляешься твоему умению успокоить человека, дать ему веру в любовь, друзей, жизнь. Поверь, это не каждому дано. Знаешь, и сейчас, по происшествию большого периода времени, на твое имя приходят письма, в которых люди делятся с тобой печалью и радостью. Письма приходят, как и раньше, по адресу: Луганск, писателю Титову. Письма эти пересылают в музей-квартиру твоего имени, где сотрудники музея дают на них ответ от твоего имени.
Ты жив, Слава!
Когда-то давно в разговоре ты сказал, что если через 10-20 лет, или когда тебя не будет, вспомнят о твоих книгах, ты будешь счастлив. Знай, друг, тебя помнят и любят. На память приходят строчки, посвященные тебе писателем фронтовиком Г. С. Довнаром:

И учат книги эти,
Что как бы не везло,
А надо жить на свете
«Всем смертям назло».

Я неоднократно убеждался в силе тобой написанных книг. Приведу только один пример. Дочь моего товарища попадает в автокатастрофу. С несколькими переломами она оказывается в больнице. Здесь следует сказать, что она студентка факультета физического воспитания педагогического университета и должна была участвовать в финальных соревнованиях, и что это участие давало ей возможность выполнить норму мастера спорта. Это еще усиливало драматизм ситуации. Лечение затягивалось, девушка капризничала, часто плакала. Пришла мысль дать прочитать твою повесть «Всем смертям назло». Прихожу в палату, протягиваю книгу и советую прочитать. В ответ: « Не хочу ничего». Настойчиво советую прочитать хотя бы посвящение, написанное тобою зубами на заглавном листе повести. Она нехотя берет книгу со словами: «Ладно, прочитаю». С тем и расстаемся. На следующее утро, зайдя в палату, вижу зареванные, удивительно живые глаза.

