Литература края

Александр Сурнин
(Краматорск-Луганск)
Один день
Быть строителем дома - значит быть в состоянии строить дом.
Аристотель
Будильник изобрели садисты. Андрей всегда был в этом уверен, а в последнее время ещё раз убеждался каждое утро. И немудрено - он забыл, что такое ранний подъём, немало лет проработав на дому, где рабочее место было в двух шагах от спального - какой тут мог быть будильник? Никогда в жизни. Проснулся, глазки раскрыл, поднялся, нажал кнопку и пошёл умываться. Вернулся, а компьютер уже загрузился — всё, вот ты и работаешь. А в последние нед всё сломалось. В город пришла война.

Сначала эту войну лицемерно называли АТО. Антитеррористическая операция. И в первые дни это казалось нелеп и смешным. Все говорили: ну какие здесь террористы? Хотят их найти - пусть поищут, побегают по полям и успокоятся. И действительно, пришедшие войска поначалу бегали по полям. А потом стали заходить в города. На первый раз навстречу танкам, встали у них на пути и остановили. И разжалобились при виде голодных, грязных и уставших накормили их, напоили и отправили назад, в расположение. То же повторилось и на второй раз. А в третий по мирным людям был открыт огонь. И в одночасье пришло понимание того, что это уже не игрушки, что это уже война. Гражданская война.
Пару недель Андрей изумлённо смотрел по сторонам, впитывая в память всё происходящее, а потом сказал себе, что когда начинают убивать твоих друзей и земляков, нельзя оставаться в стороне. Нужно что-то делать. И с этим он шёл в здание исполкома, ставшее штабом народного ополчения. Пришёл просто так, без каких-то конкретных предложений, на общих основаниях. А войдя в кабинет коменданта города, оторопел - за столом сидел человек, которого " называл другом детства, с которым учился в одной школе. И ещё со школьных лет этот человек имел репутацию Надёжного и справедливого мужика.
«О как, - сказал себе Андрей. - Хорошие люди здесь обосновались. И главное, свои. А всякие козлы в интернете кричат во всю глотку, что здесь исключительно заезжие российские наёмники. Засланные казачки. Пограбить приехали, д здесь свои. Будем знать».
В действительности, Андрей давно не верил ни интернету, ни городским слухам. Сказать, что они были сильно преувеличены, значило ничего не сказать. Поскромничать. Он верил только своим глаза, и призывал к этому всех окружающих. К примеру, буквально за пару дней до прихода в штаб, услышав сплетню о том, что по здешнему базару чеченцы с автоматами, он насмешливо спросил говорившую: -А что, у них было на лбу написано, что они чеченцы? Или ты их об этом спрашивала?
Вразумительного ответа не последовало, и тема была закрыта.
Поздоровавшись с комендантом как со старым товарищем, Андрей сказал:
- Я не знаю, чем я могу быть здесь полезен. У меня болят ноги, поэтому я не боец. На войне быстро гибнет тот, кто медленно бегает. Но тем не менее... вот моя визитка с перечнем всех моих специальностей. Посмотри и скажи - нужен я тебе или нет.
Комендант заглянул в визитку и тут же ответил:
-Такты помимо всего и компьютерщик? Конечно нужен!
- И что от меня будет требоваться?
- Как что? Работа в штабе. Штаб, дорогой мой, это прежде всего куча бумаг. Очень важных и не очень важных. Но все они - нужные. Вот и будешь заниматься делопроизводством за компьютером. Здесь собрались сплошные бойцы, а мне нужен штатский человек, который отвечал бы за документацию. Никакой военной романтики, обычная рутина. К такой работе ты готов?
- А я что, так похож на романтика? - хмыкнул Андрей.
- Ну тогда завтра к девяти утра жду тебя здесь.
- Буду, - согласился Андрей и шагнул к двери.
- Постой, - задержал его комендант. - Давай определимся сразу с твоим позывным.
-А что определяться... Погремуху нужно принять?
- Это на зоне погремухи, - заметил комендант. - В войсках позывные. Говори, как называть тебя будем.
