История Луганщины

Кино о воине:
киношное детство мое

Взрослея, человек спешит расстаться со своим детством, однако память детства цепко держит его всю жизнь... Вспомнился мне первый для меня киносеанс. Все мы, взрослые и дети, восторженно воспринимаем само кино и мир кино. Экран - это пространство самопознания, а любая кинолента - что-то вроде локуса на генетической карте истории. Кино помогает понять прошлое, ценить настоящее и будущее. Да и жизнь любого человека тоже может быть основой для не менее интересного киносценария, не говоря о великом разнообразии сюжетов.
Назвать точно фильм, который я увидел впервые в своей жизни, не могу. На мои расспросы мама то ли в шутку, то ли всерьез говорила: «То ж было «В шесть часов после войны».
Этот художественный фильм военных времен потом смотрел не один раз. Но тогда за-помнил только обстановку, которая впечатлила больше, чем само содержание фильма. Вначале было удивление. Как мерцающий луч приводит в движение картинки на экране?! Узнать что-то больше о том вечере у мамы - не догадался. Помню только то, что случилось это, когда мне было отроду около пяти лет. И было это в Монголии.

«ТОЧКА «ЛЕНИНГРАД»
С 1944 года я и мама жили в местечке Тамцак-Булак, куда годом раньше, в январе сорок третьего, был направлен в специальную командировку отец - инструктором на службу в б-ю кавалерийскую дивизию Монгольской народно-революционной армии. Летом 1945 года он в составе Южной группы войск участвовал в боевых действиях против империалистической Японии. И если война в Европе с фашистами закончилась, то в этих местах она только начиналась.
Непосредственно с нами отец не был. Где-то воевал, находясь на казарменном положении в действующей армии.
Перебрались мы в те места из холодного и голодного Иркутска. Полагали, что так будет лучше. К тому же, по воспоминаниям мамы и бабушки, я в раннем детстве рос болезненным ребенком и к тому времени уже переболел корью, дважды - воспалением легких и кучей других болячек. Для того чтобы выходить меня, мама сдавала свою кровь, а бабушка отдавала почти весь свой скромный паек бойца военизированной охраны. Всё было, как поется в песне: «Дан приказ: ему - на Запад, а ей - в другую сторону».
Тамцак-Булак считался городком, хотя здесь, помнится, было всего несколько саманных домиков, похожих на сараи, да около сотни беспорядочно разбросанных больших и малы войлочных юрт - стойбищ монголов, землянки и брезентовые палатки военных.
Местность эта, подобно старой скатерти на столе, представляла голую равнину со скудным травяным покровом - ни то пустыня, ни то степь. И без единого деревца!
Накатанная колея грунтовой дороги вела из городка к реке Халхин-Гол. На языке военных место, где мы проживали, называли «Точка «Ленинград». Почему? Очевидно, по условному названию временного полевого аэродрома с «ястребками» и «кукурузниками». Был он в нескольких километрах от Тамцак- Булака. Кругом была такая степь, что, по выражению военных летчиков, самолеты можно было сажать в любом месте. О настоящем Ленинграде, как о большом городе, местная ребятня даже понятия не имела.
Тамцак-Булак летом 45-го был фронтовым городком. Здесь находился штаб командующего фронтом маршала Родиона Яковлевича Малиновского. Тут же с мая по ноябрь 45-го было расквартировано и управление Главного полевого эвакопункта Забайкальско-Амурского фронта.
Быт тамошнего населения был суров. Жили мы в землянке. Это не было, как поется о войне - «землянка наша в три наката». Крыша землянки, со слов мамы, делалась из кошмы или брезента, потом она присыпалась землей или обмазывалась глиной, а внутри местами обтягивалась «далембой» - этаким дешевым хлопчатобумажным материалом. Летом в ней было комфортно прохладно, зимой пока топили - тепло, а чаще - холодно. Отапливались кизяками, прессованным навозом. Вода была привозная. Привозили её цирики - монгольские солдаты. До Монголии мама работала лаборантом в противочумном институте «Чумине», а здесь служила в медсанбате.
Две землянки, три палатки - вот уже по-военному и «гарнизон». Их постояльцы стремились жить одной семьёй. Кучковались. У каждого гарнизона, как и у любой семьи, - свой характер. Соседи, тоже жены военпредов и геологов, а ребятня, представленная сама себе, играла преимущественно в «войнушку». Бои шли где-то рядом. Была слышна канонада орудийной перестрелки, чем-то похожая на раскаты летней грозы.
ВОЛШЕБСТВО КИНО
В веренице будней дней редки дни, которые запоминаются навсегда. Тем более в наивных впечатлениях детства. Об одном из таких моментов я часто не без хвастовства рассказывал пацанам-сверстникам.
Почти безоблачное небо еще долго оставалось светлым. Вечерело. В этот отрезок времени, между днем и ночью, каждый вроде бы начинает принадлежать сам себе, своим не хитростным занятиям.
Когда и кто именно пригласил тогда нас, «местных», смотреть кино - не знаю. К штабистам на то кино сошлась вся русская «бабица» со своей детворой. Слово «кино» мы толком знать не знали и не понимали.