Спрашиваю: « Прочитала?»
Сквозь всхлипывания слышу робкий ответ: « Да. Да, я читала всю ночь. Я выздоровлю ».
С этого времени состояние здоровья пошло на поправку. В дальнейшем она получила звание мастера спорта, работает по любимой специальности.
Знаешь, друг, у тебя была внутренняя сила убеждать людей примером своей жизни. Ты стал человеком, нашедшим свое дело и место в жизни. Ты говорил о том, что жизнь прекрасна, только в ней нужно найти свое место и достойно занять его.
Поражала твоя манера работать. Ты постоянно вел внутренний диалог с собой и своими героями, прорабатывал в голове различные ситуации, а уже потом все это ложилось на чистый лист бумаги. Практически все твои рукописи - без каких-либо серьезных правок. Ты все носил в себе и только когда чувствовал, что все сложилось, перекладывал на бумагу. И все-таки ты был большой хитрец и выдумщик.
Когда встречались в кругу друзей, вначале ты заводил всех, смеялся, шутил, а затем, высказав несколько мыслей и фраз, замолкал, превращаясь во внимательного слушателя. А слушать ты умел. А мы, не подозревали, что ты специально пустил реплику, чтобы проверить, что из этого получится. Мы начинали спорить, обсуждать, доказывать друг другу суть твоих предложений. Молча, улыбаясь в сторонке, как бы не участвуя в дискуссии, ты периодически подливал масла в огонь, сравнивая услышанное с тем, что у тебя уже давно отложилось в голове. И только найдя жизненно правильный ответ, оценив услышанное и свое выстраданное, ты переносил свое видение ситуации на лист рукописи. И в этом - жизненная правда твоих произведений.
Как давно это было, и в тоже время, как будто сейчас. Представляю, как ты звонишь рано утром и начинаешь спрашивать: « А какую помощь медицина оказывает в таких ситуациях, а в таких...». Оказывается, ты пишешь роман о шахтерах, а на шахте всегда могут возникать различного рода происшествия.
В свое время ты высказал мысль о возможности рабочих забастовок. Мы, твои друзья, долго обсуждали данную ситуацию и пришли к выводу, что такое в нашем обществе произойти не может. Не надо забывать, что обсуждали мы этот вопрос в начале 80-х годов. Убедить тебя не удалось, ты твердо отстаивал свое видение ситуации, и в какой-то степени пострадал от этого. Твой роман «Проходчики», в котором ты описал эпизод забастовки шахтеров, был издан первоначально в укороченном варианте. Цензура выбросила эти эпизоды. Ты готов был не печатать роман, но после долгих уговоров согласился. К счастью, в последующем роман был издан без купюр.
Твое подвижничество удивляло. По первой просьбе знакомых и незнакомых людей ты бросался на помощь, стучался в кабинеты к начальству и отстаивал интересы тех, кто к тебе обращался. В то же время, когда что-либо касалось тебя и твоей семьи, ты был бессилен.
Ты всегда был чем-то одержим, у тебя всегда были чудесные идеи. Часто ты просто забывал, что у тебя нет рук. Когда в Планерском у меня сломалась машина, и я рано утром пошел ее чинить, ты пошел вместе со мной. Когда у меня что-то не получалось, ты кричал: « Подай мне ключ на 13, это же так просто, я сейчас заверну ». Сказывался в тебе технарь, рабочая закваска. А потом, поняв нелепость ситуации, с улыбкой говорил: « Cтарик, это я пошутил, ты это и сам исправишь ».
А твой телескоп, установленный на балконе... А летом на крыше сарая на даче мы все, захваченные твоими рассказами о вселенной, наперебой, отталкивая друг друга, пытались первыми добраться до окуляра и посмотреть на звездное небо.
Друг, ты был великолепным рассказчиком. Наши дети до сих пор помнят твои рассказы о великих событиях, вселенной, известных писателях. Слушая их, создавалось впечатление, что ты сам был непосредственным участником тех событий, о которых только что рассказывал нам.
Твой дом всегда был открыт для друзей, а сам ты был душой всех компаний. Припоминаю, как по вечерам в Доме творчества, в Планерском, в твоем уютном номере каждый вечер собирались известные писатели и поэты: Дементьев, Ошанин и много других. И тогда начиналось таинство. Вашим беседам и размышлениям не было конца. За рюмкой доброго крымского вина беседы зачастую заканчивались под утро.
Ты всегда любил утро. Дома вставал рано, когда семья еще спала. Тихо выкурив сигарету, ты садился в кресло и начинал работать. Все твои мысли и наблюдения в это раннее время ложились на бумагу. Ты священнодействовал. На отдыхе утро ты начинал с морского купания. Как человек публичный, ты стеснялся своего физического состояния. А утром, выйдя в 5 часов утра на морской чуть влажный берег и увидев спокойную гладь моря, услышав призывный крик чаек, ты сломя голову бросался в морскую пучину и плыл, плыл. Плыл далеко за ограничительные буйки, плыл, как торпеда. Случайным свидетелям твоего купания было страшно за тебя. Но ты плыл. В этом тоже была твоя победа над собой. Мне кажется, ты думал, а чего это вы боитесь за меня. Я такой же, как все, я могу. Ты в очередной раз подтверждал девиз своей первой повести: « Всем смертям назло... »
Семья для тебя была все. И Рита, и Танечка. И не потому, что тебе было бы трудно обходиться без них. Нет, здесь другое. Здесь то, что было заложено в тебя твоими родителями, твоими братьями и сестрами. Всей большой семьей Титовых, которая в любые времена была основой существования каждого члена этой семьи. Эту основу, эту любовь ты перенес и в свою семью. Рита и дочь были не только хранителями бытовых устоев семьи, но и вдохновителями всех твоих задумок и мыслей, всех твоих поступков. Первым человеком, которого ты посвящал в свои планы, была Рита.
Как-то ты захотел купить фотоаппарат, а Рита сказала, что не умеет фотографировать. Ничего, сказал ты, научим. Потом Рита под твоим руководством научилась фотографировать. До сих пор помню: диафрагма - 5,8, выдержка - 30. А как ты радовался, когда вы всей семьей, закрывшись в ванной, печатали фотографии, а затем дарили их друзьям.
У тебя была феноменальная память, ты помнил такое количество событий и дат, имен и дней рождения друзей, что у простого человека это не укладывалось в голове. Помню, каким сюрпризом для нашего младшего сына оказался твой приход к нам, чтобы проводить его в армию. Об этой дате мои дети и их друзья помнят и по сей день и часто вспоминают, хотя прошло уже более 25 лет.
А как ты пел свои любимые романсы и песни. Это брало за душу, невольно заставляло подпевать тебе. Ты же знаешь, что Джульетта Якубович никогда не пела в компаниях, но когда собирались у тебя, и ты начинал петь, то тут, порой, не могла устоять и она. И звучал дуэт. Это было очарование временем.
Дорогой друг. Быстро летит время, мы потихоньку теряем друзей, но остается память. Память, которая в нас и всегда с нами. Память, которая постоянно напоминает: « А ПОМНИШЬ?»
Ты растревожил мне душу, и спасибо тебе за это.