- А что меня называть, - не задумываясь, произнёс Андрей. - Вы тут все бойцы, военные, а я штатский. Вот тебе и позывной - Штатский. Как Шостакович. Он тоже форму не носил.
- Годится, - одобрил комендант. - Моё имя тоже можешь забыть. Здесь я Якут.
- Очень приятно, - ехидно хмыкнул Андрей. - Похож... Значит, до завтра?
- Да, к девяти добирайся.
Вот тут Андрей поневоле завёл на утро будильник. Впервые за много лет.
Будильник действительно изобрели садисты. Оторвавшись от сна в непривычную рань, Андрей умылся (спасибо, что опять появилась вода), оделся, наскоро выпил кружку чая и вышел на улицу.
Улица была пугающе пустынной - транспорт который день подряд не ходил, да и частники предпочитали лишний раз не выезжать. После нескольких попаданий снарядов в маршрутки люди старались не высовываться из домов без Дела. На работу - и с работы. Если была работа.
Не проявляя никаких эмоций, Андрей зашагал по проезжей части в нужном ему направлении.
Через несколько минут за спиной послушался шум одинокого мотора. Андрей не отвернул в сторону и не обернулся - машина остановилась сама.
- Куда идёшь, браток? — послышался вопрос водителя.
- На площадь, к исполкому.
- Заходи, подвезу.
Андрей сел в салон и спросил водителя:
- Что нового?
- Да ничего. С утра тихо, а ночью - сам слышал.
-Да уж слышал...
Дорога за беседой обо всём и ни о чём заняла минут пятнадцать. Выходя из машины, Андрей сунул было руку в карман, спросив, сколько с него причитается, и услышал в ответ:
- Ничего мне не нужно. Останься жив.
Это могло бы показаться странным или невероятным только тому, кто не видел войны. В осаждённом городе про¬изошло смещение ценностей. И на первом месте оказалась ценность человеческой жизни. А деньги... да что деньги.
Самого ценного на них не купишь. Так стоит ли пытаться урвать лишнюю копейку? У великого русского поэта ГР Жукова была строчка, как будто к этому времени и написанная:
А сколько скопить нужно денег, чтоб выстелить гроб?
Я не думаю, чтоб эта строчка была прочитана всеми жителями осаждённого города, но люди жили именно такому принципу. Это война.
Зайдя в кабинет, Андрей поздоровался с комендантом здания штаба, носившим позывной Шериф, с которым делили кабинет на двоих, и спросил:
- Что хорошего?
- Да всё то же, - ответил Шериф. - задержанных всех успеешь оформить?
- Много принято? - поинтересовался Андрей.
- Достаточно, - вздохнул Шериф с огорчением.
Его огорчение можно было понять. До войны он работал в милиции, имел звание капитана, а во время осады пришёл в штаб ополчения и сказал: «большая часть моих ребят уже здесь, и мне без дела сидеть негоже. Я к вам». И был назна¬чен комендантом здания штаба. У него было множество обязанностей, и одна из них - содержание арестованных. А это непросто даже на первый взгляд, ибо каждый арестованный - как дитя малое. Каждому нужно отвести место, каждого нужно накормить, напоить, вывести на работу, встретить с работы, пересчитать и не дать возможности скрыться или улизнуть от исполнения наказания. Каждый задержанный становился его личной головной болью. Не говоря уже о том что он отвечал за жизнь и здоровье каждого. Это работа нелёгкая и неблагодарная. Андрей мог только посочувствовать ему, что он мысленно и сделал, после чего включил компьютер и занялся первоочередными делами.
