Литература края

Анна Солодкая
г. Лисичанск

ЦАНЬЯЦ И ЦАЦАЛАЦА
(Гарбузівський «Цицерон»)

Солнечный август донимал нестерпимой жарой. Не успев остыть за ночь, вяло пробуждалось маленькое украинское село – Гарбузівка. Дородные молодки, наспех подвязав влажные ото сна волосы, спешили быстрее сдоить коров. Федька-пастух собирал их уже в стадо, беззлобно крича на иную, отчего-то пожелавшую забрести на чужое подворье:
– Куди пішла, стерво? Чорти тебе нанюхали! Чи шляху не бачишь?
И пристыженная буренка, меся копытами теплую грязь, резво поворачивала в нужном направлении.

У палисадников греблись куры, из открытых калиток, шумно размахивая крыльями, в лужу, оставленную вчерашним ливнем, с гоготом бежали гуси. В воздухе колыхался дурманящий запах коровьих лепешек.

Старательно выбирая дорожки, чтобы не измазать туфли, навстречу череде шла Люська. Сразу после окончания школы она устроилась в здешний магазинчик продавцом. Чопорная заведующая добиралась на работу из соседнего города. Она слишком много внимания уделяла внешниму виду. И поэтому, за манерно отставленную при ходьбе ручкуи смешную прическу, за глаза, ее звали – Адафель. Понятное дело, обувь у нее всегда блестела. А вот Люське жилось несладко. То ей доставалось за неподобранные под головной убор волосы, то за пятна на кипенном халате. А уж за грязные туфли и говорить не приходится! Кроме того, Адель Филипповна бесконца ставила девушке на вид, что у нее слишком маленький словарный запас. Не знает, что такое девальвация, обструкция, ассигнации и даже конкурентоспособность! Одно слово – деревня!

Магазин стоял около трассы, разделявшей Гарбузівку на две части. В правой – находился большой ставок, подкармливавший односельчан рыбкой. А в левой – всего-навсего конюшня да никому не нужный разворованный совхозный гараж. Поэтому «правые» искоса смотрели на «левых», крадучись пробиравшихся мимо их дворов на рыбалку.

Движение на трассе было активным, посетителей много и, разумеется, выручки. Часто у магазина останавливались автобусы дальнего следования и пассажиры быстро опустошали прилавки. Правда, кое-что оставалось и местным жителям. Раз в неделю наведывался крутой босс с ящиками провианта, перед которым строгая Адель Филипповна вытягивалась в струнку и превращалась в чурочку с хлопающими глазками, произнося только «да» и «нет». Хотя в его отсутствие была сущей мигерой.

Как всегда, с утра отчитав подчиненную, Ада Филипповна отправилась в подсобку. А Люська, заглянув в зеркальце, накрасила пухленькие губки и бойко стала за прилавок. Начался рабочий день. Девушка старалась все делать так, как требует начальница: вежливо отпускать товар и приветливо улыбаться. А также быть проворной, не создавать очереди.

Все шло своим чередом, Люська успешно отстояла смену. День мало-помалу близился к закату. Покупатели уже иссякли, только в углу, за маленьким столиком, всё никак не могли расстаться два веселых кума, сладко потягивая пивко.

– Дивись, Сашко, хто йде, – вдруг сказал Василь, указав в окно.
Кум оглянулся, хлопнув себя по колену:
– Ба! Та це ж наш «Цицерон» пожалував! Щось я його давно не бачив!
– А звідки це він тут узявся?
– Так у «лівих» же їхній ларьок закрили! Чи ти не чув? Нема де й хліба купити. От всі вони й шалепкаються тепер сюди, на шлях.
– От горе бідним людям! Бач, це ж не ближній світ, а треба йти!

В магазин зашел немолодой уже человек в рабочей одежде. Кивком головы поздоровался с кумовьями, стащил с головы засаленную кепку и вытер ею потное лицо. Затем, не торопясь, стал осматривать витрины. Глаза его разбегались от изобилия ярких этикеток, а измазанная рука старательно искала деньги в кармане потертых брюк. Казалось, не было там уголка, который бы он не обшарил. В окно Люська видела оставленную им телегу, запряженную парой лошадей. На ней, рядом с огромной бочкой, сидела краснощекая толстая бабёнка с букетом полевых цветов, беззаботно лузгая семечки. (Ну, что скажешь? Кто на Шевроле ездит, а кто и на бричке… )
Допив пиво, кумовья, наконец, ушли. Пора было и закрываться. Люська уже устала улыбаться, вопросительно глядя на мужчину, но тот все выбирал… Терпение ее иссякло, и она решила спросить, что же он, все-таки, хочет. Конюх расплылся простодушной деревенской улыбкой, почесал в затылке и протянул сотню гривен:
– Цаньяц и цацалацу, – услышала она в ответ.
– Что, простите? – переспросила девушка.
Человек спокойно повторил:
– Цаньяц и цацалацу.
С минуту они неподвижно стояли друг против друга, обмениваясь биотоками. Но биотоки эти, отчего-то, не проясняли ситуацию. Хмуря лоб, Люська напрягла своинетренированные мозги: «На каком же это языке, интересно, он говорит? – гадала она, – или издевается? Ох, надо было мне английский в школе учить!»

