История Луганщины

Воевали три брата

Мой покойный дедушка Николай Гайворонский, когда его приглашали встретиться со школьниками, не хотел рассказывать ребятам жестокую правду о войне. Боялся ранить нежные детские души. Он ведь свято верил, что никогда не будет сражений на его родной земле, что дети не будут расти под свист пуль и грохот орудий, что у нас всегда будет мирное небо над головой.

Мерные остаются молодыми

По воле судьбы братья Гайворонские в Великую Отечественную сменяли друг друга в строю, если защищая Отчизну погибал один, на его место становился другой. Старший из них - мой двоюродный дед Василий. Накануне войны он только успел почувствовать себя взрослым, наравне с отцом стал кормильцем многодетной семьи. После 7 класса пошел работать в контору шахты №3/4.
Но тут его призвали на службу в армию. Василий писал родным, что по ту сторону белорусско-польской границы скапливаются немецкие войска, техника. Все предвещало войну. И она ворвалась в жизнь наших дедов и прадедов 22 июня 1941 года, а уже 2 июля Василий в Минске попал в плен. И для него потянулись три страшных и бесконечных месяца в аду, когда так хочется жить и в то же время ждешь смерти, как избавления от невыносимых мучений.
В немецком лагере Шталаг 307 (в Демблинской крепости в Польше) в 1941-1942 годах погибло не меньше 80 тыс. военопленных. Многие узники жили под открытым небом на лагерном плацу, да и в казармах с голыми каменными полами было ненамного лучше. Кормили хлебом из древесной муки, перемолотой соломы и травы. Охранники по самому ничтожному поводу и без повода, просто ради жестокой забавы расстреливали несчастных военнопленных.
12 октября 20-летний Василий погиб в плену. Похоронен в Демблине. Ему не суждено было стать мужем и отцом, услышать: «Спасибо деду за Победу!». Подробности о его судьбе удалось узнать только в XXI веке, после открытия доступа к архивам ЦАМО.
Мальчишки-воины
В 1943 году пришла оче¬редь защищать Отчизну младшего брата - моего деда, Николая Семеновича. Ему было всего 17 лет. Из-за войны он не успел доучиться в школе.
В учебном пункте было очень голодно, паренек, недолго думая, оттуда сбежал: сел на поезд и уехал на фронт. На войне быстро взрослеют, становятся настоящими мужчинами... Когда в первый раз побывал под обстрелом и оглянулся вокруг, стало так страшно. Солдат постарше скрутил ему самокрутку. Так дед закурил... В самый разгар боев кроме всего прочего мучила жажда - воды не хватало. А пить хотелось так, что хоть из лужи черпай и пей. И черпал.И пил. Подхватил желтуху. Перенес болезнь в строю, на передовой.
В1944 году за апрельские бои под Одессой красноармеец Гайворонский получил благодарность. Есть у дедушки две медали «За боевые заслуги».
Николай Семенович редко рассказывал о войне - не любил. Ему тяжело было вспоминать: «Перед штыковой атакой нам давали «наркомовские сто грамм»... И когда бросаешься на врага, что-то переключается в голове, ты уже не помнишь, не ощущаешь, что убиваешь людей в ближнем бою. И если не ты их, то они - тебя.......Старое кожаное портмоне. Дедушкино портмоне. Дед носил его в нагрудном кармане гимнастерки. И в портмоне - крохотное отверстие от пули. Оно, это портмоне, спасло дедушку и стало талисманом для бойца Гайворонского.
И еще о судьбе. Фашистские танки утюжили окопы красноармейцев. Раненого дедушку засыпало землей. По счастливой случайности кто-то из товарищей заметил крохотный кусочек шинели, выглядывающий из земли. И его откопали, раненого в бедро, контуженного, но живого!
...Для Николая Гайворонского война закончилась только в 1950 году. Он освобождал Чехию, Словакию, Болгарию, Венгрию, Румынию. Сам говорил: пол-Европы прополз. В1945 году молоденьких, но уже опытных фронтовиков оставляли служить - после военного лихолетья людей не хватало. Дедушка попал в специальные войска, прошел подготовку по самообороне и снайперской стрельбе. В Румынии
его подразделение охраняло важные объекты.
А потом опять война, только уже другая, в которой каждое мгновение грозила опасность от скрытого врага - бандеровцев... После тяжелого ранения и лечения в госпитале его все-таки демобилизовали Николай Гайворонский смог вернуться домой. Единственный из трех братьев. Он окончил вечернюю школу и медицинский институт, работал травматологом, спасал здоровье и жизнь людей.
...Смогли прожить жизнь за троих? Не получилось - умер очень рано, в 47 лет. Но главное - он оставил нам, своим внукам, переданные через поколения воспоминания о себе и своих братьях. О том, как они, по сути, мальчишки, стояли насмерть.
«Мой милый, еслиб не было войны»
Довоенная открытка: девушка опира¬ется на дощатый забор, а по другую его сторону стоит юноша с розой. Молодые, красивые, влюбленные. На обороте красивым почерком выведено пером: «Степа, поздравляю тебя с праздником Первого мая. На долгую незабываемую память Степану Г. от ПАТ.25.IV.1941».
До войны оставалось два месяца. Степан Гайворонский, еще один брат моего деда, навеки оставшийся 20-летним. Наверно, эта открытка от его девушки. Еще одна несбывшаяся судьба. И невольно вспоминаешь щемящие душу слова песни: «Мой милый, если б не было войны»...