Одной из обязанностей Андрея было составление реестра арестованных. А их прибывало каждый день. В самом начале осады в ополчении был организован отдел военной полиции, и первое, что было ими сделано, - люди с оружием пришли в милицейский горотдел и сказали, что все их функции они берут на себя. Задача милиционеров - сидеть в де¬журной части и переадресовывать все звонки и сообщения во вновь образованный отдел. Затем в городе были жёстко прикрыты все известные по милицейской картотеке наркопритоны и самогонные точки. После чего такие же люди с оружием прошли по всем злачным местам - кафе, ресторанам, пивнякам, крупным магазинам, - оставили там свои визитные карточки и попросили в случае любых нарушений порядка звонить по указанным там телефонам, пообещав реагировать на звонки незамедлительно. И в самом деле, работали оперативно. Нарушители задерживались и достав¬лялись в штаб. Не помогали ни угрозы, ни посуды, ни попытки откупиться. Все ночевали в штабе, а утром представали пред ясны очи коменданта, который единолично творил суд и расправу. Суд был скорым, приговоры не отличались раз¬нообразием - пять суток общественно-полезных работ. В эту категорию работ входило всё: рытьё окопов, подметание улиц, уборка помещений в штабе, да и мало ли что ещё могло понадобиться. И это действовало - попробуй порыть окопы под обстрелами хотя бы день, больше не захочешь. И это было справедливо - каждый, каким бы статусом он ни обладал, отвечал сполна за свои проступки. И так было нужно. Как ни крути, а политика, не подтвержденная хорошей полицейской службой, - это миф. И по каждому случаю задержания обязательно поднимались реестры. И если обнаруживалось, что кто-либо задержан не впервые, к нему уже было другое отношение, да и срок работ ему давался побольше. Вот потому-то в городе, несмотря на тяжелейшее осадное положение, было спокойно. До того спокойно, что юные девицы не боялись гулять в одиночку по ночам. И что за этим стояло? Постоянная готовность военной полиции выехать в любую точку города и кропотливая учётная работа штабных. Рутина.
Сводка была составлена быстро и вовремя - к приезду коменданта в штаб. Пока Шериф отчитывался перед комендантом, Андрей успел втихомолку покурить в открытое окошко, хоть курение в штабе и было запрещено, Андрей предпочитал не бегать лишний раз с четвёртого этажа на улицу и обратно. Это был единственный запрет, который он нарушал. Запрет на употребление алкоголя он соблюдал свято с тех пор, как однажды на его глазах комендант на под¬ворье перед входом в штаб подошёл к ополченцу и спросил:
- Ты почему нетрезв? - и, не слушая оправданий, добавил: - Немедленно сдай оружие и иди под арест, завтра будем с тобой разбираться.
Боец попытался было возразить. Напрасно он это сделал, ибо тут же получил хлёсткий удар по печени, а автомат его словно сам собой оказался в руках коменданта. После чего Якут так же негромко приказал:
- Бегом в кутузку - и до утра. Сам, добровольно. Если я отведу - хуже будет.
Боец взглянул коменданту в глаза, и увидел в них такое, что у него моментально опустились руки. Он произнёс: «Понял», - развернулся и отправился под арест. Добровольно, как и было приказано.
Андрей это увидел, услышал и взял на заметку. С тех пор у него даже в помыслах не было выпить на рабочем месте или прийти с утра с запахом перегара. На войне не злоупотребляют.
Перекурив, Андрей вернулся за стол к компьютеру - и совершенно вовремя. У дверей в кабинет уже стояли освобождённые, и андрею нужно было поставить в электронном реестре отметки об освобождении и вернуть каждому изъятые при задержании личные вещи. Все - начиная от сигарет и зажигалок, заканчивая деньгами, документами и ключами от машины. Рутина...
Можно было бы сказать: зачем эту рутину описывать? Кому это интересно? Но только те, кто не видел этой рутины, смеют заявлять, что ополчение грабит простых людей, «отжимает» (словечко-то какое подленькое придумали) у них машины, квартиры, бизнес и всё на свете. Конечно, этим товарищам из Киева виднее, что на Донбассе происходит. Они всё знают. А Андрей видел, видел ежедневно, как всё изъятое возвращается владельцам. Он прекрасно знал, что те же машины могут использоваться на нужды ополчения в то время, как их хозяева, задержанные пьяными за рулем, проходят трудотерапию. Но на момент освобождения их машины стоят на пятачке возле штаба, заправленные целые Невредимые, и ждут своих хозяев. И это справедливо. И об этом нужно говорить. Имеющий уши да услышит Хотя : кроме ушей нужно иметь ещё и желание услышать, а оно есть не у каждого.