 

Я. А. Смоляренко,
член НСЖУ

Пишущая машинка для Владислава Титова

Это случилось более сорока лет назад – 14 апреля 1960 года. В одном из штреков макеевской шахты «Северная» произошла авария. Сошедшая с рельсов вагонетка зацепила подвесной кабель, который воспламенился от искры. Огонь по кабелю быстро приближался к трансформаторной установке. Взрыв был неизбежен. Но горному мастеру Владиславу Титову каким-то чудом удалось отключить подачу тока. При этом шесть тысяч вольт в буквальном смысле пронзили тело шахтера.

Многие месяцы врачи боролись за жизнь этого человека. Но смертельная опасность не отступала. И тогда была осуществлена крайняя мера: Владиславу ампутировали обе руки.

Жестокость судьбы ломала и корежила молодого горняка. А он мучительно искал ответ на, казалось бы, банальный вопрос: «Как жить дальше?» Безделье и сравнительно высокая пенсия по инвалидности не прельщала его. Начал пробовать писать. И только через семь лет, после изматывающего литературного труда, мытарств и попыток пробить публикацию рукописи, повесть «Всем смертям назло...» увидела свет на страницах журнала «Юность». К молодому автору сразу же пришла известность.

Еще когда Владислав Титов был совершенно неизвестен читателям как писатель, случай свел его с комсоргом Луганского завода (ГПО «Луганский станкостроительный завод») Леонидом Колосовым. Молоденький вожак сразу же после первой встречи задумался: как помочь новому знакомому? А что если подарить ему пишущую машину? Ведь пытается что-то писать человек, а дается ему это, ох, как нелегко. Рук-то нет, приходится пользоваться карандашом, зажатым в зубах.

Своей идеей Колосов быстро заразил молодых рабочих цеха пишущих машин, среди которых был и я. Цех производил наряду с ручными, электрифицированные печатающие устройства под названием «Горизонт». Позже в своей повести «Жизнь прожить» В.Титов вспоминал: «...Комсомольцы, обливаясь потом, втащили ко мне в комнату огромный ящик.

- Что это? – удивился я.
- Сейчас увидишь, - загадочно улыбнулся Лешин приятель Толя Колбенев.

Открыли крышку, и я ахнул. В ящике, блестя белыми клавишами, стояла новенькая электрическая пишущая машинка. «Владиславу Титову от комсомольцев и молодежи завода г. Ворошиловграда. 1966 год», - прочитал я на никелированной планке, привинченной к корпусу.

Через несколько часов по моим чертежам из старого испорченного протеза было изготовлено приспособление для печатания».

После кратковременного обучения Владислав самостоятельно отпечатал на листе бумаги первое предложение: «Да здравствует дружба!». Сегодня приходится удивляться умению и виртуозности, которых писатель достиг впоследствии: за двенадцать часов беспрерывной работы он мог отпечатать до 30 страниц прозы. Такую производительность не всегда могли продемонстрировать даже профессиональные машинистки.

Известного журналиста Наума Мара это умение Титова однажды привело в восторг. Вот что он писал в своей статье о писателе, опубликованной в «Правде»: «Владислав показал отпечатанные им на машинке листки рукописи – и, признаться, трудно было этому сразу поверить. Тогда он зажал в зубах деревянную палочку, сел за машинку и лихо стал стучать по клавишам. И делал он это с такой быстротой, что, право, нельзя было не удивиться...

