Евгений Руднев - Невольница

Евгений Руднев
Биография

Родился в 1940 г. в Донбассе, в поселке шахты 5/7, близь Г. Красный Луч Луганской обл. В 1961г окончил Новочеркасский геолого-разведочный техникум и по конец 1980г работал на Севере − от Урала до Чукотки в геолого-разведочных партиях.
Вели разведку, т.е. бурили на нефть и газ в Западной Сибири, мыл золото и касситерит на Чукотке (какая непередаваемая красотища – это северное сияние!). В Восточной Сибири бурили на бокситы, золото, железо, антимонит, свинец и цинк (крупнейшее в Союзе свинцово-цинковое месторождение – уходило под Ангару. Попробуй, достань! За его открытие группа геологов получила Ленинскую премию.).
Заочно закончил Красноярский политехнический институт. В конце 1980г уехал домой, в Донбасс. Работал гл. механиком Дорожно-строительного управления, гл. механиком (на ступеньку выше) промышленно-строительного треста. После развала Союза был приглашен на должность гл. механика в частную дорожную фирму. 



Писать начал после сорока лет, а издаваться гораздо позже. Изданы несколько книг: «Медвежонок» − рассказы и повести, «Пойнтер Либериха» − рассказы о шахтерах, небольшая книжка стихов − «Край мой шахтерский», издан альбом моих песен − «Шахтерские песни», музыка моего сына-композитора в переложении для фортепиано.
Перевел и издал книгу рассказов для детей немецкой писательницы Лило Гардель, получившей на конкурсе детской и юношеской литературы Министерства культуры Германии в 1957г. первый приз.
В настоящее время находятся в издательстве две мои новые книги: «На северной параллели» − рассказы для детей среднего и старшего школьного возраста и еще один альбом – «Лирические песни». Почти готова книга рассказов из современной жизни, но катастрофически не хватает денег.
Евгений Рудов
г. Красный Луч Украина
***
Невольница