Покончив с преступным прошлым освобождённых, Андрей поднялся и таки вышел покурить на улицу — не столько соблюдая запрет на курение, сколько потому, что возле входа в штаб в любое время дня был горячий чай. Для всех.
А это стимул.
На подворье его увидел комендант, подозвал к себе и спросил:
- Штатский, ты почему так легко одет?
Действительно, на улице сегодня было не жарко, дул довольно сильный ветер, а Андрей спросонья выскочил из пома в одной лишь лёгкой футболке, а когда понял, что одет не по погоде, попросту не стал возвращаться. Ни слова не говоря, он молча развёл руками.
- Простудиться хочешь? - ехидно поинтересовался комендант. - А оно тебе надо?
- Да как сказать... - вздохнул Андрей.
- Никак не сказать, - последовал ответ. - Оно мне не надо. Вы все нужны мне живыми и по возможности здоровыми.
С этими словами комендант снял со своих плеч куртку, набросил её на плечи Андрея и сказал:
- Сегодня ходи в моей куртке, а завтра чтоб я видел тебя нормально одетым. Понял?
-Так точно, - ответил Андрей, вспомнив армейский устав.
-Свободен. Занимайся делами.
Андрей был даже не впечатлён - он был просто ошарашен. Таких командиров, так заботящихся о своих подчинённых, он никогда ещё не встречал. На службе в армии таких не было. Впрочем, армией службу Андрея можно было назвать весьма условно - стройбат. И командиры там были соответствующие. Но всё же... Сегодня Андрей увидел совершенно новую схему взаимоотношений. Это было что-то из будущего. Это нужно было хорошо обдумать и осмыслить.
С этими раздумьями Андрей поднялся к себе наверх, где его уже ждали. Заплаканная женщина с двумя маленькими девочками. При виде их Андрей поневоле тяжело вздохнул. Наступила самая невесёлая из всех его обязанностей - приём заявлений от населения. От мирных людей, каким-то образом пострадавших на этой войне.
Это была уже его головная боль. Такая же, как и у Шерифа за арестантов. И непонятно, кому было больнее. Каж¬дый день в штаб приходили люди. В слезах или без слёз, замкнувшиеся в молчании или, наоборот, быстро лепечущие что-то невнятное, каждый со своим горем - с радостью сюда не приходили. Не то место. И всё их горе проходило перед Андреем. Во всей красе. И взахлёб, давясь слезами, пришедшие рассказывали ему о своих бедах. Чаще всего о бес¬следно пропавших людях. И это не удивительно - под прикрытием войны происходит много страшного. Сводятся счёты, припоминаются какие-то обиды, и люди пропадают. Или умирают. Непонятно где, как и за что. Андрей часто попросту не понимал, как пришедшие к нему люди держатся на ногах и откуда у них берутся силы обо всём рассказывать. Потому он всегда держал в столе корвалол и валидол для взрослых и конфеты для детей. Но самым неприятным было просить людей, только что рассказавших ему о своей беде, ещё раз изложить всё это на бумаге. В письменной форме. Он был бы рад этого не делать, но заявления от пострадавших должны быть написаны собственноручно. С личной подписью на каждой странице заявления. Бюрократизм, но ничего не поделаешь. И Андрей, ежедневно пропуская через себя чужое горе, не раз ловил себя на мысли о том, что когда-нибудь ему самому понадобятся корвалол или валидол из ящика стола. И молил Бога, чтобы это случилось как можно позже. Вот и сейчас он внимательнейшим образом выслушал пришедших, дал им ручку и бумагу, принял от них написанные заявления и проводил до дверей. Заявления сложил в специальную папку. Каждый день ровно в 18:00 он относил всё, собравшееся в этой папке за день, коменданту, а тот, прочитав за¬явления, ставил на них резолюцию и передавал в отдел военной полиции. Рутина... Глаза бы не видели такую рутину.
