Литература края

Микола ТЮТЮННИК

ЛЕСОПОВАЛ
(Из жизни заключенных)
Памяти Юрия Лексакова,
колымского зэка
и донецкого шахтера

Лесоповал, этап идет до тупика и до упора,
Лесоповал, кругом тайга, она у нас за прокурора!
Из репертуара группы «Лесоповал»

Медвежонок был совсем маленьким, почти игрушечным. Он изворачивался, комично вертел головой, наверное, искал маму, но вокруг были только человеческие лица. Юрка Рыжий взял его под передние лапки да так и держал, словно крепенького щенка, на вытянутых руках. Держал и радостно рассматривал.

– О, зверь! О, хищник! – дурашливо выкрикивал он. – Сейчас всех раздерет, век воли не видать!
– Жаль, что мал совсем, – вздохнул Мопс, – а то бы заколбасить!
Рыжий покосился на него, выстрелил слюной через редкие вставные зубы.
– Я тебе дам заколбасить! Никак не наколбасишься?
Мопс в этот раз сидел за убийство. Правда, так только говориться – «сидел». Тут сидеть не приходилось. Ежедневная норма – несколько кубометров заготовленного «леса». А не успеешь – «хозяин» с «кумом» с тобой быстро разберутся. Быстро научат – как свободу любить.
– А может, отпустить, Рыжий? – несмело спросил Жук. – А то еще медведица прибежит, раздерет всех нахрен!
Заключенные начали озираться. Вокруг, на сотни километров, лес, вековая тайга. Может, и прибежит. Не мог же медвежонок далеко отойти. Бегает где-то поблизости разъяренная мамаша, ищет свое горемычное чадо.
– Вот когда прибежит, тогда и выпустим, – решительно сказал Рыжий. – А пока с нами побудет.
Зэка снова оглянулись, тщетно пытаясь разглядеть среди деревьев страшную в ее материнском горе медведицу. И снова обреченными свиньями завизжали бензопилы.
Как он только забрел сюда?! Как не испугался этого визга?!
Поиграв, Рыжий опустил медвежонка на землю. Зверек не убегал, тыкался своим влажным носом в грубые кирзачи, которые пахли совсем не так, как пахла мама-медведица, еще недавно ласкавшая его языком.
– Заберем с собой, – ни с кем не советуясь, решил Рыжий. – «Хозяину» подарим. У него там внуки, пусть играются.
– Долго не поиграешься, – сурово сказал Шнырь, на лице которого никто и никогда не видел улыбки. – Это он сейчас такой… несчастный. А как подрастет – зверюгой станет!
– Я ж и говорю, – вклинился Мопс, – подкормить бы, а потом – чик!
И для большей ясности, словно ножом, провел у себя по горлу.
– Не показывай на себе, – скривившись, предостерег Рыжий, – а то накличешь, дурачок!
А накликать здесь не долго. Почти каждое утро какого-нибудь жмура из барака выносят. Тот ссучился, тот – проигрался. Бывает, новая партия еще за сотню верст от лагеря, а здешние уже знают: тот – стукач, тот – опущенный… И при встрече начинаются разборки.
– Может, он хавать хочет? – не успокаивался жалостливый Жук. – Покормить бы.
– А чем? – нервно ответил Рыжий. – У нас же как у латыша, – хрен да душа!
Жук повел вокруг глазами, словно надеялся увидеть что-то съедобное.
– А что они вообще там жрут?
– Да что, – буркнул Шнырь, – если ничего нет, то могут и человеченку…
– Ты глянь, падла! – радостно взвизгнул Мопс. – А мы еще с ним сюсюкаемся!
Медвежонок поднял голову и с невыразимой тоской и страхом смотрел на людей. Разве мама не предупреждала его, что человек – это самый страшный и самый лютый зверь! Человек может убить ни за что ни про что! Или ради одной медвежьей шкуры.
– Так, где там балдоха? – повернувшись в сторону заходящего солнца, сказал Рыжий. – Сколько оно сейчас?
– Да уже пора шабашить, – ответил Жук, которому не терпелось покинуть опасное место.
– Тогда потерпит, – глядя на медвежонка, сказал Рыжий. – Вернемся в зону – накормим.
– А вертухай?
– Что – вертухай?
– Куда, скажет, зверя везете?
– Скажем, «хозяину». В подарок.
Появился сержант, привычно держа правую руку возле спускового крючка автомата.
– Ну, что он – не убежал?
– А куда ему бежать, гражданин начальник? Теперь такой же зэка, как и мы!
– Хих-хи!
– Теперь заберем на зону. «Хозяину» подарим.