Она вошла в аудиторию, и это было для всех такой неожиданностью, как внезапно упавший на землю метеорит. Темно-шоколадное с синеватым оттенком лицо, такого же цвета оголенные до плеч руки, туфли-платформы на невероятно толстой подошве, платье замысловатого рисунка с разбросанными по его полю, переплетающимися между собой геометрическими фигурами – квадратами, треугольниками, окружностями, как на картинах художников-импрессионистов, и глаза, резко контрастирующие снежными белками с темной, почти черной кожей.
Аудитория с нескрываемым интересом разглядывала африканку и не потому, что здесь никогда не видели выходцев с черного континента. Они давно уже стали нормой во многих институтах. Поразило нахальство, с которым она, нисколько не чувствуя стеснения, не поприветствовав теперь уже ее однокурсников хотя бы кивком головы или просто улыбнувшись, прошла мимо стоявших на ее пути и расступившихся перед нею столпившихся ребят и с гордым и независимым видом заняла свободное место у студенческого стола.
Наши девочки, окинув ее пристальным оценивающим взглядом, тут же отворачивались, теряли интерес, настоящий или показной, трудно сказать, а мы, парни, сгорали от любопытства.
Лекция была самой первой, только начался учебный год. Земля крепко держала еще в себе летнее тепло, на асфальте под окнами ворковали голуби, а с кафедры доносился ровный монотонный голос преподавателя минералогии.
− Минералами называются однородные по химическому составу и физическим свойствам составные части твердой земной коры...
Аудитория конспектировала. Над тетрадками клонились головы, торопливо двигались авторучки.
− Посмотри на нее, − зашептал мне в самое ухо Костя, с которым мы недавно познакомились и подружились. – Все пишут, а она нет.
Я глянул в ее сторону. Действительно, она не писала. Сидела, подперев одной рукой подбородок, другую положив на стол, но, как мне показалось, внимательно слушала.
− И что из этого? – спросил я.
− А то, что она не знает русского языка. Так, для виду будто бы слушает. И откуда ей знать? Африка! Если судить по ее коже, самая глубинка. Как у нас деревни.
После лекции Костя потянул меня к ее столу. Негритянка подняла на нас глаза и с таким же любопытством, как и мы ее, стала разглядывать нас.
− Хау ду ю ду, − выпалил Костя все, что знал по-английски.
В ответ ему она в легкой насмешливой улыбке разжала толстые синеватые губы, показав оба ряда крепких белоснежных зубов.
− Видишь, ни бельмеса не понимает по-нашему. Черт знает, какой у них там язык. Спроси ты у нее что-нибудь.
И я спросил:
− Как вас зовут? Из какой страны вы приехали? Африка очень большой континент.
− Думаешь, она что-нибудь поняла? – скептично отнесся к моей попытке завязать разговор Костя.
И вдруг на понятном с детства нам языке, пусть и с неизвестным для нас акцентом, негритянка ответила:
− А что значит «ни бельмеса»?
Мы оцепенели, невольно оказавшись в роли героев немой сцены комедии Гоголя «Ревизор». Помните слова жандарма? «Приехавший из Петербурга чиновник требует вас сейчас же к себе».
Надо было «спасать» положение, и Костя, как более словоохотливый, принялся за дело.
− Это простонародное выражение, определяющее высокий уровень познаний человека, − бессовестно врал он.
Негритянка склонила набок голову, и в ее глазах я увидел веселых пляшущих бесенят. Она все поняла, но, притворяясь, подсмеивалась над нами. Опережая бахвальство Кости, я спросил:
− Как ваше имя?
− Зовут меня Тамила. Я из Камеруна.
− О! – удивились мы. – Ваше имя созвучно нашему распространенному имени – Людмила.
− Вы так хорошо говорите по-русски, − не переставали удивляться мы.
− Мой папа геолог, работает вместе с вашими специалистами в нашей стране. Он брал меня на полевые сезонные работы, и там я подружилась с дядей Андреем и дядей Сашей. Они учили меня своему языку.
− И вы решили тоже стать геологом, как и ваш папа?
− Да, я буду помогать ему.
− А почему вы ничего не записываете? Вам все это уже известно?