- А машинка ведь специальная – ребята с соседнего завода для меня приспособили ее...Удобно печатать!»

Подаренная заводчанами пишущая машинка прослужила писателю не один год. На ней были отпечатаны рукописи многих произведений В.Титова. Среди них: «Всем смертям назло...», «Раненый чибис», «Ковыль – трава степная». Только позже у Владислава Андреевича появилась возможность приобрести более современный печатающий агрегат.

Я как-то, позвонив вдове писателя Рите Петровне Титовой, поинтересовался, сохранилась ли пишущая машина, подаренная в свое время Владиславу Андреевичу заводчанами?

- Конечно. Правда, она сейчас находится в нерабочем состоянии. Но хранить ее продолжаю. Все-таки, это память о дорогом мне и, надеюсь, читателям человеке – Владиславе Андреевиче Титове, – ответила Рита Петровна.

 

Л. В. Черниенко,
доцент кафедры всемир. лит,
Почетный Профессор ЛНУ им. Тараса Шевченко.

Об индивидуальном творческом методе Владислава Титова
(некоторые аспекты)

Проблема творческого (художественного) метода занимает одно из центральных мест в литературоведении, часто становится предметом дискуссий. Литература второй половины XX - нач. XXI столетий дает немало поводов для усиления дискуссионного накала. Это связано в первую очередь с двумя факторами: процессом гибридизации методов и активизацией субъективно-авторского начала.

Один из аспектов названной проблемы – индивидуальный творческий метод писателя. По мнению многих филологов, как раз этот аспект самый сложный и малоисследованный, т.к. индивидуальный метод включает гораздо больше составляющих, трудно постижимых для самого талантливого исследователя. Однако историки и теоретики литературы постоянно работают над изучением творчества отдельных авторов в русле «больших методов» и литературных направлений.

К сожалению, «нестоличным» авторам уделяется намного меньше внимания, нежели тем, кого пиарят в столице, хотя их художественные открытия могут быть не менее интересными и значительными. К таким «нестоличным» относится и В. Титов, о котором сейчас вспоминают нечасто. Кроме того, этот талантливый прозаик вошел в литературу в «эпоху застоя», а многих (за исключением десятка-полутора имен «самых-самых») из этой плеяды агрессивные ниспровергатели минувшего уже вынесли «за скобки» высокой литературы.

О драматической судьбе и о необычайном человеческом мужестве В.Титова написано и сказано немало. В данном случае речь пойдет о некоторых принципиально важных, на наш взгляд, особенностях его творческого метода.

Безусловно, Титов как художник работал в русле классического реализма, но реализма XX века, а реалисты прошлого столетия при многих точках соприкосновения с мастерами XIX века, отличаются от своих предшественников по целому ряду реалистических признаков.

Сама судьба прорастила в Титове романтические черты – как в человеке, так и в писателе. Его тяга к исключительным личностям наверняка порождена шахтерским жизненным опытом. Это прекрасно иллюстрирует роман «Проходчики». Причем и в этом романе, и в других своих произведениях писатель (осознанно или нет) продолжает горьковскую линию «реалистического романтизма», когда внешне обычный человек раскрывается как личность исключительная в определенных жизненных обстоятельствах. Таков, например, Виктор в «Проходчиках» и, конечно же, главный герой «Всем смертям назло».

Прибавляет романтических элементов и трактовка Титовым традиционной для художественной литературы темы взаимоотношений человека и природы. Личная трагедия писателя и его почти мистическое спасение от верной гибели не могли не внести элементы пантеизма в его ощущении природы, и лейтмотивной является идея о приоритетности живой природы перед городом, который «весь асфальтом зарос», как заметила Матрёна из повести «В родной земле корням теплее», а «на воле» - «ромашковый луг» и «крик чибиса». В этой антитезе Титов близок В. Шукшину и особенно В. Астафьеву.