Мужик, переминаясь с ноги на ногу, вел себя вполне серьезно, без тени иронии и подвоха. Вот только, как его понять?! Она вспомнила недавнего посетителя, который так же, как и этот, зашел под вечер и очень торопился. К сожалению, ему пришлось задержаться, поскольку она продала совсем не то, что он просил. Мужчина разозлился, поднял скандал и картавой скороговоркой стал требовать заведующую. А сам все стыдил ее и стыдил, крича на весь магазин: «Який сором! Яка ганьба! Це ж треба! У цій державіпанянки зовсім не розуміють рідну мову!»
Ох, и досталось ей тогда от Адафели! Ох, и досталось! В голове у бедной Люськи с перепуга, крутилось только одно-единственное слово: пательня… пательня… Хотя, причем здесь была пательня?!

– Еще раз влипнешь – уволю к чертовой матери! – пригрозила начальница. Хоть и сама толком не понимала его речь. И не успел еще забыться этот случай, как вот вам новый!

«Ну все! Теперь точно выгонит», – обреченно вздохнула девушка. Её взгляд беспомощно шарил по витринам, теперь уже она переминалась с ноги на ногу, не зная, что же хочет покупатель. Пауза предательски затягивалась.

– Одну минуточку! – внезапно опомнившись, буркнула она, – я сейчас!

И, оставив без присмотра прилавок, стремглав бросилась в подсобку. Переведя дыхание, заглянула к заведующей:

– Адель Филипповна! Ой, что мне делать?! Там мужик какой-то странный зашел. Лопочет что-то не по-русски, а я, хоть убей, не пойму! Может быть, вы разберете?
Адель надменно ухмыльнулась:
– Ну, понятно… Все у тебя не слава Богу! И зачем только я тебя взяла?! Связался черт с младенцем! Ведь просились же нормальные люди! – возмущалась женщина, спеша в торговый зал. Люська в панике семенила за ней.

Подойдя к прилавку, Филипповна приосанилась, мило улыбнулась и пропела:
– Слушаю вас… – а сама всё думала, все измышляла, как бы пожестче наказать бестолковую подчиненную.
Мужик, все так же щербато улыбаясь, протягивал деньги:
– Цило црупы, цурева, цаньяц и цацалацу!
Он слегка кивнул на полки, где чего только не стояло! От сока, Кока-Колы и подсолнечного масла до вина и водки.

«О Господи! Вот это случай!» – опешила Адафель.
Но хитрость прожженной авантюристки и большой опыт работы не позволили ей выказать себя и она, скрывая полное недоумение, как ни в чем не бывало, стала выкладывать на прилавок, все, что попадало под руку. В надежде, что всё равно нападет на нужное.

Конюх удивленно таращил глаза, не понимая, что происходит. А сам терпеливо ждал, когда же, наконец, его обслужат. Но продавец всё выставляла и выставляла банки, бутылки, пакеты и по очереди предлагала ему. Мужчина отрицательно качал головой, испуганно махал руками и упрямо твердил: «Не-е-е! Не! Цай вон до!» И куда-то показывал.
У Аделины Филипповны аж испарина на лбу выступила: «Он что, кореец или ненормальный? – подумала она, – «таэквондо» говорит, что-ли?»

Между тем, толстушка, сидевшая около бочки, потеряла всякое терпение. Проворно слезла с воза, одернула мятое платье и, протискиваясь в узкие! двери, зашла в магазин: «Стьопа, хай тобі грець! Де ти там є? Ну, скільки оце можно чекати?»
Это было спасением. Филипповна тут же обратилась к ней:

– Ой, гражданочка, пожалуйста, помогите понять, что хочет этот человек, а то мы в полном замешательстве.
Подняв брови, румяная пышка назидательно произнесла:
– Ніякий це нє человек! Муж це мій! – И, театрально подбоченясь, добавила:
– Що хоче? Що хоче? Півгодини вже держите бідного мужика! Стьопа, ти ж просив все те, про що ми й домовлялись?
Муж утвердительно кивнул.
– Ну от! Він же вам ясно казав: кіло крупи, курєва, коньяк і шоколадку!
Що ж тут незрозумілого? Га? Ну, до чого тупі продавці пішли! Геть, усю настроенію псують! А в мене, може, сьогодні мініни!
Забрав с прилавка покупки, супружеская пара покинула магазин. Не торопясь взгромоздилась на воз и, мерно поскрипывая колесами, поехала восвояси, на левый (не престижный) край села.