− У меня есть… вот, − вытянула она из сумочки и положила на стол отливающую глянцем штучку. – Диктофон. Очень удобно и не обязательно конспектировать.
Такое удобство нам было не карману. Мы только позавидовали Тамиле.
На видном месте при входе в институт на стене, освещенной рядом высоких, выходящих во двор окон просторного вестибюля, висела доска расписания занятий. Сбоку, присоседившись к расписанию, косо, сорвавшись, на одной кнопке наспех был приколот лист с объявлением – желающих участвовать в постановке спектаклей просим зайти в аудиторию 314.
Костя, Тамила и я стали неразлучными. На лекциях сидели рядом за одним столом, вместе посещали библиотеку, ходили в кино. Иногда ловили на себе завистливые взгляды однокурсников.
Прочитав объявление, Костя загорелся.
− А что, почему не попробовать? Станем известными на весь институт, а может и выше.
Триста четырнадцатая отличалась от других аудиторий. Она служила для репетиций и выглядела на первый взгляд полупустой, разве что слева и справа вдоль ее стен стояли ряды стульев, а против входа в нескольких шагах от двери – режиссерский стол, вокруг которого собралась толпа.
Когда мы вошли, говор стих, толпа раздвинулась и из глубины ее над столом выглянула голова режиссера. Какое-то время нас рассматривали молча. Я думаю, из всей нашей тройки интересовались больше Тамилой.
− Новенькие? Первокурсники? – был задан первый вопрос.
Мы с Костей кивнули.
− Хотите к нам в студию?
Мы кивнули вновь.
− У вас языки есть? Или вы не знаете русский, как и ваша чернокожая подруга? Ее можем взять на роль служанки богатой семьи. Нескольким необходимым словам научим.
Сцена вышла неприятной. Костя назвал режиссера самодовольным индюком, после чего к нам двинулись двое крепких парней с намерением вышвырнуть вон, но инициативу перехватила в свои руки Тамила.
− В подобных ситуациях надо вести себя сдержанно, − примирительно заявила она, − особенно в присутствии женщины. Искать консенсус между сторонами, как говорил один из ваших Президентов.
На Тамилу таращились удивленные глаза. Мы повернулись и двинулись к выходу.
− Постойте, постойте, − запоздало пытался остановить нас режиссер.
Дверь осталась далеко позади, но Костя еще не остыл. Он не переставал возмущаться.
− Роль служанки! Двум словам обучим! Сколько гонора. А не подумал, что Тамила наша гостья и, может статься, королевского рода и с ней не пристало так говорить.
Тогда я и не предполагал, как близко был он к истине.
Несколько дней в нашей тройке не слышалось смеха, а Костя выглядел так, будто был занят решением важнейшей научной проблемы, все время морщил лоб и отмалчивался. Но долго это не могло продолжаться, жизнь брала свое, и скоро наш друг внес новое предложение.
− У меня созрела маленькая идейка, − как итог долгих раздумий неожиданно выложил он.
− Ну-у! – выразил поддельный восторг я. – А нам не намнут бока, как это могло случиться совсем недавно, не будь рядом Тамилы.
− Работать будем одни, самостоятельно.
− И что за работа? – уже с интересом спросил я.
− Поставим свою пьесу. Сами. Обойдемся без режиссеров, − это был намек на инцидент в триста четырнадцатой. – Прямо среди народа, в самой его гуще. Например, на рынке. Будет натурально и поучительно.
Мы с Тамилой переглянулись.
− И как ты себе представляешь это? Чья хотя бы пьеса? Известного автора?
− Моя! – гордо заявил Костя.
− Вот это, да! – только и выдохнул я. – Ты стал драматургом?
− Читали «Хижину дяди Тома»? – спросил он.
− Конечно. Кто не знает эту прекраснейшую книгу Бичер-Стоу?
− Возьмем из нее небольшую сценку, продажу молодой невольницы, − продолжил Костя.
− И в главной роли, конечно, ты видишь Тамилу, так? А ее спросил? И кто, по-твоему, будет продавать рабыню?
− Мы. Ты и я, − стоял на своем он.
− Занятно. Тамила, слышала? Что скажешь?
− А что, − смеясь, пожала плечами она. – Если сценарий будет выглядеть пристойно, можно попробовать.