Но проблема «человек - природа» в русле «производственной», шахтерской, тематики выявляет и некоторые признаки символического реализма, самым известным представителем которого в русской прозе прошлого века был Л. Леонов. Причем символическим смыслом у Титова наполняются не только конкретные проявления природы, воспринимаемые органами чувств: акации, которые выдирает с корнями трактор, похожий «на разъярённого быка с чудовищными железными рогами» («В родной земле корням теплее») или разлившаяся река («Полые воды»), но и то, что многие к явлениям природы не относят. «Темнота казалась густой и вязкой, как смола. Она давила на глаза, и чем шире раскрывались веки, тем ощутимее была тяжесть. Тишина делала мрак еще гуще. От нее тонко звенело в ушах, но этот звук скорее исходил изнутри, будто сами перепонки и нервы исторгали волны наружу в надежде встретить там хоть слабый шелест жизни. Но звуки не могли уйти, вязли в черной смоле, вплотную окутавшей тело.

Контуры пространства не определялись, потерялось время, реальность всего сущего пропала, настоящими были только глухая тишина и непроглядный мрак. Они каким-то образом переплелись и будто бы не могли существовать друг без друга, создали свой зловещий союз, изгнав из него все признаки живого. Но и этого было мало. В гробовое безмолвие тек холод. Он набирал свою игольчатую силу, наполнял пространство стылой сыростью. Стынь казалась живой и даже слегка шевелилась (выделено мной - Л.Ч.), от ее прикосновения пупырилось тело, но эта холодная жизнь пришла сюда, чтобы разрастись и утвердиться, убив другую, теплую и беззащитную...

Из безмолвия послышался шорох, будто трение темноты о холодные камни (выделено мной - Л.Ч.). Тропинин прислушался, но сознание опять замутилось, отяжелевшее, чужое тело куда-то провалилось и поплыло. Он порывался закричать и не мог. Тело ломала и скручивала непонятная сила (выделено мной - Л.Ч.), от нее кружилась голова, подступила тошнота, резкой болью прострелило всю правую сторону, короткой искрой вспыхнуло четкое сознание, но только для того, чтобы ощутить эту боль и потом опять погаснуть в тошнотворном кручении» («Проходчики»).

Наверное, такого рода описание, как эта «зарисовка ощущений» шахтера, попавшего в обвал, для читателя, не имеющего реального представления о шахтерском труде, скажет больше любого «репортажа с места событий».

И еще об одной особой стороне титовского отражения реальной жизни необходимо сказать. Его проза драматургизирована, т.к. диалоги и монологи составляют значительную, иногда даже большую часть текста, что заметно и без анализа, по чисто внешним признакам оформления текста. Внутренние монологи – чаще диалоги: с самим собой или воображаемым собеседником.

Если, благодаря Бертольду Брехту XX век получил «эпический театр», то в эпосе не менее интересно, хотя и без особой литературоведческой рекламы, в прошлом столетии развивается «театрализованный эпос». В русской прозе у его истоков стоял Алексей Толстой (особенно это заметно в «Петре Первом»). На рубеже тысячелетий это уже мощное и модное течение в литературе. В. Титов – один из его представителей в 80-е годы.

Естественно, что все сказанное не исчерпывает характеристику метода писателя, но дает некоторое представление о его месте в русской реалистической прозе второй половине XX века.

 

Н. Л. Юган,
канд. филол. наук,
доцент кафедры всемир. лит.
ЛНУ им. Тараса Шевченко

История о настоящем человеке: размышления читателя о повести В.А. Титова «Всем смертям назло...»

Повесть В. А. Титова «Всем смертям назло...» - книга, которую перечитываешь в течение жизни не один раз. Она обречена на успех у новых поколений луганчан и не только жителей региона, где проживал после трагедии главный герой повествования Сергей Петров. Поднятые в произведении проблемы имеют вневременное общечеловеческое звучание. Повесть ничуть не устарела и остается необыкновенно актуальной в наши дни. Рассказ о героизме немного полемичен по отношению к декларируемым (устно и в средствах массовой информации) идеалам современных двадцатилетних юношей и девушек. Смогли бы они так: выжить, выстоять, самореализоваться? Со времени трагедии на шахте, которая непрошенной гостьей вошла в жизнь молодого шахтера и его семьи, много воды утекло: успела измениться идеология, политика, на смену коллективизму во взаимоотношения личности и социума пришел индивидуализм. Вместе с тем, как мне кажется, люди во все времена были разные: добрые и злые, верные и предатели, самоотверженные и трусливые... В разговорах эпизодических героев произведения (случайных попутчиков, медицинских работников, знакомых семьи Петровых) проговариваются разные возможные сценарии дальнейшей жизни безрукого шахтера с молодой красивой женой, практически все безрадостные и безысходные. Их наблюдали советские люди в своей повседневной жизни не раз. И только личные духовные качества героев, их глубокие взаимные чувства смогли преодолеть все выпавшие им нелегкие испытания, создать крепкую дружную семью и подарить друг другу счастливые минуты бытия. Наверное, все это произошло потому, что эти люди были настоящие.