Глядя им вслед, работники торговли долго еще не могли прийти в себя. Затем, принципиально не глядя друг на друга, взялись расставлять товар на место. В глубине души Филипповна злилась, поскольку опростоволосилась в глазах подчиненной и на этот раз не сможет поставить ей «клизму». А чертовка Люська, скрывая лицо, давилась смехом. Теперь уже от Адели можно было ожидать и послабления…

… Заехав во двор, Степан, первым делом, распряг и напоил «цоней». «Цони» были смыслом всей его незамысловатой жизни, он давно прикипел к ним душой. С самого детства бегал на конюшню, помогая взрослым ухаживать за животными. Никто из старых бригадиров не возражал. Было видно, что на смену им подрастает хороший, добросовестный работник.
Не выговаривая пол-алфавита, мальчик школу так и не смог окончить. Речь его никто не понимал. А с легкой руки учителя истории, под всеобщий хохот, еще и кличку себе снискал – «оратор Цицерон».
Лишь «цони» чувствовали его без слов. Так на конюшне он и прижился. Позже, возмужав, женился на самой толстой деревенской барышне – «Цаце». Кате, то есть, что жила на соседней улице, и, похоже, был вполне счастлив. У них было довольно солидное хозяйство с большим огородом. Выращивали, как говорил Степан, «и цуцуруцу, и цаптоцу, и царипоры». В сарайчике, за загородкой, бегал сытенький «цабанциц». На подворье, как водится, «цудахтали цуры». Одно плохо, сетовал хозяин, – неслись, «цволоци», у «цацеци» (соседки)!

Покамест Степан возился с животными, «Цаца» накрыла праздничный стол, в центре поставила подаренный мужем букет, а рядом – купленные только что «цаньяц» и «цалацу» (с «оресцами»).
Их двор охранял пока еще маленький, но уже злой «царицневый» цуцик. Пожалуй, это было единственным словом, которое его хозяин говорил правильно. Хотя иногда, после работы, лёжа на сеновале, Степан мысленно рассуждал:
– От лишенько!І чому це я не можу вимовити жодного слова як усі люди?! Але, що ж поробиш?! Треба терпіти. Тільки жі в них, у цих людей, не дуже красиві слова! От взяти хоча б – коні! Ну, що це за назва? Так, ні те, ні се!А от коли скажеш – цоні – зовсім інша справа! Вони і цапитами цоцають, наче пісню співають: цоц - цоц, цоц - цоц… Як гарно звучить! – и он мечтательно устремлял взгляд в небо.– А Цаца – що, хіба погано?! Та ні!Оце вже я не повірю! Ні за що! – И, глубоко вздохнув, подумал:
– Так воно, гляди, й цаньяц чується, наче б то, краще…

Раскаленное солнце склонилось к западу. То там, то здесь, послышались одиночные трели сверчков. Скоро они сольются в тихий ночной хор, баюкающий разомлевшую сонную Гарбузівку.
С дальнего выгона, вдоволь наевшись травы, устало возвращались буренки, покачивая полным выменем. Суетливые хозяйки, подперев камешком раскрытые калитки, ласково встречали безропотных кормилиц. Сейчас они послушно зайдут в стойла и отдадут им свое молоко. И так из века в век, изо дня в день…
А Люська снова шла навстречу череде, только теперь уже в обратную сторону – домой. Дорожек не выбирала. Вымоет туфли в ручейке. «Ну и денек сегодня выдался!» – вспоминала она, хмуря брови. Хоть на душе все равно было светло. Теплилась надежда, что Адель Филипповна не уволит ее, и со временем она станет опытным продавцом.
Анна Солодкая
г. Лисичанск

Солодкая, А. ЦАНЬЯЦ И ЦАЦАЛАЦА (Гарбузівський «Цицерон») / А. Солодкая [ Электронный ресурс ] // Свой вариант.- 2018.

Режим доступа: http://mspu.org.ua/prose/10494-canyac-i-cacalaca-garbuzivskyy-ciceron.html