Итак, решено было немедля начать подготовку к постановке спектакля. Сразу появилось множество вопросов. Надо было сообща обговорить все детали будущего представления. После лекций остались в аудитории.
− А не лучше все же попроситься на институтскую сцену? – засомневался я. − Если плохо сыграем, освищут и только. А на рынке всякое может случиться.
Нет, − решительно запротестовал Костя. – Будем играть в гуще народа.
− Тогда нужно съездить на рекогносцировку. Определиться с местом выступления.
− Согласен, − кивнул головой он. – Завтра же и сделаем это.
Мы долго сидели в пустой аудитории, перебирая всевозможные варианты нашего будущего выступления. Каждый вносил что-то свое, оно принималось или отвергалось, но после продолжительных горячих споров пришли к согласию.
Намеченный выходной выдался теплым и солнечным, как и предыдущие дни. Над городом высоко в небе медленно плывут редкие белые облака. Стояла приятная во всех отношениях осень. Исчезла та изнуряющая летняя жара, от которой невозможно было спрятаться даже в тени.
В ожидании Тамилы устроились на лавочке во дворе общежития. Разглядываем студенток, хлопающих дверьми на выходе. Все они нарядные и куда-то очень торопятся, спешат.
− И во сколько ты оценил Тамилу? – задаю мучавший меня вопрос Косте. – Миллион долларов?
− Тамила стоит и больше – отвечает он, − но такая сумма будет отпугивать покупателей. Торги выйдут вялыми или могут не состояться вовсе. Пусть будет сто тысяч.
− Не просчитаемся? Тугих кошельков в столичном городе много, − беспокоюсь я. – Ну, как выложат требуемую сумму?
– Миллионеров здесь хватает, − соглашается Костя. – Это верно. Только кто носит при себе столько наличными? Будем надеяться, не встретимся с ними.
А вот и Тамила. Она спускается по ступенькам и идет к нашей скамейке. Боже, какое чудное создание! В обтягивающих фирменных джинсах, на высоких каблучках, белоснежная без рукавов блузка, оттеняющая темную кожу, легкость шагов…
− Привет мальчики, − улыбается нам.
− Тамила, − приятно были шокированы безупречным видом нашей подруги мы. – По сценарию ты должна выглядеть проще, скромнее. Как договаривались. Ты – рабыня, а не принцесса на выданье.
− Вы совсем не знаете современных африканских женщин. Если сегодня где-то еще и есть невольницы, они уже вовсе не такие, какими были во времена Бичер-Стоу, − смеется она.
Деваться некуда. Тамила внесла существенную поправку в предстоящую постановку. Женщины наблюдательнее нас, мужчин, их чутье тоньше. Соглашаемся.
В троллейбусе не то, что сесть, ступить было негде. На остановках народ штурмовал двери. Казалось, в этот выходной день весь город в одночасье покинул свои жилища и ринулся по своим неотложным делам.
Ухватившись за поручни, сдерживая спинами человеческий натиск, мы защищаем от толкотни стоящую между нами Тамилу. Едем молча и только у Центрального рынка с облегчением вздыхаем, оставив тесный городской транспорт.
Широкие двустворчатые металлические ворота рынка, украшенные завитками ажурных сплетений кованых стальных прутьев, выкрашенные в черный отливающий глянцем цвет, были распахнуты настежь, и в них ежесекундно туда и обратно вливался и выливался мощный неспокойный людской поток.
Костя шел впереди, расчищая мне и Тамиле дорогу, протискиваясь в узких заполненных людьми проходах между рядами торговых контейнеров.
Минут через десять вышли к намеченному заранее месту. Это была небольшая площадь, образованная с двух сторон старой постройки из белого кирпича хозяйственных и галантерейных магазинов. Здесь было свободней. На ней мы и остановились.
Костя полез в полиэтиленовый пакет, который нес от самого общежития, достал приготовленный на плотном листке бумаги плакат со шнурочком по концам, пропустил через голову Тамилы, повесил ей на шею.
Продается рабыня, 18 лет.
Знает иностранные языки −
русский и английский.
Умеет готовить и вести
домашнее хозяйство.
Отступил в сторону и, представив себя на сцене, громко продекламировал Маяковского:
− Крепи у мира на горле пролетариата пальцы!
На нас стали оглядываться и останавливаться.
− Во дают! – это было первое услышанное нами слово собравшихся поглазеть на необычный товар. Мужик в закатанной до локтей серой рубашке держал в руках авоську с квохчущей рыжей курицей. Прочитав плакат, стал рассматривать Тамилу.
− А ничего баба. Хоть и не наша, а рожает, поди, как и все.
Вокруг стали смеяться.
− А ты испытай. Купи и проверь.
− Настоящая или крашеная? – допытывался он.
Тамила стояла, опустив глаза, изображая полную покорность выпавшей ей рабской доле.
− И почем продаешь?
− «Почем» − продают курей. Когда их много. Вот ты, − Костя кивнул на авоську с рыжей хохлаткой, − почем покупал?
− Взял на развод. Рыжие куры несут коричневые яйца. А мои откладывают одни белые.
− Не пудри мозги людям, − раздался из толпы «просвещенный» голос. Он был адресован Косте. – Сейчас двадцать первый век. Рабство давно отошло в прошлое.
Ему стали возражать.
− Ага, легко сказать. А ты попробуй! Приглашают на работу, обещают хорошую зарплату, а по приезду отбирают паспорт и заставляют бесплатно вкалывать. И не вырвешься. Это как, не рабство? У кого-то, видимо, сильно накипело на душе. Наверное, успел, бедняга, побывать в передряге.
Спор разгорался. В него втягивались новые голоса. О Тамиле забыли, лишь иногда бросали любопытные взгляды.
Толпа прибывала. Из задних рядов, напирая, «на цыпочках» тянули головы.
− Что там? Что продают?
− Надо быть дураком. Сами виноваты, − не сдавался все тот же голос.
− По телевизору показывали!
Со стороны центрального ряда прилавков рынка к собравшейся толпе приблизилась съемочная группа.
− Местное телевидение! – тонким голосом вещала молоденькая ведущая. За нею на целую голову выше следовал оператор с камерой на плече. – Снимаем сезонные цены на овощи и фрукты. Смотрите нас сегодня в вечерней программе. А чем торгуют здесь? Картошкой? Со своего огорода или с фермерских полей?
− Картошкой, картошкой! Жареной! – смеялся кто-то собственному каламбуру. Его с готовностью поддержала толпа.
− И рабыней из Африки! Для домашнего хозяйства! Спешите приобрести. Единственный экземпляр!
− Заместо кота! Мышей ловить, – сыпались отовсюду остроты.
− Нет, вместо двуногой кошечки! – это был намек на сварливую жену.
Телевизионщики протиснулись внутрь тесного человеческого круга. Оператор навел камеру на негритянку и висевший на ее шее плакат.
− Она и вправду продается? – изумилась ведущая. – И кто же ее хозяин?
− Мы, − ответил Костя. – Я и он, − кивнул в мою сторону.
В этот момент, признаться, мне стало неуютно. Нет, театр, понял я, пусть и импровизированный, не мое призвание. Под десятками еще недавно просто любопытных, а теперь настороженных глаз, спиной почувствовал, как вот-вот что-то должно произойти. И обязательно нехорошее. Шепнул Косте – «давай сматываться», но он или не понял, или отмахнулся.
− И как зовут эту несчастную девочку? – спросила ведущая.
− Тамила.
− И какая же ей цена?
− Сто тысяч долларов, − не моргнул глазом Костя.
Толпа ахнула и замерла. Таких денег никто никогда не видел. И не снилось. Это была заоблачная недосягаемая высь.
Какое-то время длилось тягостное молчание. Потом на чьем-то замершем дыхании послышался тихий, но внятно осуждающий голос:
− Живых людей продают. Дожились. Пока только из Африки. Скоро и к нам доберутся.
− Гнать их в шею! – уже во всю глотку в край возмущенно послышались отдельные злые голоса.
−А девчонку освободить! Пусть идет на все четыре стороны.
И тут, сделавшись вмиг неприязненной, толпа угрожающе стала надвигаться на нас, подступать ближе. Говорил же я Косте, − пора сматываться. Не послушался.
Не ожидая неминуемой неприятной развязки, я сдернул с шеи Тамилы злосчастный плакат, бросил на землю, а ее, ухватив за руку, протащил через живое сомкнутое кольцо, получив в спину несколько увесистых тумаков. Вслед неслись угрожающие крики.