Повесть «Всем смертям назло...» неоднократно была предметом научного рассмотрения. Ей посвящено много разноплановых исследований. В моих размышлениях я не ставлю своей целью указать всю литературу, которая касается жизни и творчества В. Титова. Назову только отдельные работы. Почерпнуть сведения о жизни и творчестве этого выдающегося писателя можно из статей, опубликованных в справочниках краеведческой направленности [3, 4, 7], библиографического указателя [1], воспоминаний его коллег и друзей [2]. Более глубокий анализ литературного творчества автора дан в работах Н. И. Мар, Б. Полевого, М. Слабошпицкого [5, 10, 11]. Об актуальности проблематики повести «Всем смертям назло...» и о сохранении памяти В. Титова свидетельствуют публикации в современной периодике [6, 9].

В центре произведения – подвиг настоящего Человека. Без ложной патетики Сергей Петров рассказывает о том, как совершил подвиг в шахте. Произошла авария: «Груженная углем вагонетка сорвалась с рельсов, упала набок и краем кузова расплющила подвешенный к металлической стойке бронированный кабель. Автоматическая защита не сработала. Белым факелом вспыхнула дуга короткого замыкания. Голубая змейка огня, зловеще потрескивая, ползла по кабелю к трансформатору. Через несколько секунд она доберется до камеры и... произойдет непоправимое... Трансформатор взорвется! Завалит выход всего восточного крыла. Вспыхнет пожар! В лавах люди. Скорей!» [12, с. 18]. В этой экстремальной ситуации молодой шахтер Петров мгновенно смог сориентироваться и принять единственно верное решение – отключить трансформатор, который находился под смертельным электрическим напряжением. Так человек, ни на миг не задумываясь и не колеблясь, оказывается способным на порыв самопожертвования во имя спасения других.

Нет, так бы поступил не каждый современник Петрова. То, что поступок Сергея – подвиг, подтверждают другие герои книги. Так, товарищ Петрова, шахтер Николай Гончаров, при встрече с ним рассказывает аналогичную историю: «На «пятой-бис» загорелась лента транспортера <...> Моторист, пацан девятнадцати лет, школу только окончил, испугался и убежал. Стоило ему встать, нажать кнопку и пригоршней воды погасить огонь... без малейшего риска для себя. Четверо шахтеров вернулись бы в тот день к своим семьям. А они не вернулись. Потому что тот, один, сбежал» [12, с. 67].

Эпическое повествование «Всем смертям назло...» пронизывает необыкновенный лиризм. Его привносит в текст тема любви, органично связанная с образом жены Тани, которая также совершает свой подвиг, женский подвиг верности. Любовь, терпение и мужество ее безграничны. Именно эти чувства, или, как модно сейчас говорить, энергетика, возродили героя к жизни, вновь наполнили ее смыслом. В конце же повести из «Семейного дневника Петровых» мы узнаем, что Сергею суждено будет испытать и счастье отцовства.