Был август. Для нас тогда все дни были одинаковы. Сожалею, что дату этого события у мамы потом я так и не уточнил. По-детски запомнились некоторые моменты и детали того вечера. Это, во-первых, удивительно большая, белая простынь, растянутая меж столбами, и в нескольких десятков шагов от нее причудливый аппарат на штативе - треноге. Возле него возился военный человек, что-то примеряя и пристраивая, а на всем пространстве, между ним и экраном, чем и была закрепленная простынь, солдаты расставляли деревянные скамейки. Пока смеркалось, было шумно и оживленно.
Потом что-то громко щелкнуло, и над усевшимися на скамейках людьми пробежал луч света. Аппарат, подобно кузнечику, застрекотал, на белом полотне сразу же возникли, пришли в движение фигурки людей. Появился звук. Экран стремительно оживал картинками, зрелищными элементами, завораживал. Через некоторое время волшебство это прервалось. Наступила немая пауза, но ненадолго. Раздались людские возгласы, шепоток быстро перешел в многоголосый шум. Одновременно то тут, то там заискрились огоньки прикуренных папирос, заклубился виток за витком табачный дым. Оказалось, что закончилась лишь первая часть фильма. Так повторялось каждый раз, пока киномеханик сменял бобину с уже прокрученной лентой на другую бобину со следующей частью фильма. Атмосфера тогда происходящего была вроде современного клубного показа. Столь же искурено-прокуренной. Но всё же более искренней в эмоциях и общении - непринужденной. Зрителями были фронтовики, на фоне которых словно яркие цветы на лугу выделялись женщины-штабистки (их еще называли почему-то штабные ППЖ - походно- полевые жены), щеголявшие в отполи-рованных ваксой хромовых сапожках и одноцветных - цвета насыщенного хаки - гимнастерках и юбках из ткани габардин.
От всего этого у нас, малышни, восседавшей на скамейке перед самым кинопроекционным экраном, возникло ощущение праздника, которого мы до этого практически и не знали и по-настоящему не ощущали. И до сеанса, особенно после него, взрослые старались каждого из нас как-то приласкать, чем-то угостить, потискать. В памяти осталось осязание упругой и мягкой шерстяной ткани гимнастерок от прикосновений со штабистами. Запомнились запахи - дорогого табака офицерских папирос штабистов и терпкой махорки солдатских «самокруток».
Долгое время потом еще хранились подаренные мне штабистами в тот вечер «безделицы» - металлический портсигар и перочинный ножик - предметы моей особой гордости и богатства.
«КИНО в кино»
После кино, очевидно, кто-то из старших по званию распорядился расставить столы, сколоченные из досок на скорую руку, и накрыть их. Пригласили и женщин с детьми. Пили за победу. Пели. В конце, когда стали расходиться, чей-то басовитый голос напутствовал: «Потерпите, бабоньки, скоро мужья вернуться. Разобьют са¬мураев! Вернуться ваши! С Победой!»
Напоследок кто-то дал маме консервы. Испробовав (и тушёнку, и ананасы - ел впервые!), рецепторы вкуса запомнили эту снедь, как нечто неповторимое и не-забываемое, - на всю жизнь.
А киношное мое послевоенное детство нашло продолжение уже в Закавказье. После Монголии отец как старший офицер-топограф получил назначение продолжить службу в тех краях. Переезд был трансконтинентальный: грузовиком - сквозь степь и тайгу от Улан-Батора до пограничного пункта «станция Борзя», от неё в «теплушке» по ж/а - до Иркутска, а оттуда пассажирским поездом - до Москвы, а потом - до Тбилиси и далее. Так родители навсегда покидали землю своей молодости. В те же, послевоенные годы был популярен и любим моими родителями фильм «Поезд идет на Восток». Забытое кино. Очень доброе и хорошее!
Таким же вспоминается мне и наш переезд с Востока на Запад. Конечной точкой была Армения, город Кировакан. Сюда после боевых действий была дислоцирована орденоносная 15-я мотострелковая дивизия, имевшая почетное звание Инзенская Сивашско-Штеттинская, где отцу предстояло нести службу. Вновь гарнизонный быт. Неустроенность. Надо было обживаться. Волею судеб значительная часть моей зрелой жизни; связана с Донбассом, с Луганском. Оказалось, что история города тесно переплетена с 15-й Инзенской стрелковой дивизией, которая вместе с пролетариатом города держала оборону, отражая натиск белогвардейцев. В городе есть улица с именем революционного комдива того периода Яна Лациса, а погибшему в те дни комиссару дивизии Генриху Звейнику в 1978 г. был установлен бюст. С тех пор минуло сто лет.
...Вот, пожалуй, и все что запомнилось от первого в моей жизни киносеанса, о «кино в кино». А потом то кино было разное: проходящее и знаковое, остающее ся надолго в памяти. Это слова и музыка моего поколения. С таким настроем мы, подростки, подранки, детвора войны, бежали на улицы и пустыри играть в «войну», «бить фрицев». Дети войны. Они по-настоящему не воевали. Были малы. Не все они дожили и выжили до Победы: одни были на линии фронта, другие - в оккупации или эвакуации, кто-то находился в глубоком тылу. Но память сурового детства жива.
Так сталось... Логично закончить воспоминания поэтическими строками –
Спасибо вам, «киношники» мои, За километры грозной кинопленки.
Борис Москалюк, Луганск, 2014 г.

Москалюк, Б. Кино о воине: киношное детство мое / Б. Москалюк // Жизнь Луганска. – 2020. – 4 март.