Костю выглядывали на выходе из рынка. У тех самых ажурной ковки металлических ворот. Ждать долго не пришлось.
Посчитали свои потери. Они были невелики – полученные тумаки и оставленный под ногами толпы плакат.
Вечером смотрели себя по телевизору. Запомнилась во весь экран Тамила и ехидные слова ведущей:
− Утерянное имущество хранится в студии.
− Оставьте его себе. На память, − в тон ей ответил Костя.
На первой после выходного дня лекции Тамилы с нами не было. И на второй тоже. Место за нашим столом пустовало. Мы терялись в догадках.
− Бизнесмены! Работорговцы! – со смешками и иронией упражнялся над нами каждый по – своему весь курс, комментируя вчерашнюю вечернюю телепередачу.
После третьей лекции нас вызвали в деканат. В кабинете сидели два темнокожих чопорных иностранца. Стало ясно, они имеют самое прямое отношение к нам и Тамиле. И не ошиблись.
− Ну-с, «герои», − осуждающе блеснули за столом очки декана. – Ваши необдуманные действия привели к международному инциденту. Что прикажете делать с вами? Выгнать из института? Объяснитесь с представителями посольства потерпевшей страны.
И мы стали «объясняться». Точнее, за всех говорил один Костя. У них, то есть у нас, не было и малейшей мысли кому-либо навредить. Они, наоборот, сценкой из «Хижины дяди Тома» хотели напомнить всем, насколько ужасным и противоестественным для человечества является рабство и его проявления в настоящей действительности.
Костя говорил горячо, толково и убедительно. Он водил глазами с декана на представителей посольства, и я заметил, как у чопорных иностранцев вытянулись лица.
− О᾽кей! – сказал один из них. – Мы принимаем извинения.
И, повернувшись, к декану:
− Не надо выгонять из института. Они хорошие ребята. Инцидент будем считать исчерпанным.
Я задал мучивший меня вопрос:
− А Тамила? Где она? Почему ее нет на лекциях?
− Улетела в Англию. Будет учиться там.
− Как! – не удержались Костя и я в рамках учтивой протокольной беседы. – Ей не понравилось у нас? И даже не попрощалась?
− Опаздывала на самолет, − «темнил» представитель иностранной державы.
− Но можно было позвонить. Встретиться в аэропорту, − настаивали мы на своем.
− Светская жизнь королевской семьи имеет определенные ограничения, − сухо последовал уклончивый ответ, и дипломаты, откланявшись, покинули деканат.
− Вот оно, что! − шли мы по длинному коридору института. – И какое же место в этой семье занимает Тамила? – задал я риторический вопрос.
− А ты не догадываешься? – как всегда, уверен в себе был Костя. – Дочь короля! За рядовыми генералы не являются. Значит, принцесса.
− Здорово! – не знал я, верить этому или нет. – Принцесса! Чернокожая принцесса.
Со временем мы стали забывать о Тамиле. Но следующим летом неожиданно получили от нее письмо. Конверт был оклеен экзотическими марками со многими штемпелями.
«Милые мальчики, − начиналось оно, − простите, что не хватило времени попрощаться с вами».
Далее шло описание скучной, с ее слов, университетской и вообще, тамошней жизни. А в конце строк повеяло теплом. «Когда я рассказала папе, дяде Андрею и дяде Саше о нашем спектакле на рынке и упомянула о том, как вас едва не побил разгневанный народ, они так смеялись, что у них, как говорят у вас, «чуть не лопнули животы». Папа сказал, простой народ, а какой свободолюбивый! После окончания института он приглашает вас работать в нашей стране».
Но до этого было еще далеко.

Евгений Рудов

Рудов, Е. Невольница / Е. Рудов [ Электронный ресурс ] // Союз писателей.- 2013г.
Режим доступа: https://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-4760-1

 

Контакты

Адрес:
291011 ЛНР,
г. Луганск, ул. Советская 78

Основная почта:
[email protected]

Резервная почта:
[email protected]

Карта сайта

Режим работы

Понедельник-Четверг - 9:00-18:00
Пятница - выходной
Суббота-Воскресенье - 9:00-17:00

Санитарный день - последний четверг месяца

На нашем сайте и в соцсетях в режиме 24/7

Счётчики

Яндекс.Метрика

Меню