Впрочем, хоть и не часто, но случались в этой работе и какие-то радостные нотки - когда решались вопросы, когда находились пропавшие люди, когда потерпевшие, уже с радостными лицами приходили и говорили спасибо. Несли деньги, несли коньяк, несли всё, что угодно. Андрей от всех подношений отказывался, отвечая благодарным людям, что не ради этого они работают, а только ради справедливости. И если сегодня она хоть немного восторжествовала, то для него это высшая награда. И люди уходили со словами благодарности.
Может быть, это и попахивало идеализмом, но Андрей не врал и не лукавил. Здесь просто невозможно было на¬ходиться без чувства сотворения справедливости. Когда Андрей это впервые понял, ему стало гораздо легче жить. И это не высокопарные слова. Это правда.
Во время очередного перекура с чаепитием на улице к посту у входа на подворье резко затормозила машина. Изнутри выскочили трое и вытащили на свет Божий ещё двоих. В наручниках. Одного с заднего сиденья, другого из багажника. Их согнули чуть ли не пополам (это называлось «упереть мордой в асфальт») и в такой позе потащили в штаб. Андрей тут же потушил сигарету и отправился было в кабинет, но на пороге его встретил Шериф.
- Штатский, - обратился он к Андрею, разминая кулак. - Погуляй с полчасика. Покури, чаю попей, или пива, чего хочешь. У меня тут беседа приватная намечается.
- С этими двумя орлами?
- Ага. Погуляй, тебе не нужно этого видеть.
А буквально через пару часов, когда Андрей уже успел вернуться, в кабинет вошли - нет, ворвались - сразу три женщины, совсем молодые, и с порога устроили групповой плач на грани истерики.
- Девушки, - растерянно произнёс Андрей, - прекратите этот сиротский вайдос и объясните толком, что произошло.
Толковых объяснений так и не последовало. Сквозь рыдания пробивались слова «арестовали», «увезли» и прочие,
Родственные по смыслу, но кого арестовали, куда увезли, разобрать в их речах было невозможно. И когда у Андрея всё начало путаться в голове, он решился на неординарный поступок - выглянув в коридор, попросил стоявшего там Дневального:
- Кацо, сходи позови Якута. Похоже, без него здесь не разобраться. Слышишь, да? Вой какой стоит сплошной
Комендант был человеком занятым, и его предпочитали лишний раз не беспокоить. У него могли быть более н
ложные дела, но он пришёл. И понял ситуацию с порога.
Уточнив фамилии посетительниц, он кивнул головой и спросил Андрея:
- Посмотри - в реестре эти фамилии есть?
- Так точно, - ответил Андрей, бросив взгляд на монитор.
- Причина задержания?
- Шериф сказал, нарушение порядка.
- Понятно, - вздохнул комендант. - Это он мягко выразился...
После этих слов он обратился к женщинам:
- А теперь все замолчали и дружно слушаем меня. Ваши мужья задержаны за саботаж. - И Андрею: - Поправь причину задержания в реестре. - И, тщательно подбирая наиболее приличные слова, поскольку не любил матерной брани, тем более при женщинах, продолжил: - Так вот, в военное время за это мороженым не кормят. Если вы не в курсе, то могу объяснить: под вашим посёлком наша разведка обнаружила танки. Понимаете? Мы ждём оттуда танковую атаку. Ждём в любой момент. Именно поэтому было решено на мосту через речку поставить блокпост. А как иначе? Пропустить танки в город? Спасибо, это уже было. Потом выгоняли. С кровью. Так что лучше их задерживать на под¬ступах к городу. А ваши умные мужья испугались того, что танки начнут стрелять и дома ваши разрушат. И кинулись блокпост разбирать. От большого ума, как я понимаю. Можно подумать, что не будь на мосту блокпоста, танки бы не стреляли... Там дорога узкая, а танку дорога не нужна, они просто проехали бы сквозь ваши дома, и не было бы там ни домов ваших, ни огородов, ни вас самих! Неужели непонятно? И что теперь? Арестовали, говорите? Да, я был вынужден отдать приказ утихомирить ваших мужиков, а в случае открытого неповиновения задержать. Именно задержать, хотя по законам военного времени имел полное право приказать открыть огонь на поражение, и никто бы мне не возразил, и никто бы меня за это не осудил. Потому что это саботаж. Понятно вам? И вы сейчас плакали бы не здесь, передо мной, а дома. Над гробами. Но мне не нужны лишние гробы, тем более, гробы мирных жителей. Я сам здешний, я родился и вырос в этом городе, я отсюда ушёл в военное училище, и я категорически не хочу убивать своих земляков. Поэтому они и сидят здесь. Чтоб неповадно было. Ну что вы опять заревели? Хрен с вами, я не изверг, я их отпущу, но отпущу под вашу ответственность. Хотите, чтоб ваши мужья были живы и здоровы, - сделайте так, чтоб они ни во что больше не влезали. Хоть привязывайте их, хоть под юбку к себе прячьте. - И, опять обернувшись к Андрею, добавил: - Сделай в реестре против их фамилий особую пометку. И если они попадут к нам ещё раз, то не бегайте, не плачьте и не просите: будут под любым огнём рыть окопы бессрочно. До полной нашей победы.