Есть его потрепанный дневник, написанный карандашом, почерк разбирается с трудом:
«Я возвращался домой по случаю прекращения занятий в техникуме, в виду войны. Сидя у окна вагона, я был задумчив. Но гудок паровоза, приближающегося к станции назначения, отвлек меня от уныния. Поезд остановился. И я взял в правую руку свой чемодан и вышел на перрон. Семья обрадовалась моему приезду. Во время моего пребывания в техникуме я был зачислен в одно из военных училищ. А потому, пробыв дома два- три дня, мне необходимо было явиться для регистрации в военкомата потом ожидать вызова в училище.
К большому сожалению, мой меньший брат Николай Гайворонский в это время был у бабушки. Я посоветовался с родителями, решил проведать бабушку и одновременно проститься с Николаем. Спустя два дня, когда я был у бабушки, вдруг молва: «Немецкие танки за околицей деревни!». Мы с Николаем остались
на оккупированной территории. К вечеру в селение явились вражеские мотоколонны. Окулировав эту территорию, на следующий день мотоколонны, сопровождаемые танковыми частями, двинулись на Ростов и Шахты.
Через несколько дней эта местность наполнилась вновь прибывающими немецкими войсками. И только спустя 12 дней в этом направлении Красная Армия начала наступление. При отступлении немцы, спасая свою шкуру, оставляли на позициях солдат подчиненных им стран. На одном из участков Южного фронта немецкую позицию держали словаки. Мы с братом решили спросить о возможности пройти позицию. Словаки, владея языком, характерным славянскому наречию, и потому по смыслу понятным для нас,ответили отрицательно.
Не теряя присутствия силы воли, мы двинулись в путь. Словаки заметили два удалявшиеся силуэта и открыли огонь из автоматов. Свист пуль над головами заставил нас мгновенно опуститься на землю в ров.
Настали сумерки. Мы после семичасового испытания возвратились с большим риском к бабушке. И только 2 декабря наши войска выбили врагов с этой территории, и мы смогли добраться домой. Написано 20 января 1942 года».
А вот его последнее, пожелтевшее от времени, бережно хранимое письмо с фронта:
«6 июня 1943 года
Здравствуйте, дорогие родители, папа, мама, Коля, Анастасия, Нюся и Олечка. Спешу сообщить, что я жив и здоров. Мои боевые дела обстоят хорошо. От вас
получил только одно письмо, написанное Анастасией. Передайте от меня привет родственникам. Пишите письма и сообщайте новости: возможно, что слышно о Васе, сообщите. А пока до встречи. Ваш сын Степан Пиши письма, Коля».
Мой дедушка искал пропавшего без вести брата и спустя несколько лет после Великой Отечественной войны получил письмо от его однополчанина:
«Здравствуйте, незнакомые мне Николай Семенович и вся ваша семья. Пишет вам Семен Иванович Луговой. Получил я от вас письмо - верная весть о своем лучшем боевом товарище тех грозных лет. Встретил я Степу в городе Камышине Сталинградской области, где были на формировании с ним вместе с февраля
1942 года и до Курской битвы. Пользовались одним котелком на двоих.
Прибыли мы на фронт, вернее, в окопы, где-то 10 мая 1942 года. Это было в районе города Ливны Орловской области. Находились в обороне до января 1943 года, а 26 января пошли в наступление. Освобождали города Орловской и Курской области: Курск-Фатеж-Любаж, более 500 населенных пунктов было освобождено нашей частью. И мы со Степой были всегда впереди, то в разведке, то со связью.
Степу последний раз я видел 4 июля 1942 года перед началом Курской битвы. Он был комсоргом батальона. Я в это время был на курсах радистов при полку. На рассвете 5 июля началась грандиозная битва.
Меня 7 июля разрывом снаряда контузило и закидало землей. Товарищи посчитали, что я убит, и оставили, но прошло время, я пришел в себя, освободился от земли. К вечеру меня ранили, в правое бедро вскочила пуля.
Я лично не видел раненого Степу, но, будучи в госпитале, после 10 июля я встретился с парторгом батальона, старшим лейтенантом Дудкой, который мне сообщил, что я якобы убит (имеется извещение о пропавшем без вести). В батальоне потери небольшие, за исключением одной роты: осталась в окружении.
Он мне и сообщил, что комсорг полка младший лейтенант Черных и комсорг батальона Гайворонский были ранены одной миной. Черных - смертельное Гайворонскому перебило обе ноги и нос. Это было 5 или, возможно, 6 июля 1943.
Отец Степы работал на шахте. Что еще можно вспомнить? Он был рус, нос горбинкой, немного картавил, или про¬сто такая речь. На этом кончаю. С приветом к вам,С.И. Луговой».
И опять же, только после открытия архивов ЦАМО я выяснила, что Степан Гайворонский умер от ран 28 июля 1943 года. Похоронен в селе Косилово Фатежского района Курской области.
Не знаю, надо или нет рассказывать школьникам всю
правду о жестокости войны. Но о ее героях - нужно
обязательно. И еще в одном абсолютно согласна с
дедушкой: наши люди должны жить под мирным небом! И
мир нужно защищать, как это делают сейчас наши ребята
- герои уже нашего поколения,
Елена БЕСЕДИНА
Беседина, Е. Воевали три брата / Е. Беседина // Восточный Донбасс. – 2020. – 1 апр.