– Только смотрите, чтобы медведица не кинулась! А то прибежит…
– Так у тебя ж пэпэша, начальник! Дашь очередь, и с нее одни клочья полетят!
– А за патроны кто потом отчитается? С тебя спросят?
Начинало смеркаться, и зэка готовились к отъезду.
Медвежонок смирно сидел у поваленного кедра и, как ребенок, тер лапками глаза.
– У меня когда-то, еще мальца, похожий кобелек был, – неожиданно усмехнулся Рыжий. – Толстопузый такой, я его Медвежонком и звал. Бывало, еще сплю, а он подлезет и давай лизать меня в лицо…
Рыжий помолчал, улыбка сошла, превратившись в гримасу боли.
– Падлой буду, за человеком бы так не убивался, как тогда за ним…
Жук оставил бензопилу, спросил:
– А что, убил кто-то?
Рыжий посмотрел на него, но ничего не ответил.
Вскоре и двинули. Сержант сел в кабину, заключенные – в кузов. На соседней делянке они остановятся, подберут еще кого-то.
Медвежонок словно догадывался, что навсегда прощается с родными местами, со своей несчастной мамой-медведицей. Он совсем по-взрослому зарычал и снова начал уворачиваться от людских рук.
– А ну, а ну… – замахнулся на него Шнырь, которому пришлось принять это неспокойное существо. – Молчи, тебе сказано!
Рыжий, давно уж не молодой, вечный зэка, тяжело перекинул через борт ногу, шатаясь, прошел поближе к кабине и устало присел, опершись на нее спиной.
– Гони!
И в этот момент показалась медведица.
Мопс – не выработался, скотина! – вскочил на ноги и, вытанцовывая, начал крутить медведице кукиши.
– Ах-ха-ха-ха! Что – съела, падла лохматая?! Съела?! На-ка, выкуси! Нечего было тайгой лазить!
Медведица поднялась на задние лапы, словно пыталась рассмотреть в кузове свое дитя, и с ревом кинулась вослед.
Водитель все понял, быстро перешел на вторую, а потом и третью скорость. Кузов начало подбрасывать и заключенные на какой-то миг оставили медвежонка и схватились за борта грузовичка. Медвежонок докатился до заднего борта и попробовал вылезть.
– Ты куда?! А ну, стой!
Шнырь успел схватить его и с такой силой швырнул назад, что зверек, пролетев, больно ударился головой.
Он уже не рычал, а почти по-человечьи плакал, пытаясь схватить зубами пропахшие табаком руки.
– Го-ни! Го-ни! – почти хором орали в кузове, с радостью замечая, что медведица начинает отставать. – Дави на всю железку!
Медведица еще некоторое время бежала, тяжело подкидывая свое обширное тело. Скоро она запалится, упадет, начнет качаться по земле, с ревом раздирая ужасными когтями свою несчастную голову.
В кузове облегченно засмеялись, только теперь осознавая, что были на волосок от смерти. Всех бы, конечно, не успела, но кого-то бы точно разорвала!
Водитель выглянул в окно, что-то закричал.
Его сначала не поняли.
– Го-ни! Го-ни!
И только за поворотом дошло: не убежать!
Дорога пошла вверх, ни третья, ни даже вторая скорость не могли вытянуть груженую машину на такую горку. Пришлось водителю снова перейти на первую. ГАЗик натужно завыл, выматывая душу, и все сидящие в кузове с ужасом заметили, что расстояние между машиной и разъяренным зверем начало сокращаться.
– Сержант! Стреляй! – оглушительно заорал Мопс, чтобы услышали даже в кабине.
– Как он тебе выстрелит? Надо же остановиться! А тут и она подскочит!
Медведица прекратила рев, видимо, уже мысленно наслаждаясь своей скорой местью. И, ко всеобщему ужасу, прибавила ходу!
– Выбрось его, Рыжий! – снова заорал Мопс. – Выкинь нахрен! А то она нас всех порвет!
– Разобьется ж!..
– Да и хрен с ним!
Рыжий схватил медвежонка, приблизился к заднему борту и, наклонившись как можно ниже, выпустил его из рук. Сам он при этом только чудом удержался, не свалился за борт и остался жив.
Медвежонок подпрыгнул, как резиновый мяч, и покатился медведице под ноги. Она вмиг остановилась, радостно облизала свое драгоценное дитя и, отшлепав, как настоящая мать, по попе, повела в лес…

Тютюнник, М. Лесоповал / Тютюнник [ Электронный ресурс ] // Свой вариант.- 2018.
Режим доступа: http://mspu.org.ua/prose/16587-lesopoval.html