- Господи... - вздохнула одна из женщин. - Будет ли она - полная победа?
- Обязательно будет, - ответил комендант. - Я вам обещаю.
Андрею повезло: он увидел своими глазами, как в военное время, невзирая ни на что, творятся справедливость и милосердие. Не каждому дано это увидеть, и тем более не каждый способен это прочувствовать.
Вот так, среди обычных рутинных дел, потихонечку подкрался и конец дня. Андрей уже подготовил и распечатал дневную сводку, открыл окно и с удовольствием закурил. Шериф тоже поднялся из-за своего стола.
- Пойду-ка я сегодня пораньше, - сказал он Андрею. - Семью собирать надо.
Куда собирать, зачем собирать - в уточнениях не нуждалось. Уже несколько дней возле входа висело объявление о том, что готовятся в отправке автобусы для эвакуации семей ополченцев. Людей должны были вывезти в Крым. Через Ростов, Краснодар - и на пароме через Керченский пролив. Дорога получалась очень длинная, автобус делал неимо¬верный крюк, но все знали, что этот маршрут безопасен, а как известно - самая короткая дорога та, которую знаешь.
- Отправляешь своих?
- Конечно. У меня же трое детей. Не здесь же их оставлять, под снарядами.
- Хорошо тебе. Есть кого отправить.
- А у тебя?
- А я в разводе.
-Один живёшь?
-С мамой.
- А маму почему не отправишь?
- А мама в одной эвакуации уже была. В Великую Отечественную. И ей хватило. Так что она категорически заявила мне, что не бросит ни дом, ни кота. Спорить с ней бесполезно.
- У тебя ещё и кот?
- Что ты! Красавчик!
Шериф ушёл, а Андрей, как и положено, ровно в 18:00 положил на стол коменданта урожай сегодняшнего горя - папку с накопившимися за день заявлениями, вернул ему позаимствованную на день куртку и уже было распрощался, но вдруг за окнами громыхнул сильный взрыв. Такой, что в окнах мелко задребезжали стёкла.
- Что-то рано сегодня, - заметил комендант, посмотрев на часы.
- Даже удивительно, - согласился с ним Андрей. - Обычно позже начинается. Часа на три позже. И на всю ночь.
- Домой как добираться будешь?
- Как всегда. Пешком, если никто не подвезёт.
- С разведкой поедешь. Они в твои края сегодня направляются.
Тут же раздался телефонный звонок. Комендант снял трубку, молча выслушал говорившего, ответил ему: «Добро, конец связи», - после чего сказал Андрею:
- Какие скоты. В магазин попали. Спасибо, что закрыт магазин был. А будь там люди - сколько трупов было бы?
Андрей увидел в глазах коменданта боль и недоумение.
- А им-то что... - заметил он в ответ. - Мочись в глаза, скажут, что Божья роса. А потом будут орать, что ополченцы в очередной раз сами себя обстреляли. По их просвещённому мнению, у нас ежедневно проходят утренний и вечерний самообстрелы. Весь интернет загадили...