Героя нашей повести окружают обычные, рядовые и незаурядные, советские люди. Они очень разные. Люди сочувствуют, помогают, внушают уверенность в себе, иногда сомневаются, трусят, обсуждают проблемы героев произведения. Вот первый врач Петрова – Валерий Иванович Горюнов – «человек эгоистичный и трусливый» [12, с. 24]; хирург Вано Ильич Бадьян, добрый, решительный, горячий, но всю свою жизнь проработавший в районной больнице и не способный оказать квалифицированную помощь тяжелобольному Сергею [12, с. 35]; донецкий врач Григорий Васильевич Кузнецов – опытный хирург, пропускающий через свое сердце человеческую трагедию, стремящийся принести облегчение и телу, и душе страдающего раненого. Вот отец, Андрей Антонович Петров, приехавший проведать искалеченного сына, который стойко переживает свалившееся тяжелой ношей на его старые плечи огромное родительское горе. В одной палате с Сергеем лежит Иван Егорович Ларин – человек, прошедший войну, много повидавший на своем жизненном пути, основательный, глубокий, преданный, способный проникнуть во внутренний мир героя, поддержать его душевное равновесие, дать мудрый совет, сказать: «Тот, кто любит жизнь, борется за нее!», «Жизнь стоит того, чтобы за нее драться до конца» [12, с. 41-42, 48-53]. И здесь же рядом находятся санитарка тетя Даша, медсестры донецкой больницы, сочувствующие, сомневающиеся и восхищающиеся искренностью и глубиной чувства жены Татьяны, ее мужеством и верностью супругу-инвалиду [12, с. 24]. Вот и мужчина, говорящий с украинским акцентом, который удерживает Сергея, решившегося броситься под поезд и разом свести счеты с жизнью, и дети, пенсионеры, зеваки, обращающие внимание на безрукого калеку, выражающие удивление, сожаление, понимание... От этих людей главным героям повести «Всем смертям назло» никуда не укрыться, не убежать, так же, как и от себя.

При перечитывании повести мое внимание неожиданно задержалось на одной детали – размышлениях героев о судьбе инвалидов в СССР. Таня и Сережа по очереди делают записи в «Семейном дневнике Петровых» о неудачных протезах.

Вначале пишет жена: «Не ожидала, что протез будет таким примитивным. Тебе он тоже не нравится. В наш век и.... такая сошка...

Отчего это так? Где же высокий технический уровень, кибернетика, электроника?

Крикунов и хвастунов у нас много. Сделают электронную букашку – шуму на всю вселенную. А вот останется без рук такой букашечник, всучат ему допотопный костыль... Тогда бы, наверное, призадумался, что человек – это звучит гордо» [12, с. 104].

Затем размышляет Сережа: «Протезы – это не массовое производство, дохода они не дают, затраты на их изготовление большие. Так кому они нужны! Инвалиды как-нибудь перебьются с первобытными костылями» [12, с. 104].

А как же люди? Где же забота о них государства, строящего социализм и уверенно шагающего в коммунистический рай? Кажется, что герой сейчас добавит: «главное, чтобы не было войны», «все народные средства – в оборонную промышленность». Слова Сергея очень напоминают логику современного, пропитанного капиталистическими устремлениями человека и чиновника. И хотя для предпринимателей и государственных учреждений в нашем молодом украинском государстве, мечтающем о Евросоюзе, сейчас строго обязательна пристройка удобных подъездов для инвалидов-колясочников, трудности реабилитации и адаптации людей с ограниченными возможностями почти те же, что и раньше.

Хотелось бы отметить художественный уровень произведения. Хотя многие и считают, что автору-шахтеру, написавшему документальную повесть без специального филологического образования, помог подготовить рукопись к печати редактор «Юности», да к тому же и пожалел, наверное, стремящего найти свое место в жизни безрукого инвалида, талант В. Титова, проявившийся в данном произведении, не вызывает сомнения.

Об идейно-художественном своеобразии данной повести написано много страниц в разных литературоведческих исследованиях. Достоинством произведения стала и четкая композиция, основанная на контрастном сопоставлении явлений природы, событий, настроений героев, и психологизм, а также искренность и простота повествования-исповеди, способная донести правдивый и страстный рассказ о борьбе за самого себя, о самовоспитании и нравственном усовершенствовании отчаявшегося человека. Особо обращает на себя внимание тот факт, что в произведении процитированы отрывки из двух дневников – личного дневника лечащего врача Сергея Петрова, хирурга Григория Васильевича Кузнецова, и семейного дневника Петровых [12, с. 47-48, 50-51, 54, 98-111]. Как мне кажется, введенные в текст цитаты дневника не для себя, а для двоих, который создан в силу обстоятельств и по велению сердец, бьющихся в унисон, – удачная находка писателя.