- Ну а что ты хочешь, - ответил комендант. - Это информационная война. Не менее тяжёлая и важная, чем по¬зиционная. Кстати, вот тебе и ещё одно поручение. Каждый день выходи в соцсети и пиши о том, что у нас происходит в действительности. Это важно. Это нужно. Займись.
- Да я уж занялся на днях... Было дело.
- А что за дело?
Андрей ответил, стараясь избегать бранных слов:
- Да нашёлся один... орёл, скажем так, который заявлял, якобы со ссылкой на местные источники, что наш штаб находится не там, где он находится, а на первом этаже детского дома. На втором, соответственно, живут дети, и таким образом, мы здесь прикрываемся детьми от обстрелов. Пришлось ему ответить.
- И что же ты ему ответил? - живо заинтересовался комендант.
- Ну как тебе сказать помягче, чтоб особо не ругаться... Если не учитывать непристойные выражения, характери¬зующие моральный облик его родителей и его совершенно нетрадиционную сексуальную ориентацию, то в сухом остатке я сожалел о личном знакомстве с ним, разрывал это знакомство и обещал, что при первой же встрече - а она состоится непременно! - вместо того, чтобы пожать ему руку, я набью ему лицо. Собственноручно. И обосновывал это тем, что мне здесь, на месте, виднее, где находится наш штаб ополчения, нежели ему из Москвы.
- Из Москвы?
- Увы, и там козлов достаточно.
-Это точно...
В коридоре послышались шаги.
- А вот и разведка, - заметил комендант, вскочил с места, открыл дверь кабинета и крикнул в коридор: - Ребята, возьмите Штатского с собой! Как раз мимо его дома проезжать будете, заодно и подвезёте.
Андрей молча пожал коменданту руку и вышел из кабинета.
Минут через двадцать Андрей уже вышел из машины возле своего дома. Домой ему сразу не хотелось - он чув¬ствовал себя неимоверно уставшим. Не от физической работы, нет, моральная усталость гораздо хуже, и от неё так просто не избавиться. Отдых и сон здесь малоэффективны, приходится прибегать к испытанному дедовскому средству- алкоголю, при этом отдавая себе отчёт в том, что завтра утром ты должен быть на месте, абсолютно здравомыслящим и без малейшего запаха перегара. И вся сегодняшняя рутина вновь повторится. И то же будет и послезавтра, и потом, и выходных он не увидит очень долго. До полной победы.
Пройдя мимо своего подъезда, Андрей прошёл ещё метров пятьдесят к ближайшему пивняку и дошёл до стоявших на улице столиков, за которыми завсегдатаи пили пиво и по звукам недалёких разрывов довольно точно определяли, куда именно упал снаряд - на заводы, на посёлки, или ближе к центру. Ни у кого из них и в мыслях не было устраивать панику и бежать в какое-то укрытие. Ни к чему. Они привыкли.
- Здравствуй, Андрюша! - радушно сказали ему. - Заходи, попей пивка.
- Зайду, - отозвался Андрей. - Но ненадолго.
- А что так?
- До Светы дойду.
Светой звали хозяйку питейного заведения, до которого нужно было пройти ещё метров тридцать. У неё в продаже была водка, потому Андрей, опрокинув в себя кружку пива, поднялся и направился туда - известно, что пивом голову не обманешь. После штабной повседневной рутины ему была просто необходима нервная разрядка. Хотя бы такая.
Заведение Светы, как всегда, было открыто, а сама хозяйка, завидев Андрея, воскликнула:
- Андрюшенька, заходи, дорогой! Выпить водочки пришёл?
- Водочки выпить, точно. И отдохнуть немного.
- Так садись за столик, отдыхай! Я тебе сейчас всё принесу - и выпить, и поесть.
- Спасибо, Света. У тебя здесь хорошо. Уютно. И я заметил - ты никогда не закрываешься раньше времени.
- А зачем мне раньше закрываться? Обстрелы? Да наплевать мне на них. Если снаряд сюда прилетит, так мне всё равно, где меня убьёт, на улице или здесь. А если другие под обстрел попадут, так они хотя бы сюда забегут, здесь. Укрыться смогут. А я им и водочки налью. И мне всё равно, есть у них деньги или нет. Будут живы - придут и отдадут.
Света не лукавила - она так и поступала. Да и не она одна. На этой же улице под любыми обстрелами работали и магазины, и частники - сапожная и часовая мастерские. Все работники тоже привыкли ко всему. Точно так же, как привыкли коммунальщики, ремонтировавшие электросети и водопровод под огнём, как привыкли заводские рабочие, не прекращавшие работать ни на один день, как привыкли все жители этого осаждённого города, каждый из которых ежедневно совершал свой незримый подвиг. А все вместе эти подвиги складывались в один, единый подвиг. Подвиг города-героя. И не считайте это преувеличением.
Дома мама не спала. Увидев не совсем трезвого Андрея, она вздохнула, но никаких претензий по этому поводу не выразила - и так было ясно, что сын неимоверно устал и потому позволил себе немного расслабиться
- Сынок, - сказала мама Андрею с порога. - Нам бы с тобой все документы в одно место сложить надо.
- Зачем?
- Как зачем? Ну а вдруг нас разбомбят? Так хоть документы под рукой будут.
Трудно было с этим не согласиться. Мама, как уже было сказано, помнила ещё Великую Отечественную и х знала, что говорит. Тем более, к документам она всегда относилась с пиететом. Но Андрею, вымотанному всей дн рутиной, было не до сборов и не до документов. Алкогольную разрядку нужно было подкрепить крепким сном и чем скорее, тем лучше.
- Мама, - вздохнул Андрей. - Поверь мне, старому дураку: если нас с тобой разбомбят, то наши документы никому и на хрен не будут нужны.
- Что ж, может быть, ты и прав, - согласилась мама после паузы. - Есть будешь?
- Буду.
Наскоро перекусив, Андрей разделся, рухнул в постель, покосился нехорошим взглядом на изобретение сади тов - будильник - и минуту спустя уже крепко спал. Звуки обстрела ему не мешали. Он привык. Такая же рутина.
Он спал тяжело, без сновидений. Да и вообще - какие могут быть сны на войне? Самые разнообразные, могут мне ответить. Согласен. Но лучше бы их не видеть. Как и войну.
А назавтра он опять вскочил по будильнику - и всё повторилось. С небольшими вариациями.
Андрей не носил военную форму, не брал в руки оружие и не воевал на передовой. Но он и ему подобные люди делали не менее важное дело, чем бойцы ополчения, вышедшие против карателей с оружием в руках. Ведь именно там в считанных сотнях метров от окопов, люди героически пытались воплотить в жизнь мечту Томмазо Кампанеллы - Город Солнца. Город справедливости. Конечно же, вокруг было достаточно грязи и крови - даже с избытком. В этой грязи невозможно не запачкаться. Конечно же, они и сами были не ангелами - на войне ангелов не бывает. Но по крайней мере, они попытались. Может быть, что-то у них плохо получалось, может быть, они в чём-то и ошибались, но у них не было времени на повторную попытку - они строили свою жизнь сразу набело.
А сейчас этот город находится под оккупацией. Так случилось, что ополчение было вынуждено отступить. Пришли каратели. Город Солнца был разрушен, не успев до конца достроиться. Но очень хотелось бы туда вернуться и довести начатое до конца. И я на это надеюсь.
Сурнин Александр Артурович. Родился в 1961 году в г. Краматорске Донецкой обл. Окончил Краматорский инду¬стриальный институт. Жил во многих городах, сменил множество профессий. Полиграфист, издатель, поэт, прозаик, переводчик, автор-исполнитель. В связи с оккупацией Краматорска украинскими карателями находится в вынужденной эмиграции в г. Луганске.

Сурнин, А. Один день: рассказ / А. Сурнин // International Literator [Российский Литератор; Нижегородский Литератор] - 2016. – №1 (14-22), С. -106-112.