В конце заметки приведу стихотворение американского поэта – современника нашего автора, Роберта Сервиса, строки которого созвучны словам книги В. Титова «Всем смертям назло...»:

Если ты заблудился в пустыне,
И ужас охватил тебя, как ребенка,
И смерть смотрит тебе прямо в глаза,
И ты весь изранен, то, как это полагается,
Остается взвести курок и ... умереть.
Но кодекс мужчины гласит: «Борись до конца!»,
И ты не имеешь права уничтожить себя,
Когда ты голоден и измучен,
Нетрудно покончить со всем...
Трудно лезть черту в зубы.

Ты устал от борьбы? Что ты, стыдись!
Ты молод, ты смел, ты умен.
Тебе трудно пришлось, я знаю, но нельзя унывать,
Собери силы, сделай невозможное и борись!
Упорство принесет тебе победу,
Поэтому не падай духом, друг!
Собери все свое мужество, сдаться нетрудно,
Трудно держать голову высоко.

Легче простонать, что ты побит, - и умереть,
Легче отступить и пресмыкаться,
Но сражаться, сражаться тогда,
Когда уже не видно надежды,
Вот это – завидный удел!
И хотя ты вышел из страшной схватки
Разбитый, израненный, покрытый рубцами,
Попытайся еще раз. Умереть легко,
Трудно оставаться в живых.

Литература

1. Бессмертный подвиг наш: Сб. / Стихи поэтов Луганщины о Владиславе Титове. Библиография его произведений / Сост. А. Медведенко. – Луганск, 2004.

2. Дейнегіна Т. З благословення Любові: [Пам’яті письменника-земляка, лауреата Державної (Національної) премії України імені Т. Г. Шевченка Владислава Андрійовича Титова] / Т. Дейнегіна // Бахмутський шлях. – Луганськ : ВКФ «Знання», 2006. – № 3/4 (44/45). – С. 94-106.

3. Жайвори над Луганщиною: Літературні портрети членів Луганської обласної організації Національної спілки письменників України : В 2 т. – Луганськ, 2004.

4. Литературная Луганщина : Сб. библиограф. материалов о жизни и творчестве писателей Луганщины и их произведения / Сост. Н. В. Ночовный. – Луганск, 1992. – Вып. 1-2.

5. Мар Н. И. Когда отступает смерть : [О писателе В. А. Титове] / Н. И. Мар. – М., 1968.

6. Мартинчук А. Сумеем память сберечь: [О музее-квартире В. Титова] / А. Мартинчук // Жизнь Луганска. – Луганск, 2005. – № 35 (777). – 31 авг. – С. 17.

7. Письменники Луганщини: Бібліографічний словник / Упор., передм. О. І. Неживого. – Луганськ, 2000.

8. Полевой Б. Слово о богатом человеке. (О В. Титове) / Б. Полевой // Донбасс : Писатели и время: Лит.-критич. очерки. – Донецк, 1979. – С. 182-188.

9. Путкарадзе Л. Назло смертям / Л. Путкарадзе // Известия Луганщины. – Луганск, 2004. – № 16 (29). – 8 нояб. – С. 4.

10. Слабошпицкий М. Духовные масштабы судьбы / М. Слабошпицкий // Титов В. А. Избранные произведения. Повести и рассказы / В. А. Титов. – К. : Днипро, 1984. – С. 3-11.

11. Слабошпицкий М. Нравственные твердыни человека / М. Слабошпицкий // Титов В. Грезы старого парка: Повести. – К., 1988. – С. 5-14.

12. Титов В. А. Всем смертям назло... / В. А. Титов // Титов В. А. Избранные произведения. Повести и рассказы. – К. : Днипро, 1984. – С. 12-111.

 

Составитель: Манцыз А.В., зав. отделом краеведческой информации ЛУНБ им. М.Горького
Редактор: Ильина Е.С.
Ответственный за выпуск: Соцков О. В., заместитель директора по научной работе ЛУНБ им. М.Горького